Один на миллион

7

Юрка никогда не считал себя меркантильным. Ну, скорее, не думал о себе в таком ключе. Вот так, чтобы он Зойке, например, пиво с рыбой, а она ему — писечку. Пиво с рыбой он тоже любил, поэтому как бы даже не заморачивался — брал на двоих. А потом уж, конечно, секс. Но не за еду, а потому что… потому что обоим хотелось. Они уже год жили вместе, и им было комфортно — он еду покупал, она всякие мыльно-рыльные, шампуни, доместосы, на ее длинные волосы до фига всего надо было. Кстати, здесь он это прочувствовал: если раньше ему требовалось чуть на руку выдавить — и хватало помыть короткий ежик волос, то теперь этого «чуть» на волнистый и все еще длинный волос нужно было в три раза больше. И в озере мыться было нельзя — они из него пили и воду брали. А если стадо будет мылиться там каждый день шампунями, то пизда рулю наступит быстро. Двадцать человек — не хухры-мухры все-таки.

Став Юмодзи и поменяв полюса, Юрка начал открывать глаза на свое поведение там, на Земле. То, что казалось ему нормой там и тогда, здесь виделось приспособленчеством и эгоизмом.

Ну вот, например, спать он продолжал между Бьяртом и Стефом, просто потому, что так удобнее. Стефа лапать не будет, и тепло опять же. А с альфой надежнее — вон, когда индейцы спокойно и беспрепятственно вошли в их хижину, только Бьярт и попытался защитить его. Потом еще и по горячим углям ходил — бр-р. Юрка задумался: сумел бы он ради Зойки пройти, и не смог себе ответить. А ради Бьярта? И тоже, решив быть честным перед собой, — не смог. Ответить. Может, под влиянием ситуации и прошел бы, но скорее всего — нет…

А пользоваться его доверием и защитой — пользовался. Правда, по ночам приходилось сбрасывать его руки с себя, а утром тайком расплетать ноги, которые сам закидывал на бедро альфе. Спать ложились как приличные, а ночью х**н знает что начиналось — Бьярт во сне все время съезжал головой пониже, утыкаясь носом в метку и пуская слюни на плечо, для удобства обнимая рукой. А Юрка привык спать, забрасывая ногу повыше, так, чтобы аж под углом, и цепляться пяткой под коленкой. Что характерно, Бьярт ни разу его за это не упрекнул. Зато Юрка себя каждое утро ругал, аккуратно снимая затекшую ногу с альфы.

Юрке давно не было так стыдно, как последние два дня. И за течку, и за дерево, и за то, что откровенно хамил Бьярту, хотя тот столько для него сделал, как, пожалуй, никто не сделал в этом мире. Да и в том тоже. Гадская течка отступила, и теперь накатывающие волны желания были еще мучительны, но контролируемы. Благо Мика ни разу не отказал в «тех самых» таблетках, которые Юрка отказался брать с собой на остров.

С мыслями о ведущем всплыло и обещание чухау, и Юрка снова занервничал, вспоминая неловкое объяснение. Ладно хоть тот согласился на упаковку сигарет на большой земле после окончания игры. Но, видать, все еще не оставил попыток раскрутить его на секс, потому что прикосновения и улыбочки — многообещающие, соблазнительные — для Юрки всегда были у Мика наготове.

Бьярт эти дни ходил смурной, и Юрка понимал, что их вчерашнее примирение не окончательно. Потому что представив себя на его месте, он бы тоже негодовал: ездил защищать девицу, тьфуй, омегу, совал голову в пасть индейцам, а ему — спасибо и давай до свидания. Но с другой стороны, был он, Юрка-Юмодзи, и даже за спасение не мог подставить свой орган на потеху альфьего самолюбия. Это было потреблядство какое-то. А Юрка не такой.

Он понял, что окончательно запутался — такой-не-такой-хитроневыебанный, но давать никому не собирался, даже Бьярту. Да, хороший мужик, надежный. Но не давать же всем хорошим людям только потому, что они помогли? Есть же какие-то другие ценности и понятия. Дружба, например.

