Один на миллион

8

Съемочная группа жила в отеле на соседнем, чуть побольше, острове. Мика, который обходился вот уже третью неделю без секса, взгрустнул. Интимную жизнь он считал неотъемлемой частью душевного равновесия и, недополучив эндорфины, начал по-омежьи захиревать. При всей своей показной независимости он все-таки как минимум был зависим от секса. Юми, сладкая шоколадка, ему нравился, но Мика в то же время осознавал, что никакой его харизмы и стройности ног не хватит, чтобы уложить того в постель — слишком твердый и несгибаемый стержень был у Юми внутри. Вот обмануть — как два пальца об асфальт. Да и как ни крути, а альфой Мика не был. Ему и самому уже начинало хотеться чего-то страстного, дикого и неукротимого. Большого и мощного. Как оператор Улли.

После конкурса с монетами, когда Мойша вырвал победу зубами для своей вновь обретенной любви, нужно было сделать серию фотографий для информационного портала с видами острова. С десяток фото должны были быть с ведущим, и они вместе с Улли направились в бухту, где Мика, прислонившись к скале, немного приспустил шорты, ровно настолько, чтобы стало видно кружевное белье, расстегнул рубашку и покусал губы, создавая нежно любимый всеми фотографами эффект зацелованности. Улли белья и шлюховатого образа не оценил.

— Может, еще раком станешь, чего мелочиться? — недовольно буркнул он.

— А что тебе не нравится, котенок? Не твой, вот ты и бесишься? — хмыкнул Мика.

— Ты тупо заебал уже всех. Крутишь задом даже там, где это не нужно, — продолжил нравоучения Улли. — Можешь нормально встать, как приличный омега? Без вот этого антуража доступности?

— Могу, но так неинтересно. Твое дело маленькое — как и твой член, судя по всему, — так что молча фоткай, снимай на камеру и открывай рот только тогда, когда ешь. А насчет приличности… Знаешь, все альфы мечтают взять в мужья приличных, только порно смотрят все равно с такими, как я. Все. Работаем.

Улли, поиграв желваками, все же сделал снимки. Обратно они шли молча, причем огромный, под два метра ростом, оператор плелся сзади. Мика, шагая по нагретому песку босиком, так и не натянул шорты как положено. Специально.

Вечером, накупавшись в джакузи, он вышел из ванной, облаченный лишь в короткий шелковый халат, и собирался ложиться в кровать, когда в дверь постучали. Стоящий на пороге Улли, прижав к бедру плотный бумажный конверт, с осуждением посмотрел на босые ноги Мики.

— О, ты принес фото! — воскликнул Мика, вытаскивая конверт. — Спасибо! Что-то еще?

— Нет, — зло, будто Мика чем-то ему серьезно напакостил, бросил Улли и развернулся.

Дернув плечами, Мика почти закрыл дверь, как вдруг Улли, шагнув обратно, ворвался в номер.

— Эй, ты совсем уже? — вознегодовал Мика, но его сразу подхватили под мышки и бросили на кровать.

Сопротивлялся из вежливости он недолго, помогая снять с себя халат уже в нетерпении и закидывая потом ноги на альфьи плечи. До сего дня нескрипящая кровать начала скрежетать адски, и Мике подумалось: вот это анал-карнавал. Так его точно еще не вертели и не гнули, даже на курсах йоги. И в общественном транспорте, в бытность студентом, тоже.

— На хуй так жить! — пробормотал он с трудом, когда его перевернули на бок, не понимая, зачем он столько времени страдал без секса.

Потом он, правда, говорить не мог, только протяжно стонал. Улли, завершив этот бесплатный урок гимнастики, сел на кровати и расслабленно вздохнул.

— Блин, было круто, — промурлыкал Мика, продолжая лежать бревном среди подушек. — Повторим еще потом?

— В смысле — потом? — Улли смахнул пот со лба. — Сейчас я в душ сгоняю, и погнали дальше. Я только разогрелся.

