Городок застыл во времени, узкие улочки и старинные здания рассказывали истории прошлого. Я стояла у Кафедрального собора в Калининграде, наслаждаясь вечерним воздухом, пропитанным ароматами ранней весны. Запах сырой земли и первых листиков окутывал пространство, даря уют. Готические башни тянулись в небо, отражая багряные лучи заката, а витражи играли всеми цветами радуги, бросая на брусчатку причудливые узоры.
Ветерок, шурша ветками в парке, придавал этому месту особое очарование. В этот момент мой сводный брат Макс с лёгкой улыбкой прошептал:
— Загадочно, не правда ли?
Мы не виделись долгие годы, и его внезапная настойчивость была как неожиданный порыв ветра. Я почувствовала, как напряглись плечи, и холодок пробежал по спине, создавая ощущение, что в воздухе витает нечто новое и неизведанное. Предчувствие перемен.
— Я уже собрал своих ребят, — продолжил он, его рука игриво скользнула по моей талии, пальцы мягко сжимаясь и разжимаясь, как будто стараясь поймать ускользающее мгновение. В его прикосновении чувствовалось напряжение, передающееся мне, как электрический разряд. Не ответив, я продолжала смотреть на собор, чувствуя, как сердце учащённо бьётся в груди. Плечи слегка напряглись, но взгляд оставался прикованным к величественным стенам.
— Трое парней. Они не говорят по-русски. Вломились внутрь и пытались снять со стен всё, что попадалось на глаза, - сказал он.
— А свидетели?
— Вечерняя служба только началась, и людей было немало, — объяснил он. — Мы просматриваем камеры, чтобы понять, кто и что. Вломились, как пожарные, пустили дымовые шашки, были в противогазах и перчатках. Ещё один человек, четвёртый, ждал на "бэхе". Люди были в панике…
— Ты шутишь, — перебила я, и Макс, наконец, убрал руки. — Поясни? — голос стал настороженным.
— У них была машина и четвёртый сообщник? Сами иконы какого размера?
Макс нахмурился, пытаясь понять ход моих мыслей.
— Полтора на два с половиной метра.
Я едва сдержала улыбку, осознавая нелепость ситуации.
— Зачем поднимать шум и выгонять людей, если они не влезут в машину? Неужели они их на крыше повезли?
Макс сжал челюсти, его взгляд стал жгучим, отражая решимость и раздражение.
— Пошли, — рыкнул он, рука обвила мою талию, и он уверенно повёл меня внутрь.
Мы нырнули под полицейскую ленту, поднялись по ступеням храма, и он вдруг остановился, улыбаясь.
— Платок накинуть не хочешь?
— Ты серьёзно?
— Детка, ты крещённая.
— Макс, что за шутки?
— Смешные, но мы же в храме.
— По делу, — ответила я, стараясь не поддаваться его усмешке.
Мы стояли у массивных дубовых дверей храма, под ногами скрипели старые каменные плиты, и по-детски препирались, не обращая внимания на прохожих. Макс наклонился, и, шипя сквозь зубы, выпустил облачко пара в холодном воздухе:
— Ну, раз ты такая взрослая и не веришь в сказки, пообещай мне кое-что.
— Иди ты знаешь куда... — всегда старалась не поддаться его провокациям.
Его руки крепко ухватили ворот моего пальто, подтягивая ближе к себе, так что я оказалась с ним нос к носу. От Макса исходил жар, его дыхание ощущалось на моей коже, тёплые руки придавали моменту особую интимность. Я смотрела на его губы и лицо, понимая, как он любит дразнить — настоящий провокатор.
— Хочу, чтобы было страстно и горячо, чтобы ты стонала в голос, — прошептал он с хитрой улыбкой.
Мои глаза сузились от раздражения, и я была готова выругаться прямо у входа в храм, где царила тишина и благоговение. Он что, список желаний составляет? Страстно, горячо, в голос?
— Обещай мне.
— Обещаю громко не храпеть, не пердеть, не молиться и не плеваться. Ещё будут просьбы?
— Ужин?
— У меня есть парень, — отрезала я, и его лицо слегка помрачнело.
Мы вошли внутрь, и я сразу начала осматриваться. Храм с высокими сводами и мерцающими свечами казался величественным и чуть зловещим. Я рассматривала его профессиональным взглядом, не на предмет красоты. Древние каменные стены и окна с витражами создавали ощущение вечности. Задумчиво взглянула на брата.
— Почему именно этот?
Макс пожал плечами, мол, не имеет значения. Пришлось неторопливо пройтись по помещению, разглядывая алтарь, иконы, подсвечники и цветы, оставленные прихожанами. Остановилась, долго смотря на пустое место на стене. Там висела икона, и только она пропала. По отчёту, небольшого размера.
— Её же не было у них при себе, верно?
Он кивнул, скользнул взглядом с моего лица на грудь и ниже.