Юрка лежал между сладко посапывающим Стефом и Бьяртом и слушал шум дождя. Казалось бы — спи да спи, чем еще на острове заниматься? Но нет. На голом полу, без подушки и одеяла, с покусанными и расчесанными руками и ногами и с мыслями, битком набитыми в голове, совершенно не спалось. Долбаная рефлексия, чувство вины, отсутствие простейших знаний об окружавшем его мире, да много чего еще — те же концентрированные запахи от омег и альф — не давали ему доспать самый сладкий утренний час. Зарядившие дожди, кстати, тоже жутко раздражали: надо было возвести над костром крышу, иначе они останутся без пищи.

Еще эти метки — вначале укусы загноились, и плечо распухло, но сегодня был четвертый день, и утром опухоль стала спадать, зато начала жутко чесаться. Спасибо Мике, что дал какую-то вонючую мазь, и она реально спасла.

Течка опять же дурацкая… Из-за нее приходилось бегать к морю или водопаду значительно чаще. И альф, реагирующих на его запах, Юрка стал просто ненавидеть — настоящие животные, козлы, суки! Он и не подозревал, что мужики могут вести себя так в цивилизованном обществе. Открыто, не таясь — если поблизости не было Бьярта — предлагать себя, облизывать масляными, липнущими к коже взглядами, ухмылками, подмигиваниями. Юрку даже сейчас передернуло от воспоминаний. Бьярт был не такой. И Нильс. И Мойша. Остальные…

Юрка понимал, что Бьяртмарт хотел от него большего. Но то ли врожденная интеллигентность, то ли нерешительность, то ли все сразу не позволяло ему требовать от Юрки плату натурой за те добрые дела, что он для него сделал. Нильс вообще вроде был не по девочкам, а Мойша вкрашился в Фуфика и света белого не видел вокруг. Остальные жили инстинктами, и даже беты не могли устоять, одна радость — лапы не протягивали, не трогали, как индейцы, не хлопали по заду. Такое могло быть только в одном случае: если приняты законы о харассменте. И приняты давно, так, что уже несколько поколений привыкло так поступать, а вернее — отвыкло тянуть свои щупальца даже к течным омегам. Судя по всему, тут строго за это карали.

Бьярт, лежащий рядом, переместил руку, удобно уложив ее на Юркин бугорок, и тоненько простонал во сне, сжав его достоинство, как ребенок, получивший конфетку. Рука легла настолько привычно и ощущалась на своем месте, что Юрка уже не удивился, почувствовав, как снова увлажнилось там, где должно быть сухо. Тихонько снял с себя руку Бьярта и перелез через него, стараясь ни на кого не наступить.

Он любил ходить к водопаду в одиночестве, пока все спят. Скопление такого количества народа уже сказывалось очень негативно на психике. Даже спокойные беты в отсутствие элементарных удобств стали раздражительнее. А уж концентрированные природные запахи — м-м-м… К такому привыкнуть было очень сложно, еще труднее, чем спать на голых бамбуковых палках. Все определились, у каждого было свое место для спанья — кто-то подстилал листья, кого-то они бесили, но на девятый день все уже относительно разобрались, как кому удобнее.

Фуфик раскинулся звездой и столкнул Мойшу к самому краю. За что эта звездюлька невзлюбила его, Юрка понятия не имел. И хотя изначально он относился ко всем ровно, но к сегодняшнему дню стараниями этого гада тоже воспылал ненавистью к подлому змею. Фуфик не упускал ни одной возможности, чтобы сказать Юрке гадость, обозвать, вменить в вину все что угодно — и в то же время пользоваться благами от него же. Не далее как вчера перед сном Фуфик рассказал в качестве вечерней сказки на ночь одну из мерзких историй про влюбчивую давалку, и только к концу истории Юрка понял, что эта история про Юмодзи.

Съеденное ведро мороженого все еще пеплом Клааса стучало в сердце, бередило душу.

— Чтоб ты обосрался, скотина, — прошептал Юрка, пнув легонько Руфика в пятку.

И с тяжелым, переполненным сплином сердцем поплелся по утреннему просыпающемуся лесу к водопаду.

Лора почесалась во сне, шмыгнула носом, перевернулась на другой бок на лежанке рядом с хижиной. Все лямбдовцы на удивление дружно сплотились против Нильса, запретив ему спать в доме вместе с обезьяной, какой бы замечательной она ни была — запах там и без нее стоял очень пронзительный, а укусов от ползающих и летающих гадов хватало и без блох.