Мика подавился колкой фразой, приготовленной заранее. Улли, смачно шлепнув по его заднице, подхватил со стула запасной халат с логотипом отеля и пошел в ванную. Вечер обещал быть томным.

После объяснения с Бьяртом Юрке показалось, что их отношения наладились. Может быть, конечно, ему это только показалось, так как он все по чесноку, на пальцах и от души рассказал о своих намерениях и традиционно не воспринял, что там себе подумал или захотел альфа. Но выговорившись, он действительно почувствовал облегчение. И в конце концов альфа тоже поддержал его, когда ночью они добирались до хижины. Стряхивать его руку Юрка тогда не стал. И спали как обычно — спокойно улеглись, и проснулся он опять зажатый руками Бьярта, с традиционным чужим стояком между своих булок. Снова влажных. Желание накатило прибоем, до зуда в поджавшихся яичках. И рука Бьярта на его пахе добавляла остроты и возбуждения.

Может, зря он отказался вчера от чухау? Хотя да, это же не ему предлагали сделать, а им. Он должен был Бьярту… Как говорится в анекдоте — «но есть нюанс»*. Желания тела подбивали поерзать, чтобы чужая рука сжала хозяйство через трусы и хоть немного сняла напряжение, но мозг взъерепенился — мужская рука, не Зойкина, не женская.

Плотный, устоявшийся запах тел. Скученность. Все это не способствовало дрочке. Поэтому Юрка, аккуратно сняв с себя руку Бьярта, выбрался на воздух, добрался до моря и подрочил в воде, как раз когда всходило солнце, вспоминая свой абсолютно дурацкий сон. А приснилось ему, что он там, дома, наблюдает сверху, как в его теле ведет себя Юми. В непонятках, подсчитавший дни, ожидающий течку, изнывающий от несправедливости мира и отсутствия альф. Видеть свое тело было странно, но, как и бывает во снах, в то же время нормально. Вот только поведение Юми было более истеричным, чем его здесь. Особенно просьба оттрахать резиновым дружком. Зойка восприняла это нормально — она тоже любила эксперименты, хотя, конечно, и удивилась просьбе. А то, что происходило потом, было похоже на хоум-видео с ним в главной роли. Юми, судя по всему, был той еще похотливой сучкой, потому что подмахивал с такими звуками и стонами, что даже Зойка возбудилась. Она поначалу осторожничала, играла с ним, аккуратно тыкала своим «Семенычем» в разведенные двумя руками половинки, боясь навредить, пока Юми не взвыл:

— Да трахни ты уже меня нормально!

Юрку выкинуло из сна, как раз когда Юми кончил, помогая себе рукой. Поэтому в море Юрка тоже подрочил быстро — слишком свежи были воспоминания. Он и сам не понимал, понравилось ему это или нет. Вообще-то это было настолько… гадко, что такое раньше даже представить себе было невозможно. А с другой стороны, утренний стояк и быстро спущенное семя в теплой воде ласкового моря говорили, что его это завело.

— Фу, блядь, я извращенец, — скривился он, выбираясь на белый песок и ненавидя себя. Об этом думать совершенно не хотелось, но, даже отталкивая от себя эти мысли, Юрка все равно ощущал, что мутирует.

Утром, естественно, у лямбдовцев запал иссяк, и мордобитие отложили до обеда. Стефа, ранее скромный и молчаливый, вошел во вкус и начал командовать как заправский полководец, раздавая указания. Слушались все беспрекословно, потому что жрать хотелось как из пушки, а сами они готовить, конечно, могли, но, во-первых, было не на чем, во-вторых, приготовить-то приготовили бы, но есть это было совершенно невозможно. Стефа был все-таки непризнанным талантом — из ничего состряпать съедобное нужно очень сильно постараться. Причем каждый раз он делал что-то новенькое: то добавит фруктов, то обжарит их, и вуаля — блюда получались хоть и в минималистично-милитаристском стиле, но разнообразные и еще не успели приесться до тошноты. Поэтому и альфы, и беты по малейшей просьбе — приказывать и стервозить Стефа так и не научился — делали все максимально и тщательно. Странным образом даже жара не отбила у альф и бет аппетит. А два оставшихся омеги, Юми и Руфик, ели тоже будь здоров, забив на все диеты и приличия, как и сам повар. Тем более Стефа все еще не мог простить пропажи риса и, будучи сильно опечален данным фактом, заедал огорчение по привычке.

