Здесь мы были счастливы

1.5

Развалившись на втором ярусе солдатской кровати, Тимофей задумчиво разглядывал потолок и до боли выкручивал фаланги пальцев. Ему не терпелось рассвета дождаться. Мальчишка размышлял о прибыльном деле, которое наполнит его карманы тяжёлыми монетами. После школы он продаст десяток сахарных петушков, приготовленные накануне компаньоном, барыш запрячет под плинтусом в ванной и вскоре организует новую деятельность. Пока тайник его пустует, но это только дело времени. Скоро поднимется, окрепнет и докажет миру, что не лыком шит.  

– Эй, Игнат, ты спишь? Просыпайся, в школу скоро.

Тимофей Зорин  – всего-то второклассник, но уже успел задаться жизненными целями. Независимость и успех – сопровождающие парня, пусть пока мнимые, но он практически у цели. Он знает, как важно встать на ноги и быть уверенным в почве.

– Нужно подготовиться, Игнат, пока родители не вернулись. Вставай.

В трёхлетнем возрасте мальчишка оказался в детдоме. После чудовищного пожара, который буквально сожрал их дом и закусил любимым котом Зефиром, его родители пристрастились к алкоголю и потеряли контроль над юнцом, что в свою очередь стало причиной изъятия. Впрочем, обиду на родителей он никогда не держал и по редкой воле случая навещал стариков. Бомжи с теплотрассы не всегда узнавали сына.

– Когда же ты, сволочь, выспишься?

Уже как три года мальчишка живёт в приёмной семье. У него есть брат и сёстры, которых он, кажется, успел полюбить. И «приёмники» – так они новых родителей звали – были людьми неплохими, всем необходимым обеспечивали, пусть явной любовью не раскидывались. Одёжка добела выстирана, выглажена, на столе всегда угощение оставлено, спальное место своё, отдельное – здесь ему хорошо. Но как бы жизнь ни предлагала нежиться, Тимофей всегда был готов к худшему, отсюда и мысли такие – предпринимательские.

– Ну, хохол… Ну, падла ленивая… Опять всё самому делать.

Устав допрашиваться брата, Тима спрыгнул с кровати. Игнат тем временем с подушкой обнимался и богатырским храпом заводился. Лохматый, чернявый, ленивый, как тюлень, да и не брат он вовсе. Так, однофамилец, названный родственник.

Его и Игната в семью одновременно приняли, с тех пор они неразлучны. В семье – главные помощники, на улице – выкрутасы, наедине – лучшие друзья и напарники. В школе их уважали, никто сиротками не звал. Напротив, всегда вступиться просили и совет дельный спрашивали. А вот с учёбой не клеилось, все думы промыслом были заняты, ведь грамотность не продать, оценки не купят. Никакой выгоды.    

Забравшись под кровать, Тим достал плотный свёрток газет, в который упрятал леденцы, но разобравшись с упаковкой, конфет не досчитался. А Игнат всё спал беспробудно, только и виделось, как губы липкие в бормотании колышутся.   

– Когда же ты, сволочь, нажрёшься? – с досадой бросил Тим и спустил спящего на пол. Проигнорировав болевой стон, он оседлал брата и с силой выкрутил ему уши.

– Ты чего, придурок? Совсем сдурел? – заорал Игнат. – Отвали!  

– Я тебе покажу, как из казны воровать! Ничего не слиплось, гад?

– Отпусти, говорю! Я товар на пробу взял! Проверял на качество!

– И как? Проверил? В меру сладкое? Или ещё одну распробуешь?

– Мне пары хватило. Достаточно, – уверил Игнат и тут же почувствовал хруст на мочке уха. – Ай! Ты сам напросился! Больше я за себя не отвечаю!

Началась драка. Нехорошие ругательства и грохот заполнили комнату. Ковёр под спинами в гармошку собрался, пыль поднялась, а чёрно-белый портрет Горбачёва на стене покосился, но в итоге рухнул. Битое стекло по полу рассыпалось.

– Что здесь происходит?

Дверь распахнула Влада – старшая из детей, самая грозная, а за ней Тешка прибежала. Та, что новенькой считалась. Смуглая, глаза пуговки, родом из Узбекистана. В переводе её имя «тяпкой» транслировалось, так малышку в своём кругу и прозвали.

Пользуясь девичьей силой, Влада драчунов за шкирки схватила и по разным сторонам развела. Девушкой она была боевой, конфликты решать умела. Но по-своему.

– Если сейчас же не успокоитесь, я обоих к стенке гвоздями прибью!

– Это он первый начал! Пусти, Владка! Сейчас я ему покажу!

– Ты, слюнтяй? Да что ты можешь? Тяпку на тебя натравлю!

Задрав голову к потолку, Влада сдула белокурые пряди с лица.

– За что мне всё это? – обратилась она к одинокой лампочке. – Мне помимо вас забот мало? Что на этот раз не поделили?

Мальчишки утихли. Разборки – разборками, а тайны – тайнами. На крови клялись, что общее дело в секрете останется, оттого и замолчали.

– Полагаю, вопрос исчерпан? – спросила старшая, отпустив юнцов и вручив каждому по подзатыльнику. – Порядок навели. Сопли подобрали. Сегодня в школу не идём, у родителей к нам дело. Новенькую приведут. До их прихода в доме я командую. Если хоть писк из-за двери услышу, каждого поколочу.

