Мантия вечности

4. Тени прошлого (Леонид)

Леонид. Директива

Ты будешь одинок, сказал ему покровитель. Ты одиночка по жизни, как и я. Да, у тебя была женщина. Но она – часть твоего одиночества, твоя половина – вы с ней похожи и в этом: вместе вам не нужен никто, вам очень приятно одиночество вдвоём. Но сейчас я отправляю тебя не налаживать жизнь, а решать вопросы жизни и смерти. Поэтому – никаких долгосрочных отношений. Всё это потом. Иначе, если ты меня подведёшь, “потом“ может не быть уже ни для кого. Осознай: тебе некуда будет бежать, потому что несчастье, о котором я говорю, происходит со всей вашей планетой.

“Куда ты денешься с подводной лодки”, вспомнил Леонид в тот момент, и покровитель рассмеялся. Вот за это ты мне нравишься. Не сдаёшься, не озлобляешься, продолжаешь надеяться. И умеешь шутить. Ступай и помни: моя сестра, у неё много имён, против моих планов. Её голова забита старой, как мир, ерундой – что доброта и любовь в состоянии спасти этот мир от любой напасти. У неё был шанс это продемонстрировать – но, как видишь, любовь не очень-то помогла. Без силы и жёсткости она обречена. Сестра попытается помешать тебе. Не бойся; она не пойдёт на прямой конфликт. Она попробует показать, что мои методы ни к чему не приведут. Что ж, я не против соперничества – пока оно остаётся честным. Не поддавайся на провокации, и не забывай: честность. Вот то, что я от тебя требую. Не доброту, не милосердие – честность и справедливость.

Отдыхай. У тебя будет не слишком много времени для отдыха, поэтому – отдыхай, пока можно.

Вот только лежать на диване я не буду, понял Леонид. Надо работать. У меня есть призвание, есть талант. И мне не запрещено заниматься всем, чем хочу, пока это не мешает делу.

Там, в гостиной, на стеллаже есть альбомы. Обычные, школьные, для рисования. Вдруг там ещё остались чистые листы?

* * *

Он не мог сидеть без дела.

Не мог тогда, не мог и сейчас. Смешно, конечно, но там, в промежутках между тем, как собаки приходили в очередной раз рвать его на части, он работал. Представлял. Рисовал – выкройки, делал наброски – внешний вид. Одевал известных ему людей, знаменитых и не очень. И изображения висели перед внутренним взглядом, пока он не приказывал им исчезнуть. Это очень помогло остаться в здравом рассудке.

И даже покровителя, когда тот выступил из тьмы в конус серого света, даже его Леонид первым делом мысленно облачил в оригинальный, только что пришедший в голову костюм. Может, и это тоже повлияло на решение покровителя. Кто знает.

...По телевизору шла невообразимая дрянь. С течением времени всё становится хуже, это так. Леонид опустил взгляд – альбом для рисования, он лежал у хозяйки на книжной полке, и, похоже, остался от визитов какого-то ребёнка – был теперь весь изрисован. И Леониду нравилось то, что получилось. Пальцы не забыли, как держать карандаш, кисть и ножницы, а разум не утратил способности к полёту фантазии. И это замечательно!

Он несколько раз приходил в ванную, и, не сразу это получалось. смотрел на живот. Ничего особенного. Ни шрамов, ни ран. Но трудно, очень трудно избавиться от въевшихся воспоминаний. Тот, кто не пытался бежать, прижимая ладони к разодранному животу, в грязи, крови и смраде, не знает, что такое настоящее отчаяние.

Хватит!

Леонид обнаружил, что вновь стоит у зеркала и смотрит на свой живот. Всё в порядке. Ничего, только память. А она долго не уходит, ничего не поделать. Надо проветриться. Не буду сидеть здесь, смотреть в выключенный телевизор, и рисовать в альбоме. Я жив! А настоящая жизнь – там, среди людей, и с людьми.