Отправив двоих за рыбой, одного за водой, Руфику поручив выстругивать палочки для еды — самое легкое занятие, на другое он вообще не годился, — Стефа, высыпав крупу на деревяшку, перебирал гречку. Юрка присел ему помочь — он с утра уже успел умыться у водопада и был готов к свершениям. Конечно, кружки кофе не хватало, но надо было пользоваться тем, что имели.

Помнится, Зойка на неделю уезжала к родителям, так в день ее приезда он прямо еле мог дождаться. Даже записку написал, знал, что она приедет раньше: «Подогрел ужин (обжегся), помыл посуду (облился), перестелил постельное (вывихнул плечо), вынес мусор (просыпал). Без тебя очень плохо. Люблю тебя».

Сейчас, вот только сейчас он понимал, каким эгоистом был. А ведь все это здесь придется делать самому. И что бы он почувствовал, напиши ему такую записку?

Со стороны лобного места показалась группа загорелых оборвышей — «Созвездие» взошло на горизонте.

— Кто к нам прише-о-ол, — громко протянул Юрка. — Каких красивых дяденек к нам замело! Вы только посмотрите!

«Лямбда» стала подтягиваться к костру — то ли защищать Стефа с продуктами, то ли по стадной привычке приматов группироваться в момент опасности.

— Иль чо забыли? Сказать хотели? — Юрка говорил с интонацией Нади из фильма «Любовь и голуби», хотя знал, что уж этот фильм, кроме него, тут точно никто не видел. — Ой, гляньте-ка! В глаза не смотрят, наверное, рис спиздили! — Про «двойку получили» он заикаться не стал, может, тут в школах по другой шкале оценки ставят.

— Какой такой рис? Кто спиздил? — нагло сказал самый большой альфа. — Рис у нас свой, и его много. Вот пришли на… — он посмотрел на крупу, высыпанную Стефом, — на гречку поменять.

— Кофе отдайте, суки! — взвился Стефа, тем не менее осторожно ссыпая гречку, всю до крупинки, обратно в мешок. Аккуратно, но решительно.

Конечно, Юрка понимал, что эти, из «Созвездия», тоже люди и тоже голодают. И может быть, если бы они пришли попросить, им бы даже дали немного еды. Хотя нет. Не дали бы. Судя по команде — не дали бы. Разве что пиздюлей. И хуев натолкали бы в панамки. Да насмехались бы над не такими удачливыми соседями.

— Ну чо вы как дикие люди? Мы пришли мирно сделать обмен — рис на гречку. Хрена ли вы такие охуевшие? И не брали мы ваш кофе, — сказал низкорослый омега пискляво, вытирая рот и облизывая губы.

Вот после этого драка и началась. Дрались все. Даже пухлячок-повар, неожиданно оказавшийся гибким и прыгучим. Особенно это стало заметно, когда его удерживал здоровяк-альфа из «Созвездия», прикрывавший собой писклявого омегу, до которого Стефа хотел добраться за фразу: «Хули ты тут скачешь, беги в магазин «Всё по два», там завезли твой подбородок».

Юрка дрался с альфой, неосторожно махнувшим рукой, молча и отчаянно — почти так же, как его учили в «Муромце», показав парочку приемов. Дрался он, чувствуя себя Буратиной, причем из некачественной древесины — ни былой силы, ни растяжки, ни привычных литых мышц без тренировок. Но вой, крик, визг стоял знатный. Громче всех визжал Фуфик, махая своими длинными граблями и расцарапывая лицо какому-то бете. Разнимали их операторы, примчавшиеся на шум во главе с Микой, больше похожие на солдат, чем на киношников. Мика, правда, стоял в стороне, как обычно, только тревожно следил за Улли и Юмодзи.