Юрка успел выкупаться и тщательно отмыть волосы шампунем, который выиграли беты, порадовавшись этой приятной мелочи, потому что мыть голову просто водой было бесполезно, волосы не промывались. Накрапывал мелкий моросящий дождь, и Юрке не хотелось возвращаться в общую толчею. Он только прилег за небольшим валуном под деревом, раскинув руки, и решил насладиться одиночеством хотя бы ненадолго, как увидел, что с другой стороны озерца вышел Бьярт. Обнаруживать себя Юрка не стал. Пришлось бы говорить о чем-то, а он этого не желал — чувство вины не самое лучшее чувство для разговора.

Бьярт проснулся оттого, что в бок дуло. Крайне неприятно. Открыл глаза, увидел, что Юми, который обычно прижимался к нему с этой стороны, отсутствует, и поднялся, похрустывая позвонками. Видимо, омега снова ушел к морю. Как ни крути, а спать рядом, впритык, было мучительно и приятно одновременно. Особенно когда под утро становилось холоднее, тот прижимался к нему, упираясь задницей в стояк, который не сбивало даже падение температуры. Правда, Юми спал как убитый, возможно благодаря выпрошенному у Мики снотворному, временами бормоча что-то, а вот Бьярт, не привыкший к длительному воздержанию, страдал, борясь с желанием запустить руки под футболку омеги. Для того, чтобы связь закрепилась, нужен был более тесный контакт, чем простые обжимашки, и Бьярт чувствовал себя в подвешенном состоянии: Юми был его и не его в равной степени. И хотя уже казалось, что знакомы они не первый год, тот все равно оставался неизвестной планетой. Даже с чертовой меткой.

Бьярт шагал к водопаду, уставившись себе под ноги. Вспоминал, как хорошо было с мужем первые месяцы семейной жизни — изумительно прекрасно. Как в раю. И его извилины долбила неземная эйфория влюбленности, которая после поставленной метки лишь укрепила нежное отношение. Здесь же похожести не находилось, эйфория была, но другого рода. Не бабочки в животе, а какая-то красная нить, сцепившая их с Юми неожиданно и ненамеренно.

У водопада Бьярт остановился, не спеша разделся, прыгнул в озерцо, нырнул пару раз и пофыркал с наслаждением. Вода была прохладной, но недостаточно, и он, забравшись на камни, уперся ладонями в глыбу, склонив голову и позволяя воде падать на плечи и шею. Так и стоял, пока из мозгов не выветрились все мысли, кроме одной-единственной. Стукнув по камню кулаком, он слез, отряхнулся, доплыл до берега и сел на казавшуюся теплой траву.

— Блядский остров, — вздохнул он, чувствуя, как на теле высыхает влага.

Тело горело, руки сами опустились ниже, к полувозбужденному органу, которому было плевать на всех и на все. Потому что — хотелось. Вот прям хотелось: лизнуть по губам тягуче, зарыться пальцами в волосы, трахнуть сперва языком, а потом и…

Бьярт закрыл глаза, сжал челюсти, развел колени шире, чтобы было удобнее. Стало удобнее. Фантазия вовсю рисовала сцены из порно, где парочки уединялись в лесу. Но там был вполне себе обычный лес, а тут тропический, и на изумрудно-зеленой влажной траве загорелое тело смотрелось бы на порядок лучше. А руки в фенечках и татуировках на его члене — чувственнее. Пахло одуряюще-невыносимо, смолой и солнцем, будто Юми был тут, рядом, с ним, под ним…

— Блядский остров, — повторил Бьярт, тяжело дыша и вытирая испачканную руку об эту самую изумрудную траву.

Одевшись, Бьярт побрел обратно к лагерю, не зная о том, что в эту самую минуту сидящий в паре метров от него Юрка выдохнул с облегчением. Несмотря на то, что камень скрывал его присутствие, его мог выдать хруст ветки или неловкое движение. Он не был готов к тому, что кто-то будет дрочить в его присутствии. И уж тем более к тому, что это зрелище ему понравится.

Наблюдать за альфой было приятно — красивый мужик, подкачанный, стройный, глаз радуется. И дрочил он спокойно и красиво. Юрка даже догадался, о ком он думал, когда сквозь листву разглядывал тяжело дышавшего, с напряженными мышцами на руках Бьярта. Щетина ему шла. Да ему вообще все шло, подумал Юрка и в очередной раз обрадовался, что у омег щетина не растет. Ни усы, ни борода. Вспоминая ежедневное бритье и как он говорил Зойке — лучше один раз родить, чем бриться каждый день, он уже не был в этом уверен. Или еще не был. Но рожать ему категорически не хотелось.

