Проклятый граф. Том V. Ночь Большой луны

12

Луна, огромная, невероятная, висела на небе, занимая собою, казалось, его целиком и свет ее, холодный, серебристо-пронзительный, был столь ярок, что чудилось будто площадка на вершине башни озарена солнцем.

Или, по крайней мере, лишь центр ее, коль скоро края, углы, образованные каменным высоким бордюром по сторонам, тонули во мраке, и чудилось, будто где-то в нем кроется опасность.

На первый взгляд, на крыше никого не было.

Путешественники, достигшие, наконец, своей цели, убежденные в том, что здесь их ждет бой не менее жестокий, чем все, что довелось пережить им раньше, поднявшись по лестнице, остановились, недоуменно озираясь и переглядываясь.

Винсент, как обычно предводительствующий их отряд, стоял впереди, немного отведя руку в сторону, не позволяя никому подходить ближе и внимательно созерцал окружающий их пейзаж.

Площадка на вершине башни была, если уж не совсем маленькой, то и, безусловно, отнюдь не огромной, а из-за тьмы по сторонам казалась еще меньше, чем, надо признать, изрядно смущала.

- Им места-то хватит? – Роман, как обычно, не могущий молчать в серьезных ситуациях, скептически приподнял бровь, - Задумали целую армию на этом пятачке – глупцы! Тут же тесно будет.

- Тише! – хранитель памяти, хмурясь, погрозил шутнику пальцем и, окинув еще одним долгим взглядом площадку, задерживая взор на мраке по краям, обратил его, наконец, на ее пол, или, точнее, на то, что было на этом полу.

Прямо перед ними, начинаясь практически у ног Винсента, виднелся ярко озаренный огромной луной, начертанный чем-то темным равносторонний треугольник, указующий одной из вершин прямо на ночное светило. Две других вершины были простерты в стороны, словно стремясь объять и башню, и лес, ее окружающий.

- Порча старинного имущества – ай-яй-яй, как не стыдно! – на сей раз голос решил подать столь же неугомонный, как брат, Людовик, - Раскрашивать дурацкими картинками пол древней башни – это уже не просто вандализм, за это я бы лично отправил на плаху!

- Умолкни, - Винсент сдвинул брови сильнее и, погрозив на сей раз кулаком, весомо добавил, - Чувствуешь запах?

Луи потянул носом воздух. Обоняние его, обостренное некогда экспериментами дяди, но в последнее время начавшее несколько ослабевать, было, тем не менее, много острее, чем у обычных людей, поэтому сообразить, что имеет в виду Винс, труда для него не составило.

- Кровь? – молодой маг ухмыльнулся – старые замашки были забыты еще не до конца, и запах крови порою будил в нем застарелую ее жажду.

Роман, тоже принюхавшись, поморщился.

- Должно быть, кровь тех самых, безвинно убиенных девушек, загрызенных злобненьким песиком и покусанных диким паучком. Она была им нужна, чтобы странные рисунки делать?

- Не пытаюсь оправдать этих мерзавцев, но что странного ты находишь в треугольнике? – Эрик, всеми силами опекающий явно нервничающую больше всех их супругу, удивленно приподнял бровь и, сделав небольшой шажок вперед, закрыл Татьяну собой.

Виконт, судя по всему, не ждавший от брата такой недогадливости, медленно перевел взгляд для начала на Людовика, а затем уже обратил его к вопрошающему.

- Если бы вы вгляделись пристальнее, брат мой… - елейным голоском завел он, - То увидели бы, что треугольник, как вы выразились, представляет собою нечто большее, чем обычная геометрическая фигура. Начнем с того, что стороны его, безусловно, равны не идеально, хотя это можно списать на неумение художников, и продолжим линиями, исходящими из каждой вершины в центр, бесконечно рассеивающимися и переплетающимися и, в конечном итоге, формирующими… - он прищурился, всматриваясь в изображенную фигуру внимательнее, - Раз, два, три, четыре… девятиугольник. Это немножечко удивляет, замечу вам, ибо подобных изображений я прежде не встречал.