Растащили всех быстро, оказали первую помощь, и когда Стефа заглянул в мешок с отвоеванным рисом, который противники принесли поменять на гречку, вой поднялся снова: в крупе был песок. Именно поэтому эти гады и пришли меняться.

Успокаивался Юрка сигареткой, зайдя за деревья и делясь с ведущим впечатлениями.

— А ты дерзкий, детка. Таким ты мне еще больше нравишься, — делая затяжку, протянул тот игриво.

— Ага, мечтай, — сплюнул на песок Юрка, улыбаясь.

Недалеко послышался голос жалующегося Руфика, которому Мойша обтирал лицо:

— Нет, ты посмотри только! Он точно ведьмак! Самый натуральный! Этот гад жрет как три жеребца и не толстеет, ни на грамм вообще. А я подышал над водой — и на тебе, поправился на стопицот кэгэ. Почему с едой нельзя как с порно: включил видео с фастфудом, подергал себя за язык, и все, пару дней есть не хочешь… И в драке вон — ему хоть бы хны, а мне все личико разукрасили. Ай! Да аккуратнее ты!

— Ничего ты не толстый! — спокойно уговаривал Мойша. — Я недавно читал статью, там британские ученые путем экспериментов доказали, что чем больше у омеги зад, тем он умнее. По их данным, у таких омег больше жирных кислот омега-три, которые питают мозг, способствуя его развитию.

— Да ладно! — охнул Руфик. — Блин! А я все — диета да диета! Чуть без мозгов не остался!

Бьярт на рыбалке пропустил всю феерию и вакханалию и пришел, когда уже все вернулись к своим делам, скучившись возле героя сегодняшнего дня — Стефа. Его после драки зауважали еще больше. Обед не был готов, но всем нашлось рядом дело, и команда даже как-то стала сплоченнее. Бьярт каким-то непостижимым образом словил черепаху и, торжествующе глядя на Юрку, вручил это чудовище ему:

— Вот! Сегодня будет деликатес. Стеф, ты черепаховый суп сваришь? А панцирь я себе заберу на память.

Глаза у альфы горели огнем победителя, ни дать ни взять — доисторический добытчик завалил и приволок мамонта! Юрка отдернул руки, и черепаха чуть не упала на песок, но Бьярт ее не выпустил, и она смешно зашевелила лапами, как будто плыла по воздуху.

— Я, может, и сварю, — с сомнением сказал Стефа, поглядывая на нее от костра. — Но, скорее всего, вряд ли. По нескольким причинам — во-первых, она живая, во-вторых, в котелок не поместится. Если кто-то ее разделает, тогда да. А рыба где?

— Рыбу Нильс ловит. Там немного. Разве что на супчик хватит.

Все сгрудились около добытчика и трогали пальцами черепаху, наперебой советуя, как ее прибить и разделать. Предлагали кокосом или топориком жахнуть. Но никто так и не решился у***ь ее, и, к общему сожалению и Юркиной радости, черепаху выпустили обратно в море. Стефа тоже был этому рад — то ли не хотел готовить, то ли не любил убивать.

Четырнадцатый день на острове Бьярту запомнился очень хорошо, ибо он никогда прежде не чувствовал себя подростком в пубертате, как в юности.

В этот раз конкурс проходил на противоположном берегу, рядом с командой противников, где все благоговейно замерли у лабиринта, выстроенного из вкопанных в землю бамбуковых стволов.

— Думаю, все вы уже достаточно притерлись, чтобы отличать друг друга. На ощупь и в темноте. Перед вами лабиринт, как вы уже заметили. Команды выдвинутся одновременно с четырех сторон, первая, которая доберется до центра, получит кое-что крайне необходимое на данном этапе. Почему с четырех? А потому что каждая команда делится еще на две группы, которые сначала должны найти друг друга и лишь затем идти к центру. Команда, добравшаяся до точки назначения в неполном составе, победителем не считается, — пояснил Мика, и все зароптали, поднимая со столика под деревом цветные платки.