Юрка глянул на привставшее естество, грустно вспомнил Зойку и понял, что ее черты стали забываться и становиться зыбкими. На разок передернуть его хватило, а что он будет делать дальше — подумает потом.

Когда он вернулся к хижине, скандал был в самом разгаре, благо дождь прекратился и солнце уже высушило кострище. Стефа припахал всех: кто-то помогал ему в готовке, кто-то занимался постройкой навеса, кто-то чистил овощи или пошел за водой — заняты были все, и даже Руфик, помня о судьбе Коли и Винсента, изо всех своих сил делал вид, что работает.

— Что случилось? — Юрка подошел к пухляшу, зло стучавшему деревянным черпаком, вытряхивая из него песок.

— Юми, может, ты видел, кто взял у нас мешок с рисом? — От волнения Стеф потел сильнее обычного, хотя было еще утро и не так жарко, как днем.

— В смысле — взял? Целый мешок? Куда мог пропасть мешок риса? — Юрка остановился, огляделся вокруг, как будто кто-то мог подшутить и спрятать крупу за деревом.

— То-то и оно. Целый мешок! Начатый, но там еще было три четверти примерно. По крайней мере, вчера вечером мы затащили его в хижину, а сегодня утром его уже там нет.

Стефа чуть не плакал. Он прекрасно знал, каким образом им достались продукты, и выглядел виновато.

— Может, обезьяны?.. — засомневался Юрка, но тут же понял, что тупанул: обезьяны могли испортить продукт, но аккуратно и тихо украсть — вряд ли.

На Лору тоже думать было грешно. Оставалось только одно — голодающее «Созвездие» пробралось в хижину под утро, когда самый крепкий сон, и уперло у них продукты.

— Соперники, Стефа… Больше некому. А еще что-то пропало?

— Кофе… Вроде остальное на месте. Может, кто проснулся и спугнул воров… — Стефа вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Прости, Юми… Не уберег.

— Да ты-то при чем? Стефа, не парься! Проживем и без риса. Гречка же осталась? А вот кофе очень жалко. Кстати, если еще выпадет случай, что надо просить из еды? — Юрка присел на корточки в тень навеса и, взяв палочку, стал очищать ее от коры — они быстро выходили из строя и всегда были нужны.

— Масло подсолнечное! — Стефа задумчиво прикусил губу и начал перечислять продукты, загибая пальцы.

В полдень обе команды собрали в тени пальм на берегу. Мика, лопнув пузырем жвачки, осмотрел собравшихся.

— Сегодня мы отступаем от правил, — сообщил он, кивнув на песок, усыпанный монетами. — От команды примет участие лишь один человек — тот, кого вы выберете, и приз он заберет тоже сам. Необходимо будет собрать как можно больше монет и рассортировать их по странам. Кто соберет больше — тот и самый сладкий котик. Намекну — приз больше понравится парочкам, чем одиночкам.

Мика посмотрел в этот миг на Бьярта и, как тому показалось, с нажимом. Однако прежде чем он открыл рот, вперед шагнул Мойша:

— Я хочу пройти испытание!

— Команда должна выбрать вас, — отозвался Мика нехотя. — «Лямбда», ваше решение?

— Лично я не против, — сказал Юми.

— Я тоже, — пожал плечами Бьярт.

— Мне как-то плевать, — зевнул Нильс, а Лора сделала губами чмокающий звук.

— А я против! — возмутился Акуила. — Я тоже хочу приз, что за дискриминация по половому признаку?

Пэдер засмеялся — альфа был композитором и ничего не умел совершенно, разве что возмущаться исподтишка.

— Ты реально сможешь победить? Не переоцениваешь свои силы?

В итоге большинством голосов был все-таки выбран и выдвинут Мойша.

От «Созвездия» вышел Хьюг — высоченный бета с лицом каменного истукана, который, как Бьярт слышал ранее, обладал выдающимися аналитическими способностями и участвовал в разработке компьютерных игр. Но даже аналитический ум не смог тягаться с еврейской натурой, поэтому Мойша, раскидав все собранные монеты по кувшинам с поражающей скоростью, хмыкнул победно. В качестве приза ему досталось право пригласить любого из участников на ужин в плавучем ресторане.