- Ты и с ритуалом таким прежде не сталкивался, Роман, - Альберт негромко вздохнул и, приподняв подбородок, еще раз оглядел предполагаемую арену действий, - Странно, я не вижу предметов. Однако, они должны быть, сила их для наших врагов неоценима…

Ответить никто из присутствующих, включая даже Романа, не успел.

Чей-то тихий смех, неприятный, шуршащий, ветром пронесся над крышей башни, сменяясь, наконец, до омерзения знакомым, не то сиплым, не то хриплым голосом.

- Так-так-так… Значит, зрители сегодня все-таки будут.

В одном из углов крыши, в самой темноте, вдруг возникла, будто вынырнув из воздуха, высокая светлая фигура, безмерно знакомая и безмерно отвратительная в своей непогрешимой уверенности.

- Друг мой не будет рад этому, - мужчина шагнул вперед, выходя на лунный свет и, приподняв голову, окинул прибывших надменным взглядом свысока. Прозрачно-зеленые глаза его едва заметно блеснули.

Татьяна, внезапно испытав почти животный ужас, безмерный страх перед этим человеком, невольно отступила, прячась за спинами своих более сильных спутников, сама толком не зная, на чью помощь в этот миг она рассчитывает больше – на помощь мужа, отца или все-таки дяди. Впрочем, при учете наличия здесь же, на крыше, еще и двух итальянцев, и родного брата, и двух деверей, а также оборотня, выбор девушки значительно расширялся, поэтому путаться она могла бесконечно долго.

Впрочем, делать этого не стала, предпочитая сосредоточить все внимание на происходящем.

- Я знал, что ты сумел освободиться, Венсен, - продолжал, тем временем, явившийся вдруг пред ними ворас, - Знал, как знал это и Чеслав. Увы, свобода не принесет тебе спасения – завершив ритуал, мы убьем тебя, ла Бошер… Я убью.

- Твой друг говорил, что, возможно, предпочтет сделать это лично, Мактиере, - Винсент легко развел руки в стороны, даря извечному врагу насмешливую улыбку, - Вы уж определитесь как-то, договоритесь между собой… Не стоит делить меня и ссориться из-за этого, это недостойно друзей, - в последних его словах прозвучала откровенная издевка, однако, Анхель предпочел ее не заметить.

- Быть может, мы совершим это вместе, - хладнокровно отозвался он и неожиданно улыбнулся, - Но довольно разговоров. Вы пришли сюда, дабы увидеть ритуал, что ж… Нам пора начинать, - он резко шагнул вперед, наступая на тот край треугольника, что указывал точно на луну и, разведя руки в стороны, приподнял подбородок. Голос его зазвучал резко и неприятно, в нем чувствовался приказ, в нем ощущалась странная власть и, в то же время, - призыв.

- Interfectorem occidere, Ingannamorte!

Марко, как человек, в латыни из всех присутствующих смыслящий очень мало, практически в ней не разбирающийся, немного подался вперед, ближе к уху своего отца и создателя.

- Что он говорит?

Паоло недовольно отмахнулся. Все внимание его было приковано к залитой лунным светом площадке, и отвлекаться совершенно не хотелось.

- Призывает кого-то… Что-то вроде «убей, Инганнаморте»… Кто такой Инганнаморте, мне неизвестно.

Ответом ему послужил еще один знакомый, и не менее неприятный голос.

Он прозвучал внезапно, одновременно со вспышкой яркого пламени точно в центре треугольника, одновременно с формированием этого пламени в человеческую фигуру.

- Однако, вы могли бы догадаться, синьор, если бы дали себе немного труда.

Молодой человек, ярко-рыжий, с горящими пламенем желтыми глазами, уверенно шагнул вперед, немного заслоняя друга собой.