— Мы со Стефом, Нильсом, Пэдером и Халдором. Руфика с ручным евреем и Джерома себе забирай, — сказал Юми, подцепив ярко-желтый платок.

— Вот спасибо! — пихнул его по-дружески плечом Бьярт.

— Так, обезьяна в конкурсе участвовать не может! — замахал руками Мика, указывая на вцепившуюся в Нильса животину.

— Она не будет мешать! — возразил тот. — Она спокойная! Если ее оставить у…

— Обезьяну оставляем здесь!

Нильс собирался сказать, что будет лучше, если Лора пойдет с ним, но ему не дали объяснить почему. Чмокая губами, она послушно взялась за протянутую руку ведущего и смешно, вперевалку зашагала с ним к съемочной группе.

— Пусть не обвиняют меня потом, — буркнул он.

Когда прозвучал гонг, Бьярт, вставший во главе человеческой многоножки — остальные участники цеплялись за одежду друг друга, — ощупал туго затянутую кем-то из телевизионщиков повязку и сделал шаг вперед. Потом еще один и еще, более уверенно.

— Переговариваться можно только шепотом! — рявкнул Мика в рупор откуда-то сверху.

— Зашибись! — зашипел в хвосте паровозика Руфик. — Как мы найдем друг друга? По запаху?

— А почему бы и нет? — прогудел Нильс, расстроенный расставанием с собственным фамильяром местного пошиба. — Хотя толку не будет. Мы сейчас одинаково воняем пóтом.

Бьярт, стараясь не вслушиваться в бормотание Руфика, двигался вперед, натыкаясь руками на гладкость бамбука. Когда рядом протопало, он цепко ухватился за чей-то круглый бок. Кто-то в его руках предупредительно пискнул.

— Простите, — сказал Бьярт, отпуская чужого омегу. — Ошибочка.

Миновав противников, многоножка свернула налево, ткнулась в тупик и развернулась обратно. На очередном повороте рядом снова затопало, и чужие ладони облапили его живот и то, что покоилось ниже.

— Ой, — произнес омега из «Созвездия». — Это не наши, двигаемся дальше!

Блуждание в лабиринте закончилось тогда, когда Бьярт наконец нащупал задницу, которую не спутал бы уже ни с чьей другой, ибо прижимался к ней каждое утро.

— Эй, полегче! — возмутился Юми, а Нильс позади спросил:

— Наша жопа?

— Наша! — кивнул Бьярт довольно. — Цепляйтесь с хвоста!

Им повезло — добрались до центра быстрее «Созвездия». Призом послужили комплекты сменной одежды и обуви, и это действительно было то, в чем все сейчас нуждались больше всего.

Когда съемочная группа удалилась, Бьярт заметил, как Нильс, стоя в стороне, грозит пальцем виновато понурившей рыжую голову Лоре.

— Говорил же, что ругаться буду! Зачем так делать, а? — возмущался он.

— Что у вас за семейная склока? — хмыкнул, подходя, Бьярт.

Нильс, выпрямившись, продемонстрировал вынутые из кармана сокровища: ключ, спички, карманный календарик с кошками, две скрепки, барбариску и презерватив.

— Рылась по чужим вещам, — нахмурился Нильс, а обезьяна выпятила губу. — Ну я же предупреждал, Лора!..

— Да ладно тебе, — махнул рукой Бьярт. — Не такие она и ценные вещи сперла. Вряд ли кто-то хватится скрепок и гондона.

— Ну да, Руфика же еще никто не хватился, — произнес Нильс, и они оба понимающе фыркнули.

К Руфику у всех утвердилась даже не стойкая неприязнь, а скорее стойкое раздражение — его нытье бесило всех, особенно по утрам. Поэтому большинство — Юми, Бьярт, Стеф, Нильс и Пэдер — проголосовали против него.

— Сегодня слабое звено вы, Руфик, — сообщил Мика на лобном, демонстрируя стопку бумажек с его именем.

— Мудаки! — плюнул Руфик. — Ну и похер, вы меня тоже все достали уже.