— Я приглашаю Руфика, — улыбнулся он.

— Меня? — искренне удивился Руфик, краснея то ли от неожиданности, то ли от смущения.

— Вы согласны? — кисло спросил Мика, и тот кивнул.

На свидание — то бишь ужин — Мойша пришел вымытый, чистый, светящийся от радости. И что самое странное — где-то раздобыл букет цветов. Очевидно, присмотрел заранее и расстарался, собирая для Руфика.

Руфик был в замызганной — впрочем, как у всех на острове — застиранной, в пятнах одежде, но с тщательно расчесанными волосами — зря он, что ли, на остров брал расческу — и пахнущий креветками. Об этом он не подумал, когда собирался на остров. Он вообще о таком не думал и знать не знал, что дикая природа пройдется по нему жесткой щеткой, обнажив и очистив от налета очень быстро. Внешний вид — с обгоревшей кожей, без увлажняющих и защищающих кремов — был бы самым ужасным для него, но его настоящий запах, который он привык маскировать различными парфюмами и спреями, оказался на первом месте в списке ужасных событий, что с ним случились на острове. Третье место делили еда, постель, отсутствие телефона, интернета и связи.

То, что Мойша выбрал именно его для ужина, Руфика удивило и порадовало. Нет, для него, как и для других членов команды, не было тайной, что Мойша явно и не таясь его добивается. Он даже дал ему пару раз, но бета это бета, и Руфик не собирался и дальше поддерживать с ним отношения. Но настойчивость Мойши ему даже нравилась. В отсутствие поклонников и почитателей его таланта бета был неплохой заменой. Правда, являйся он альфой, было бы намного лучше, но на безрыбье и сам раком станешь, как говаривал его папочка.

Плавучий плот, на который они добрались на лодке, был заякорен и слегка покачивался на волнах. Зонт от солнца создавал тень, стол был богато сервирован, причем там было мясо, различные гарниры и даже спиртное, и Руфик поплыл.

Мойша показал себя с такой стороны, что у омеги приятно сместился интерес с «ну это же бета» на «ну надо же, бета, а такой романтик», и Руфик даже неосознанно начал кокетничать.

Мойша тоже был приятно поражен преображением известного скандального и стервозного актера в мягкого котеночка и испытывал самые чудесные эмоции. Сбылась мечта всей его жизни: на него смотрели как на желанного кавалера, и кто — сам Руфик! Мойша любил отложенные удовольствия, поэтому не торопился набрасываться на блюда, в отличие от Руфика. А тот сметал с тарелок все так быстро, что уже через двадцать минут Мойша стал слегка беспокоиться — казалось, оголодавший Руфик даже не разжевывает отменно приготовленные, чудно пахнущие и нежнейшие блюда. Еще через двадцать минут Мойша понял, что его опасения обоснованы — Руфик стал хвататься за живот, бледнеть, краснеть, ойкать и сводить ноги, странно выпрямляя спину.

— В туалет? — понятливо спросил он, и омега стыдливо закивал головой.

Как истинный джентльмен, Мойша на лодке оттранспортировал незадачливого Руфика до берега и собирался даже сопроводить его до ближайших кустиков, но Руфик выскочил еще в полосе прибоя и понесся к берегу, на бегу прося его не провожать.

То, что Руфик не успел, стало видно по его одежде…

Вечером, когда Мойша с Руфиком отправились на свидание, Бьярт, полюбовавшись сполна на Юмину задницу, пока тот охотился за сбежавшим из сетки крабом, понял, отчего ему так тоскливо на душе. Он хотел, но не мог касаться в открытую этого создания. Который отличался от всех встреченных ранее омег, как птица от рыбы.

— Уебок! — воскликнул Юми, поймав наконец беглеца. — Ай, бля!

Краб, защемив клешней его палец, все же воспользовался замешательством и сгинул в траве за очагом. Юми, нахмурившись, сунул палец в рот.

— Дай посмотреть, — поражаясь собственной мягкой интонации, произнес Бьярт, и тот подчинился сразу, протягивая руку.