- Когда-то я сообщал вашим друзьям, что помимо имени Че́слав Вилкас, я имею так же и другое имя, то, что дал себе сам… Видимо, пришло время сообщить вам о нем. Инганнаморте – победивший смерть, такое имя я взял себе в тот самый миг, когда избавив мир от Рейнира, сумел обрести бессмертие. Знаете, друзья мои… - он усмехнулся, окидывая взглядом всю толпу наблюдателей, - Я ведь никогда не хотел умирать, всегда трепетал пред смертью. Я никогда не хотел уйти, не завершив своих дел, не отомстив, не оказав помощь другу… Поэтому я победил смерть, - оборотень быстро облизал губы и, внезапно сунув руку в карман штанов, что-то извлек из них, небрежным жестом бросая это на тот угол треугольника, что был дальше от ошарашенных визитеров, - Но нам пора начинать. Вы явились убедиться, что мы приведем свой план в исполнение – что ж, смотрите, я не буду возражать. Но есть одно «но»… - он резко обернулся к незваным гостям, вытягивая перед собою руку открытой ладонью вперед.

Глаза молодого человека полыхнули опасным пламенем. Лунный свет, будто объяв его руку, на какое-то мгновение сделался ее продолжением, лучики протянулись от простертой вперед ладони прямо к созерцателям.

Мгновение – и свет окружил их, лучи сплелись в тончайшую сетку, очаровательно-прекрасную, безжалостно-холодную и совершенно непоколебимую.

- Дьявол! – Альберт, по-видимому, такого не ждавший, рыкнул, ударяя по прочной лунной сетке кулаком.

Чеслав, довольный этим, радостно расхохотался, запрокидывая голову.

- Маленький изъян – небольшие прорехи между лучами, думаю, не сумеют помочь вам, ибо просочиться сквозь них не сумеете даже вы, - сквозь смех заметил он, - Вы будете свидетелями нашего триумфа, глупцы, вы увидите, как ставит мат в своей игре Инганнаморте! Вставай, Ан! Время пришло и, коль скоро ты решился… - здесь он на несколько мгновений сжал губы: самоотверженности друга Чес все еще не одобрял, однако, выбора не видел, - Ты знаешь, что должен делать.

- О, да… - Анхель, медленно отступив назад, тонко и как-то особенно опасно улыбнулся, склоняя голову, - Это я знаю.

Больше говорить он ничего не стал, вероятно, не желая раскрывать сразу все карты врагам, предпочитая действия словам, и, отойдя к дальнему краю треугольника, тому, что указывал на Большую луну, повернулся к ней лицом, поднимая голову.

Глаза его чуть сверкнули, отражая лунный свет; вся фигура ярко и ясно осветилась, будто залитая солнцем. Ворас глубоко вздохнул – он любил находится на свету, пусть даже и не на солнечном, и радовался редким мгновениям, когда это было возможно.

- Bibere sanguinem luna… - прошептал он, закрывая глаза и подставляя лицо свету.

Винсент нахмурился, чуть поворачивая голову вбок, вглядываясь в своего извечного врага искоса.

- «Пью лунную кровь»… - тихо перевел он и, закусив на мгновение губу, покачал головой, - Что он задумал…

- Хочет слиться с Луной, чтобы обрести еще бо́льшую силу, - Альберт, в эти мгновения понимающий происходящее лучше предка, нахмурился сам, - Это было запрещено много веков назад. Пить лунную кровь, пить самую суть Большой луны, впитывать ее в себя… Он безумец, это смертельно опасно, нужно знать меру!..

Чеслав, от которого разговоры за решеткой не оставались тайной, быстро улыбнулся, бросая на великого мастера насмешливый взгляд.

- Мы… знаем меру, мастер, - он чуть склонился в сторону мигом помрачневшего мага, - Благодарим за заботу. Будьте любезны – не отвлекайте нас, - и, завершив свою коротенькую речь, оборотень решительно двинулся к другому краю треугольника, тому, что находился не слишком далеко от растерянных наблюдателей, тому, что простирался в левую сторону.

На правом, симметричном ему, углу что-то смутно поблескивало, отражая свет Луны – предметы, брошенные туда рукою Инганнаморте.

Девушка, которую до сей поры больше беспокоили их непосредственные противники, неожиданно глянув туда, вдруг насторожилась, прищуриваясь – предметы она узнала, не могла не узнать, ибо носить их ей доводилось уже далеко не один год.