Влада ушла, пятилетняя Тяпка за ней хвостиком, Игнат принялся синяки на теле пересчитывать. В его возрасте подобные печати за гордость принимали. И только Тимофей нос повесил, ибо кто-то в его планы вмешался. Но кто тот вредитель?  

Город у моря был пропитан влагой, но чужие слёзы не любил. Крик о помощи ветер в горы уносил, ручейки горестные с дождём смешивались, а раны на сердце, как пожизненное имущество, навсегда в закромах душевных оставались. Местные редко на чужие проблемы внимание обращали, только под ноги смотрели, чаще – на время. Вот и сейчас Марию некому успокоить, она дочь в чужие руки передала, пусть ненадолго, но в груди так и билось: «Предательница!» Женщина с ожесточением посуду намыла, всё ждала, когда утро настанет; когда дочь свою снова увидит.  

Приёмники вернулись только под вечер. Тимофей к тому времени успел конфеты перепрятать и Игнату наказать, чтобы нос свой длинный не совал. Нос у парня был нормальный, аккуратный, только руки шаловливые, а аппетит – добрый. В отличие от братца Игнат не терпел указов, был вспыльчив, как жеребёнок необузданный, но общее дело уважал, не разделял лишь методы. Куда проще деньги из форточек достаются. Ещё проще – из карманов. Ещё проще – путём давления. Да и родителей своих мальчик знать не желал, приёмники для него семьёй стали. Настоящей.

В остальном братцы сошлись. За друг друга грудью стояли. Скандалить тоже любили, но это дело пацанское, каждый в лидеры стремился.

– Вот мы и дома! – послышался голос тёти Ады, и мальчики заняли ровные позы. А следом Николай поздоровался: – Эй, салаги, принимайте бойца!

Приёмники переступили порог комнаты, где часом ранее вакханалия творилась, и только потом девчушка показалась. Вид надменный, будто к себе пожаловала. Тешкина ровесница, но взгляд осмысленный. В руках заяц тряпочный, на коленях ссадины. Про стеснение забыла, улыбаться вовсе не думала.

 – Познакомьтесь, Еся, – помогла тётя Ада и слегка подтолкнула девчонку. – Она у нас гостить временами будет, а вы за ней присмотрите, правда?

Николай, чей плотный живот впереди шагал, рассмеялся:

– Да кто их спрашивать будет? Присмотрят. В противном случае о стиранных трусах забудут.  

Дядя Коля чувством юмора не отличался, хохотал всегда, только повод дай, оттого авторитета не имел. Большее почтение всегда Аде доставалось. Женщиной она была серьёзной, но мягкой. На проступки глаза закрывала, за отметки не ругала да и на мать настоящую особо не походила, больше на её сестру – тётушку дальнюю. Мальчишки других ласк не знали, но с трепетом хранили то, что получали.  

– Так и знайте, я с ней нянькаться не буду! Мне этих хватает! – подала голос Влада. – Вы по паркам гулять будете, а мне со спиногрызами таскаться? Нет! У меня должно быть своё личное время! Личная жизнь! Надоел детсад! Всё достало! – с этими словами девушка к выходу направилась. Стала одеваться.

– Где твоя совесть, дорогуша? – возмутился Николай, но в ответ получил громкий хлопок дверью. Мужчина попятился от негодования. – Что это с ней? Пьяная? Догоним её, мать, пока далеко не ушла.

Приёмники за Владкой кинулись. Еся на месте стоять осталась. Оценивающим взглядом хоромы мальчиковые окинула, а потом на братцев переключилась. Сверлила.

– И? Чего застыла? Не боись, мы не кусаемся, – посмеялся Игнат, а потом нарочно зубами клацнул, на что Еся пальцы растопырила и зашипела, как кошка свирепая. Растерявшись, мальчишка в сторону отпрыгнул. – Ты странная, что ли? Дикая?

Тимофей повёл себя сдержаннее. Понял он, что девчонке непросто знакомство даётся. Сам когда-то диким был. Просунул руку в вазу глубокую, достал свёрток газетный и к Есении с улыбкой подошёл.

– Держи, – сказал он и протянул ей золотого петушка, ароматного.

Вся стойкость Есении кончалась у ближайшей конфетницы, отказываться она не думала. Зато сразу доброй стала, покладистой. Петушка жадно грызла, с Тимофея глаз чёрных не сводила и уже точно ведала – подружимся.

– Вот ты, братец, подхалим, – только и приговаривал Игнат, за спиной прячась. – Ой, подхалим. Казна нынче общей стала.

Город у моря был пропитан влагой, но чужие слёзы не любил. Влада сидела на промозглой пристани, свесив ноги, и утирала лицо подолом юбки. Море брызгами колючими окидывало, стылый ветер под ветровку забирался, но холода девушка не чувствовала. Обида горячила. Сначала парень бросил перед самым выпускным, а теперь родители в дом очередную душу привели. Обхаживают её, в рот заглядывают. У старшей тоже душа болит, а поделиться не с кем. Внимания от них не жди, всё мелким достаётся. А Влада с мелочью сидела и парня потеряла. Никто не понимает старшую. И что через восемь месяцев молодой мамой станет  – никому нет дела. Она и не скажет.