* * *

Невозможно было всё бросить – то, что позволило не сойти с ума там, на том свете – помогает и сейчас. В альбоме не осталось чистых листов, но у хозяйки на одной из книжных полок нашлась стопка белой бумаги – уж неясно, зачем – и Леонид сел за стол, с карандашами, и принялся за дело. Тоже отдых – и даже можно назвать активным.

Воспоминания приходили одно за одним – те несколько лет славы, которые так дорого потом обошлись. Деньги воистину жгут карман и притягивают не самую лучшую компанию. Знал бы, чем всё закончится – поумнел бы уже тогда. А может быть и нет.

Он рисовал, а сам вспоминал – уже дал несколько обещаний. Например, сделать здесь ремонт. Завтра таксист познакомит его с шурином, и появится – наверняка появится – заработок. Достаточный, чтобы начать выполнять обещания. Лгать нельзя, а если уж солгал – сделай это правдой.

Нет, так всё-таки нельзя. Ещё полчаса – и вся хозяйская чистая бумага перестанет быть чистой. Канцелярский магазин недалеко – заодно и проветриться. И уж совсем непонятно, на кого теперь можно положиться. Все так называемые друзья быстро “делись”, когда Кореец прибрал к рукам салон Леонида. Что уж говорить о клиентах – всё их внимание и участие улетучились как сон златой. Получается, помощников нужно искать с чистого листа. Ну с чистого так с чистого.

И Леонид решительно направился за чистыми листами.

Леонид. Дворняга

Всё-таки есть своя прелесть в отдалённых районах, и в высотках-”муравейниках”: никто никого особо не знает, никто никем особо не интересуется. Леонид проследовал дворами в сторону канцелярского и, неожиданно, нашёл небольшой рынок – рыночек, затерянный на задворках района – там, где остался островок непотревоженной пока природы.

У входа на рынок сидел, на тёплой подстилке, пожилой пёс – тоже “чистопородный дворянин”. Видно, что старость берёт своё – ходить трудно, но всё же поднялся, принюхался и посмотрел на Леонида.

— Бедолага, – сказал Леонид вполголоса. – Но ты хороший сторож, верно?

Словно кто подкрался и принялся нашёптывать – слова сами пришли на язык. Такие же непонятные, невнятные, чужие. Наэр шен, варре накт... Наэр шен, варре накт...

— Наэр шен, варре накт... – сказал Леонид вполголоса, глядя псу в глаза. И тот... зевнул, устроился удобнее на своей подстилке и задремал. Леонид улыбнулся. Спи, бдительный сторож, подумалось ему. Тебе тоже нужен отдых. А я пока пройдусь дальше.

Канцелярский, как ни странно, работал. Леонид разжился десятком альбомов, взял карандаши разной твёрдости и прочий рабочий инструмент. Да, и бумаги прикупить: вернуть на книжную полку то, что истратил. Теперь порядок. Настроение сразу стало отличным – Леонид пошёл обратно той же дорогой. Зайти на рынок? На вид приличный, купить там чего-нибудь “для ума” – в меру сладкое, не слишком вредное. Мозгу придётся неплохо потрудиться.

У входа на рынок его встретил тот же пёс. Но уже не медлительный, без одышки и без седины в усах. Если бы не характерные пятна на морде и боках, Леонид поклялся бы, что это совсем другая собака. Пёс подбежал к Леониду, и, как давеча Злодей, принялся приплясывать, хватая лапами.

— Ничего себе! – покачал головой Леонид, улыбнувшись. – Взбодрился?! Ну и замечательно, не болей больше! – Он потрепал жизнерадостное животное по бокам и направился дальше. Видно было, что пёс не хочет отходить от своей подстилки – в конце концов, это его работа, за это кормят – несколько раз гавкнул вслед, бодро виляя хвостом, и видно было, что радуется, когда Леонид оглядывается и машет ему рукой.

Вот значит как, подумал Леонид, закрывая входную дверь за собой. Та странная фраза вылечила его? Кто бы понял, но пёс явно помолодел лет на пять, и суставы его уже не беспокоят. Ещё одно доброе дело.

Всё, а теперь – рисунки. Под них замечательно отдыхается. Да и не будут эскизы лишними – пригодятся.