- Браслет… кулон… - она зажмурилась и, вдруг осененная внезапной мыслью, дернула дядю за рукав, - Винс! То, что они сделают сейчас с предметами, это… это же не отразится на Тио?..

Хранитель памяти, прекрасно знающий, как сильно его многократно внучатая племянница привязана к своей кошке, успокаивающе улыбнулся, легонько сжимая ее руку.

- Конечно, нет. Тиона связана со мной, связана с тобой, а в эти вещи силу она просто передает. Обратного хода магия, направленная на них, иметь не будет, не переживай… Дьявол, - последнее слово, произнесенное очень спокойно, как бы между делом, было достаточно мягкой характеристикой происходящего в кровавом треугольнике.

Чеслав, присевший на корточки возле своего угла, мягко касался двумя пальцами его края и, не сводя взгляда с Анхеля, безмолвно ждал, пока тот завершит свои действия.

Ворас же, между тем, поглощающий силу, поглощающий свет, самую сущность Большой луны, стоял, замерев и подставив ей лицо, стоял, освещенный серебряным светом, и свет этот, проходя сквозь его тело, казалось, разливался по всему треугольнику, расходился по всем и каждой из его линий.

Он лился и лился, темные, кровавые полосы на каменной крыше вспыхивали серебряным огнем, и девятиугольник в центре начинал сиять, концентрируя, собирая этот свет в себе.

- Так он ее не пьет… - Винсент нахмурился сильнее, напряженно сжимая кулаки, - О, хитрец, он пропускает ее сквозь себя, он наполняет треугольник силой! Чего и следовало ждать от Мактиере – он даже древний ритуал сумел переиначить так, чтобы причинить вред всем вокруг, кроме себя самого.

- Не забегай вперед, - Людовик, очень внимательный, очень сосредоточенный, кривовато улыбнулся и зачем-то сунул правую руку в карман, - Еще посмотрим, кто и кому причинит вред…

- Серебро струится нитями по крыше,

Словно так должно быть, словно приказ свыше… - начал, было, бормотать Андре, искренне впечатленный всем происходящим, однако, оказался весьма некультурным и грубым образом прерван.

Роман, решительно зажавший кузену рот рукой, нахмурился, грозя ему пальцем.

- Когда все закончится, я заставлю тебя сочинить грустную поэму об этом всем, а сейчас – молчи! Не сбивай ребят с настроя, они итак вон путаются. А я надеялся на интересный спектакль с финальным сюрпризом.

Ритуал тем временем продолжался. На поведение виконта, да и вообще на незваных наблюдателей ни Чеслав, ни Анхель внимания решительно не обращали, похоже, напрочь забыв о недавно владеющем ими желании продемонстрировать собственную силу, и предпочитали всецело отдаться собственным делам и заботам.

Мактиере продолжал стоять, немного раскрыв руки, подставляя лицо и тело лунному свету и, прикрыв глаза, жадно вдыхал его, впитывал, пил лунную кровь, как сказал он сам, передавая ее жутковато светящемуся кровавому треугольнику.

Чеслав, присев на корточки на своем углу треугольника, внимательно следил за скольжением лунного света по начерченным линиям, контролируя их приближение к волшебным предметам, ожидая мига полной концентрации магической силы.

Слабые попытки отвлечь оборотня от этого были заранее обречены на провал – происходящее слишком волновало, слишком заботило его и, как известно, не только и не столько из-за желанного результата, сколько из-за страха за друга. Все-таки к Анхелю Чеслав был привязан совершенно искренне.

Браслет, лежащий на другом краю треугольника, мелко завибрировал и камень, венчающий его, темный, как ночь, камень, вдруг зажегся поистине мистическим, блекло серебристым светом. Кулон, лежащий точно внутри браслета, тоже ловя сообщающуюся ему энергию, вспыхнул ярко, почти солнечно, ослепляюще и Татьяна, не сводящая взгляда со своих украшений, непроизвольно зажмурилась, даже прикрывая глаза рукой. Смотреть дальше было больно.