У ногтя виднелась красная отметина, но Бьярт смотрел не на нее, а на хрупкое запястье, тонкие линии-морщинки, выцветшие переплетенные веревочки. Задумчиво погладил большим пальцем родинку на тыльной стороне ладони, и Юми, облизнув губы, сказал с хрипотцой:

— Да нормально все, чего ты…

Бьярт поднял глаза, словно очнувшись. Юми, аккуратно вызволив руку, ушел. Действительно, чего он?..

Юми двинулся к морю, а Бьярт, признавая свою окончательную капитуляцию, нашел Стефа, который был занят очисткой родственника батата от кожуры. Лора, сидящая рядом, тыкала палочкой в уже очищенные.

— Слушай, Стеф, а что тебе альфы говорили? — спросил он осторожно. — Ну в плане комплиментов.

— Вот ты нашел у кого спросить! — фыркнул тот. — Сам подумай, какие мне могли говорить комплименты? Я толстый потный повар!

— Стеф, я серьезно.

Омега вздохнул.

— Глаза красивые, — сказал он, подумав. — Уши там, волосы, руки… А один вообще отличился — сказал, что ямочка на лице милая.

— Ямочка?

— Ага. Это рот был.

Махнув рукой, Бьярт встал и тоже зашагал к берегу. По цепочке следов он вскоре нашел Юми, сел на песок рядом и уставился на падающее за горизонт красное солнце.

— Ответь мне, пожалуйста, на вопрос: что надо говорить омеге, чтобы понравиться? — спросил он не сразу.

Юми ответил, но тоже с промедлением:

— Не знаю, я никогда не умел красиво говорить. Они сами как-то понимали, чего я от них хочу.

Бьярт моргнул.

— Кто? Омеги?

— Эм, нет, женщ… — Юми зажмурился, хмыкнул. — Альфы то есть. Забей, короче, тут я тебе не советчик.

— А если подумать?

— Если подумать, то, если хочешь, чтобы омега был твоим, начни ему читать «Конька-Горбунка»!

Юми расхохотался, уткнувшись в колени, а Бьярт, помедлив, приготовился. Была не была!

— За горами, за лесами, за широкими морями, против неба — на земле, жил старик в одном селе, — начал он, с опаской поглядывая на затихшего Юми.

«Бля-а-а!.. Да он же подкатывает ко мне! Да ладно! И чо на хуй делать?» — Юрка боялся разогнуться, чтобы не заржать и не смутить Бьярта. Если серьезно, то альфа ему реально жизнь спас, и не один раз, а он ведет себя как жопа с завязочками… Ну точно как Альбина, которая его два года френдзонила, пока он Зойку не встретил.

Юрке стало так противно от себя самого, что он резко разогнулся и взял Бьярта за руку:

— Стой. Я понял. Ты клево читаешь и всё такое, но, видишь ли… Ты сейчас обидишься, но я скажу правду. Я решил начать жизнь сначала. Все считают меня давалкой, а я не такой. Я хочу, чтобы по любви. Понимаешь? Ты вот хороший человек, замечательный альфа, прекрасный друг. Я бы с тобой в разведку пошел. Но отношения… Я сейчас переживаю не самый лучший период в своей жизни, поэтому могу только предложить быть друзьями. Пока. А дальше будет видно.

Юрка говорил и говорил, глядя на волшебный закат, как красное солнце опускается в море. Казалось, если бы не шум волн, прислушайся он посильнее — и услышал бы шипение, с которым горячий шар погружается в морские глубины. Смотреть на Бьярта он не мог. Потому что он тоже мужик и проникновенно смотреть на другого мужика был не в состоянии. Да, у водопада ему понравилась его дрочка. Да, мужик он красивый и альфа порядочный. Но не мог Юрка, не мог дать ему что-то большее.

— Друзьями, значит, — произнес Бьярт. — Предложение с чухау уже не актуально?

— Иди ты! — сощурился Юми.

Бьярт придвинулся ближе, касаясь плечом. Юми отвернулся с видом оскорбленной невинности, но не отсел.

— Да ладно, чего ты, — продолжил Бьярт, на ходу вспоминая, как клеил омег в молодости. — Я же вижу, что хочешь.

— Единственное, что я сейчас хочу, — дать тебе по морде.

— Или просто дать?

Юми медленно повернул голову, и что-то в выражении его лица заставило Бьярта сказать:

— Ладно, это была шутка, не шипи! Тогда, может, поцелуй? Прежде чем мы станем друзьями.