— Я надеялся, ты соскучилась. Хотя бы немного...
Я соскучилась? Врет и не краснеет. Прекрасно знает, что здесь мы по работе. Страховая компания не выплатит ни копейки, пока не дам отмашку. А я не дам, пока сама всё не проверю.
— Хорошо тебе платят за это?
— Не жалуюсь, — усмешка у меня злая. — На парней хватает.
— Видит бог, не пацаны тебе нужны, а сильный и крепкий мужчина. Имидж королевы подходит для молодых девиц. А тебе подошёл бы другой.
— Какой? — в самом деле, какой? — я внутренне напряглась.
— Хорошо удовлетворённой женщины, желательно крепким членом, — глаза Макса заблестели с вызовом.
Каждое слово Макса, словно вызов, висело в воздухе храма, пропитанным ароматом воска и ладана. Несмотря на мой смех, в глубине души я чувствовала, как нарастает напряжение.
— Твои слова, да Богу в уши. Я не про тебя, — и в глазах Макса мелькает что-то, что заставляет насторожиться.
— Кто знает. Ну так что? Что-нибудь видишь?
Я перевожу сосредоточенный взгляд на величественный свод церкви. Витражи отбрасывали на пол разноцветные пятна, создавая почти мистическую атмосферу, которую дополнял запах старых камней и свежих цветов, оставленных прихожанами.
Киваю, скорее себе, чем ему. Работать, нужно работать. Люблю свою работу, но сегодня всё кажется каким-то странным. Макс окликает вошедшего полицейского с рацией, и в его голосе слышится скрытая тревога:
— Эй, ну что с машиной? Нашли?
— Пока ещё нет, — отзывается устало тот. — Наверняка брошена где-то неподалёку.
— Да, возможно на границе, — Макс хмурится, и я чувствую, как его беспокойство передаётся мне.
— Мы проверяем, — отвечает другой полицейский, нервно оглядываясь, словно это базар, а не святое место. Он обращается к приближающемуся человеку. — Отец, святой отец.
Из-за престола выходит священник, облачённый в чёрную одежду, его лицо выражает смесь озабоченности и печали. В воздухе витает лёгкий аромат благовоний, добавляющий ощущение торжественности. Макс протягивает ему руку, и мужчины обмениваются крепкими рукопожатиями. А мне вот никто ничего пожать не предложил, и я чувствую себя немного лишней.
— Кто были эти грешники? — спрашивает священник, и в его голосе слышится скрытый протест.
— Не переживайте, не из местных. Утром пересекли границу, судя по всему, нелегально. Пограничники не делали тщательного досмотра, проехали в фуре, мы допрашиваем водителя. — Есть номер машины, — сообщил полицейский.
— Это место уже грабили? — спросила я, осознавая, что я единственная женщина среди мужчин, и в их взглядах читается недоумение.
— Нет, — помощник Макса ответил с явным недовольством, пока остальные оценивающе смотрят на меня. — Впервые.
— Эта икона бесценна. Её утрата станет большой потерей для России и её культуры, — сказал священник, и его слова, словно облако ладана, растворились в тишине храма.
— Как они собирались вывезти добычу? — спросила я у Макса, заметив, как он напрягся.
— Похоже, они планировали переправиться через брод. У них были гидрокостюмы из неопрена, чтобы двигаться вверх по течению, — объяснил полицейский.
— Как лососи, — усмехнулся Макс, но его смех прозвучал натянуто.
— Мне кажется, что в этой версии есть несостыковки. Ты согласен? — я обратилась к собравшимся.
Священник кашлянул, помощник молчал, а Макс удивлённо поднял брови, как бы приглашая меня продолжать.
— Грабители в гидрокостюмах знают об иконах, но не замечают сигнализацию? Срывают всё подряд, но не трогают самую ценную, как будто о ней не знают. В какое время её сорвали?
— Пять минут спустя после начала ограбления, — неуверенно ответил помощник, осознавая абсурдность ситуации.
— Они собираются уехать на машине, которая их не ждёт, но гидрокостюмы носят с собой, а не кладут в багажник. Это был их запасной план? Что-то здесь не сходится, — сказала я, замечая, как Макс сердится.
Молчит, но напряжение между нами растет. Я чувствовала, что он что-то скрывает, и это вызывало у меня подозрения.
— А вы? — священник протянул руку для рукопожатия, вызвав у меня улыбку.
О, меня наконец заметили!
— Теона Никонова, — представилась я, пожимая его руку. — Я отвечаю за страхование ценных вещей. Не хотелось бы, чтобы начальство осталось недовольным, верно?
Рукопожатие стало теплее, и я ощутила, как оказалась в самом центре паутины лжи и скрытых мотивов. Меня терзал внутренний конфликт: доверять ли Максу или полагаться на свои профессиональные инстинкты?