- Началось… - Альберт сжал руки в кулаки, напряженно созерцая происходящее. Он знал, что вершится сейчас пред ним, знал и понимал это лучше, чем кто-либо из его спутников – в конце концов, именно его записями пользовались, чтобы воссоздать страшный ритуал их неприятели, именно он некогда узнал о способе его проведения. Сейчас он жалел об этом, но, увы, теперь было слишком поздно.

Лунные линии, серебряный свет, образующий странный символ, впитывая силу магических предметов запылали ярче, их сияние словно вытянулось вверх, делая треугольник более объемным, более заметным, а девятиугольник по центру, казалось, стал прямым продолжением Большой луны.

Чеслав вскинул голову и, мимолетно оглядев арену действий, улыбнулся. Все шло по плану и дело теперь было за ним.

- En la Noche Grande yo hablo con fuerzas antiguas… - забормотал он, понижая голос, сбиваясь на неразборчивый шепот, и медленно сомкнув ладони перед собою, прикрыл глаза, вытягивая руки в сторону луны. Со стороны это походило на молитву, однако, святостью сейчас даже не пахло.

Наблюдатели растерянно переглянулись; Альберт нахмурился, недоверчиво качая головой.

- Он… - маг поперхнулся, закашлялся и, силясь прийти в себя, мимолетно прижал ладонь к виску, - Они меняют ритуал, меняют заклятие!.. Этот язык… То заклятие, что я обнаружил, оно было на латыни, но… но это…

- Испанский, - итальянец Марко, в испанском языке разбирающийся не слишком хорошо, но все-таки кое-как улавливающий знакомые слова, пораженно покачал головой, - Кажется… похоже на молитву, что-то о том, что в древнюю… нет, в Большую… в Великую Ночь он обращается к древним силам! Не разобрать, он шепчет… почему он не отвлекается?

- Слишком сосредоточен, - его коллега, первый средь хранителей памяти, хмурясь, подался вперед, вглядываясь в фигуру по-прежнему сидящего на корточках и старательно молящегося по-испански оборотня, - Это плохо… Если мы не будем понимать его слов, как мы поймем, что настал момент, которого мы ждали?.. – взгляд его устремился к мастеру, но тот лишь отрицательно качнул головой. Ритуала как такового Альберт практически не помнил, сохранил лишь общие воспоминания о собранных некогда знаниях, а чего ждать от переделывающих его магов не понимал и вовсе.

Людовик, замерший рядом с ним, все так же держащий правую руку в кармане, печально вздохнул и демонстративно поморщился. То, что их гениальный план может пойти прахом, молодому магу не нравилось.

Чеслав продолжал молиться, все так же не открывая глаз. Анхель, ждущий окончания этой странной молитвы, стоял, разведя руки в стороны, упиваясь светом Большой луны, практически купаясь в нем и, как будто даже забывая дышать, напоминал сейчас хорошо освещенную статую.

Время шло.

Роман, человек нетерпеливый от природы, не выносящий проволочек, переминался с ноги на ногу и отчаянно пытался пристать то к одному, то к другому из своих спутников, не зная, чем занять себя.

- Сколько мы будем терять время? – он почти ныл, иногда толкая лунную решетку ладонью и любуясь переливистыми волнами, идущими по ней, - Сколько можно слушать эти испанские песнопения? Клянусь, я уже готов отпустить ему все грехи и с миром отпустить его домой, лишь бы он заткнулся, а вы даже не обращаете на меня внимания!

- Чего ты от нас хочешь? – Татьяна, сама бывшая не самым терпеливым человеком в мире, наконец, не выдержала, - На наши слова он не реагирует, покинуть это место мы не можем – остается лишь стоять и ждать, пока все как-нибудь завершится… а вот потом можно будет отпускать грехи.

- Termino*, - внезапно донеслось с площадки на вершине башни, прерывая слова девушки и страдания ее собеседника.

Все взгляды вновь устремились к происходящему; все лица посерьезнели.

Чеслав, наконец завершивший свою молитву, медленно поднялся с корточек и, действуя как-то очень резко, порывисто, вдруг выбросил левую руку в сторону луны, слегка сжимая пальцы, будто удерживая что-то в руке.

Людовик, сам некогда проделывавший подобный фокус, нахмурился, немного поворачивая голову вбок и недоверчиво сузил глаза. Ему действия врага казались бессмысленными.