— Нет.

— Не в губы. В шею же можно?

Юми, вытянув ноги, некоторое время молчал, потом сдался, оттягивая ворот футболки.

— На, только не слюнявь сильно!

Шея у него была длинная, точеная, красивая, даже у Идрона такой не было. Как и милых родинок под ухом. К ним Бьярт и прижался губами, млея от осевшего в легких терпкого запаха, которым, в идеале, должна была пахнуть подушка в его спальне. Также в идеале было бы неплохо в той же кровати обнаружить наутро и обладателя этого запаха. Раздвинуть ноги коленом, еще спящему, устроиться между ними и вот так же целовать подрагивающую под губами шею.

Бьярт старался сдерживаться, но все равно на ухо Юми дышал горячо, чувствуя соль и терпкость на языке, пока тот поджимал губы и сдерживал дыхание. И Бьярт готов был поклясться, что кожа под его губами покрылась мурашками, когда он вздохнул, чмокнув напоследок чуть ниже, у кадыка. И если бы сзади не послышался шум, он бы заметил результат своих манипуляций в виде легкой возвышенности в районе паха несговорчивого Юмодзи.

— Извините-простите-извините! — донесся голос Мойши, спешащего со всех ног к парочке.

Юрка с Бьяртом синхронно посмотрели на приближающуюся фигуру.

— Юмодзи, прошу прощения, но там с Руфиком беда. У вас, помнится, были запасные трусы, не могли бы вы одолжить-подарить-продать их? — Мойша молитвенно сложил руки на груди, умоляюще глядя на Юми, и, по взгляду понимая, что тот не собирается делиться, внезапно рухнул на колени в песок: — Умоляю! Спасите!

— Обделался, что ли? — хмыкнул Юрка, вспоминая свое утреннее пожелание Фуфику.

Мойша горестно покачал головой.

— Прямо на свидании, что ли? Или в процессе… — Юрка с трудом сдерживал эмоции, понимая, что ситуация не та, чтобы хохмить.

— Ну пожалуйста! Вы же добрый, приличный, интеллигентный человек! — Мойша знал, на какие рычаги нужно надавить.

Достав из кармана запасные трусы, Юрка вложил их в руку повеселевшего беты.

— А что я вам буду должен? — тут же тормознул тот, хотя видно было, что мыслями он уже там, с Руфиком, мчится на белом коне рыцарем-спасителем с белым флагом-труселями.

— Сочтемся, — улыбнулся Юрка.

Последующие дни до голосования прошли спокойно, возможно благодаря тому, что все наконец смогли наесться досыта пойманной в бухте рыбой, которую Стеф запек на углях.

На лобном, пока все устраивались на местах вокруг очага, Юрка незаметно скользнул за спины операторов. Мика, улыбнувшись ему как всегда приветливо, сразу протянул сигарету, показав пальцем на наушник в ухе.

— Передал сразу, как только вернулись, — проговорил он, смотря куда-то в пространство. — Как и предполагали, да, выиграл мистер Ноунейм под номером три. Он же ставил на то, что Руфик обделается… Да. Понял. Про альф тоже. До связи.

Видимо, отключившись, Мика закатил глаза — совсем по-девчачьи — и простонал:

— Слава всем хтоническим богам, они отстали от меня. А ты ничего не слышал. Подслушивать нехорошо. А то пожалуюсь, что меня под пальмами зажимаешь.

— Мою репутацию уже не очернить, — хмыкнул Юрка, втаптывая в землю окурок.

Большинство решило на голосовании, что лишний — Акуила, и тот, на удивление спокойно, даже радостно восприняв это, зашагал по тропе вниз.

— Наконец-то помоюсь нормально и пожру из тарелок, — сказал он на прощание. — А вы так и ловите крабов, лузеры!

Обратно возвращались тоже без перебранок: Руфик хихикал, держась за ручку с Мойшей, Стеф рассказывал Нильсу о пользе морской рыбы, Джером и Пэдер, как обычно, молчали, зевая синхронно, Лора чмокала губами. Юрка плелся в конце рядом с Бьяртом, тоже засыпая на ходу, и споткнувшись, схватился за его рукав. Рука альфы скользнула по его боку, удерживая, да так и осталась там до конца пути. Юрка ее не стряхивал — с ней в темноте было надежнее.