В пальцах оборотня что-то сверкнуло, лунный свет огоньком пробежался по граням хрустального бокала и заиграл на поверхности наполняющей его жидкости.

Чеслав медленно перевел дыхание. Лицо его было мрачно.

- Et aqua erit lux tua, et tua lux erit aqua, - негромко, очень четко и размеренно произнес он, не глядя на стакан и, внезапно отвернувшись, слегка наклонил его, как будто подставляя под поток воды.

Винсент закусил губу. Переводить слова оборотня ему не хотелось – он начинал догадываться, чего тот добивается и озвучивать это ему было неприятно.

- «И вода станет твоим светом, и свет твой станет водой»… - Паоло, не столь щепетильный в этом вопросе, прекрасно сознающий, что многим из их соратников слова Инганнаморте могут быть непонятны, предпочел взять на себя эту обязанность и, озвучив заклятие, нахмурился. Он, в отличие от Винченцо, происходящего не понимал и это, надо признать, изрядно гнело итальянского мага – все-таки до сего мига он полагал себя человеком довольно знающим.

Что-то вспыхнуло, зазвенело, как бегущий ручеек. Татьяна, не сводящая взгляда с оборотня, вскрикнула и, пораженно приоткрыв рот, тотчас же закрыла его рукой.

На ее глазах, прямо перед ней творилось что-то неимоверное, происходило нечто совершенно невероятное, такое, чего даже она, казалось бы, видавшая виды девушка, не могла принять и осознать.

Лунный свет, льющийся на площадку сплошным потоком, вдруг обернулся половодной рекой, брызнул фонтаном и, звеня, как ручей, начал наполнять и без того полный водою стакан в руке Чеслава.

Тот стоял, отвернувшись, не глядя, крепко стискивая граненый хрусталь и, судя по всему, не просто поддавался магии Большой луны, но и пропускал ее через себя, быть может, управлял ее силой, ибо рука его дрожала и стакан ходил в ней ходуном. Оборотню было тяжело, сложно, но он не сдавался – конечная цель казалась важнее личных переживаний и, пока он был убежден в ее верности, позволить себе отказаться от нее он не мог.

Последние капли света упали в стакан, всплеснувшись маленькими искорками, брызгами, окропившими руку удерживающего его молодого человека. Он зашипел сквозь стиснутые зубы – брызги жгли, оставляли красные отметины на его запястье, но он принужден был терпеть. Он знал, что другу его будет еще тяжелее.

- Ан… - голос Чеслава немного дрогнул.

Анхель, до сей поры стоящий спиной к своему верному другу, исполняющий больше роль проводника лунного света, медленно обернулся и, опустив подбородок, вытянул в его сторону руку.

Чес на мгновение закрыл глаза и, глубоко вздохнув, внезапно выпустил стакан, полный до краев лунного света.

Тот полетел, было, вниз, тяжелый, грузный, подчиняясь извечной силе тяготения, однако, не долетев до пола, вдруг замер в воздухе и, с трудом поднимаемый силою оборотня, медленно двинулся по воздуху к ожидающему его ворасу.

- Когда он выпьет… - Альберт, глубоко и часто дыша, шагнул ближе к решетке, не сводя взгляда с движущейся частицы лунного света, - Ты знаешь, что должен делать.

Людовик, к которому и были обращены эти слова, едва заметно ухмыльнулся и безмолвно опустил подбородок. Парнем он был, конечно, весьма говорливым и, безусловно, собственные действия не преминул бы как-то отметить, однако, кроме того, был еще и довольно умен, посему выдавать врагам их планов не собирался.

Ричард, нервничающий позади всех, услышав эти слова, закусил губу. До сей поры он как-то оставался в неведении, что главная обязанность по исполнению плана лежит на его любимом племяннике и, узнав об этом вот так внезапно, начал беспокоиться еще сильнее.

Бледные пальцы Анхеля мягко обхватили сияющие грани полного луной стакана. Прозрачные глаза его фанатично блеснули – страха ворас не испытывал, целиком и полностью поглощенный ожиданием лучшего результата.

Друг его, хмурый, мрачный, взволнованный, наверное, не меньше Ричарда, сжал руки в замок и, прижав их к подбородку, приоткрыл рот, следя за действиями альбиноса.

Тот не сводил взгляда со стакана в своей руке.

Секунда, две – и вот он уже медленно, неотвратимо неспешно и уверенно поднял руку и, коснувшись губами края стакана, принялся пить лунный свет, прикрывая глаза и как будто наслаждаясь происходящим.

Несколько мгновений в последнее верилось, несколько долгих, бесконечно-тягучих секунд всем, включая даже Чеслава, казалось, что Анхелю нравится поглощать лунную жидкость.

Но вот он поперхнулся, закашлялся… С губ его сорвался почти стон, и ворас, сжимая стакан с такой силой, что едва не раздавил его, с усилием продолжил пить лунный свет.

Жидкость обжигала его изнутри, одновременно замораживая, она почти уничтожала, почти убивала его и, наверное, не будь он бессмертен, этой ночи бы Ан не пережил.

Но он был бессмертен.

Он продолжал пить, опустошая стакан, крепко зажмурив глаза, твердый, уверенный и несгибаемый, решительный и безжалостный даже по отношению к самому себе.

Альберт следил за его действиями, следил за тем, как уменьшается количество жидкости в стакане и с каждой поглощенной ворасом каплей глаза его, казалось, расширялись все больше. Маг был напряжен, был взбудоражен и ждал, ждал, ждал нужной секунды, нужного мига, ждал, иногда даже забывая, что нужно дышать, а потом сбиваясь на дыхание частое.

Вот последние капли упали в рот дрожащего, как осиновый лист, мужчины и он, не в силах более держаться, согнулся пополам, роняя стакан и судорожно кашляя. Его лихорадило.

Чеслав взволнованно подался вперед, видимо, готовый даже прервать ритуал, лишь бы спасти друга от этой боли, лишь бы помочь…

- Пора! – громкий, резкий приказ мастера резанул по ушам, заставляя вздрогнуть, наверное, всех присутствующих на площадке башни, за исключением, быть может, лишь самого Анхеля.

Людовик резким, решительным движением выдернул руку из кармана, сжимая что-то в ней и, подавшись вперед, почти прижавшись к решетке, сильно дунул, разжимая пальцы.

Взметнулась в воздухе серебряная пыль.

Чеслав, успевший оглянуться, непонимающе сдвинул брови, рефлекторно отступая на шаг, растерянно глядя, как маленькие частички этой пыли летят, переливаясь, сливаясь с лунным светом, как они застилают собою светящийся треугольник и словно становятся его частью.

Ворас, стоящий под самой луной, только-только начавший приходить в себя, начавший выпрямляться, вдруг вскрикнул, недоверчиво вскидывая руку и глядя на нее. Что-то происходило, что-то творилось с ним, что-то неправильное, не то, на что они рассчитывали, а сопротивляться этому он не мог.

- Анхель!.. – Чеслав, тоже сознающий, что происходит что-то не то, что враги все-таки сумели помешать им, дернулся, метнулся вперед, уже плюя на проведение ритуала, желая лишь помочь другу.

Тот замотал головой, вытягивая перед собой руку в останавливающем жесте.

- Не подходи!.. Иначе… зацепит и тебя, - он сжал зубы и, не в силах сдержать стон, практически вой, выгнулся, весь открываясь огромной луне, озаренный ее светом снаружи и, казалось, освещенный им же изнутри.

Чес замер, не представляя, что делать, теряясь на глазах, не веря, не желая верить в то, что их хитроумный план, что вся их сила могла оказаться так грубо попрана и, неуверенно протянув руку вперед, медленно покачал головой.

Ан согнулся, обхватывая себя руками, зарычал в бессильной ярости… и вдруг исчез, словно его и не бывало.

Лишь на полу, на краю кровавого треугольника замер, ярко освещенный луной, белый, как снег, паук.

- Ан… - Чеслав, потрясенный, сраженный наповал тем, что свершилось только что у него на глазах, понимающий, сознающий слишком хорошо, что произошло, медленно опустился на одно колено, протягивая к нему руку, - Не… не может… быть… - лицо его потемнело. Осознание, накрыв огромной волной, породило, помимо горя еще и бешеный гнев, который срочно следовало выплеснуть.

Оборотень обернулся через плечо, устремляя полный ненависти взгляд на холодно улыбающегося, безмерно гордого собой молодого мага.

Лунная решетка, сотворенная силой рыжего, вдруг вспыхнула огнем и, словно не выдерживая гнета его бешенства, разлетелась на тысячи осколков, открывая наблюдателям путь… но и оставляя их без защиты.

Луи, как-то лишь сейчас сообразивший, что один из противников может не быть доволен тем, что он сделал с другим, непроизвольно отступил, силясь сохранить чувство собственного достоинства и не удариться в бегство. Чеслав был сильным магом, и парень знал это, знал очень хорошо, поэтому гнев его, обращенный против чародея несколько более слабого мог оказаться вполне опасен.

Ричард, кожей чувствуя, что племяннику необходима защита, поспешно шагнул вперед, дабы заслонить его собой; Альберт со своей стороны сместился, загораживая Людовика.

Губы рыжего оборотня скривила злая улыбка.

Он неспешно поднялся с колена и, повернувшись полностью, тяжело шагнул к неприятелям, отводя правую руку в сторону, подставляя ее открытой ладонью лунному свету.

- Думаешь, лишь ты способен на такое, мальчишка? – голос его сорвался на яростное, шипящее рычание, становясь похожим на звериный, - Ты слаб! Возьми свое обратно! – рука, ярко освещенная лунным светом внезапно вытянулась вперед, и оборотень, немного склонившись, сильно дунул на собственную ладонь.

Свет с нее, срываясь сплошным потоком, фонтаном, взмыл в воздух и, минуя как-то мгновенно опешившего Альберта, обрушился всей своей мощью на бедного Луи.

Парень взмахнул руками, попытался устоять, и… не в силах удержаться под гнетом лунной мощи, упал навзничь, теряя сознание.

- Луи! – мастер, забывая даже о насмешливо и неприязненно наблюдающим за ними враге, бросился к племяннику, падая возле него на колени. Эрик, Роман, Татьяна, Винсент и оба итальянца поспешили к ним, фактически закрывая поверженного юношу своими телами, дабы не позволить Чеславу вновь напасть на него.

Ричард гневно выступил вперед, сжимая кулаки.

- Не смей трогать моего племянника! – из горла его вырывалось глухое рычание, глаза сверкали желтым пламенем – оборотень был в ярости, готов был голыми руками разорвать своего извечного противника, а тот лишь презрительно улыбался в ответ.

- Твой чертов племянник напал на моего друга, на моего брата, Рене! – Чеслав шагнул в сторону и, немного присев, коснулся двумя пальцами пола. По руке его, спеша на безмолвный зов, взбежал белый паук и затерялся где-то в складках его одежды.

Оборотень отступил на шаг и, окинув поле боя, с которого должен был уйти одновременно победителем и побежденным, криво ухмыльнулся.

- Забирайте свои побрякушки, их сила исчерпана, - говорил он негромко, не сводя взгляда со сгрудившихся вокруг лежащего без сознания парня людей, - Мы были побеждены, но я одержал победу… Я верну Анхеля, - голос его внезапно зазвенел, как натянутая струна, - Верну его, во что бы то ни стало, поборов ваши заклятия! А этот молодчик… не доживет до завтрашнего утра, - он скривился, даже не пытаясь выдавить из себя ухмылку, - Я отыгрался за прошлое поражение, а после отыграюсь и за это. До новых встреч! – и, не прибавив более ни слова, он испарился, прижимая правую руку к груди, словно придерживая ею что-то – вероятно, поддерживая белого паука, которым был обращен его друг.

Противники его медленно переглянулись, чувствуя, как души их затапливает отчаяние.

Ритуал был разрушен, Анхель был обращен пауком… а Людовику оставалось жить всего несколько часов.

* Окончание (исп.) (прим.автора)