— Нет, не слабое, — произнес вдруг Мойша, поднявшись. — Слабое звено то, что одно. Если их два — это уже цепь. Я ухожу вместе с Руфиком.

— Ты спятил? — Руфик на какое-то время потерял дар речи.

— Вы уверены в своем решении? — взмахнул бумажками ведущий.

— Это не спонтанно, я давно решил: уйдет он, уйду и я, — кивнул Мойша и взял пораженного омегу за руку.

Рядом что-то хлопнуло, и Бьярт, повернувшись, понял, что это был за звук: Юми звучно шлепнул себя ладонью по лбу. Явно в знак осуждения.

Уходила парочка в закат, держась за руки, а Мика сказал, что нужно подставить в музыкальное сопровождение особенно слезливую мелодию. Чтобы все обрыдались и рвали на себе волосы с криками восхищения.

Бьярт, вдохновленный увиденным, решил, что он сам, видимо, не очень-то и активно проявляет свою симпатию к Юми, опустившись на тот самый примитивный уровень пубертата. В анамнезе выглядело все не лучшим образом: лапанье, смешки, шутки ниже пояса, дебильные подкаты. В глазах Юми он был, скорее всего, тупым плебеем. А ведь тот оставался омегой, и всем омегам хотелось романтики и прочих красивостей. Поразмыслив, Бьярт долго корпел над обрывком бумаги, сочиняя, как он ее назвал, серенаду. Дело оставалось за малым.

— Стеф, ты же вроде умеешь играть на гитаре? — спросил он у повара.

— Я знаю три аккорда, — ответил тот, косясь на оставленную одним из участников гитару, которая, разбухнув в воде, для дальнейших манипуляций на большой земле была непригодна.— Умею два.

— Мне больше и не нужно. Идем, поможешь мне.

Юмодзи, застигнутый у хижины, удивился такому повороту событий.

— Присядь, пожалуйста, — указал на бревно Бьярт.

— Я вообще-то отлить шел, — сказал Юми, но сел. — Чего вы?

Стеф, сделав крайне серьезное выражение лица, тренькнул струнами, и Бьярт, собрав в кулак всю свою решительность, затянул под произвольные «трунь-трунь» испорченной гитары:

— Ты ворвался в жизнь мою нежданно,

Изменил мой горизонт и реальность.

Мерцают мысли, на сердце вспышки

И чувства шпарят без передышки.

Все начиналось как невинный флирт,

А теперь без тебя пуст мой мир.

Ты волшебный омега инопланетный,

Омега моей мечты.

О боже, какой мужчина,

Я хочу от тебя сына,

И я хочу от тебя двойню,

И еще тройню, и еще тройню.

Припев он повторил дважды — для закрепления результата, и все время, пока он пугал своим басом мелких пичуг в кустах, Юми сидел не шелохнувшись, странно краснея лицом и тараща глаза. Лора, подбежав, принялась было подпрыгивать, повизгивая в такт треньканью Стефа, но ее увел ухмыляющийся Нильс.

— Воу, — сказал Юми, явно не зная, куда ему смотреть. — Это было здорово! Я прямо даже не знаю, что сказать.

— А ничего и не надо, — произнес Бьярт. — Я ведь от души.

— Бьярт, пожалуйста, никогда так больше не делай. — У Юрки чуть несварение желудка не случилось, и он решил сказать правду, открыть ему глаза на отсутствие поэтического таланта в корне, но повежливее. — Если хочешь, чтобы мы остались друзьями.

— А что мне за это будет? — Холодный и расчетливый ум финансиста тут же отодвинул обиду за чистосердечное и отчаянное песнопение в сторону и решил обернуть ситуацию в свою пользу.

— Ничего. Ни шапки, ни бурки, ни коня, — пошутил фразой из анекдота Юрка.

— Ну-у, так нечестно. Хотя бы свидание? — Бьярт хитро улыбнулся, и голубые глаза сверкнули. — Или все будут слушать мои концерты с серенадами каждый вечер…

Юрка закатил глаза, потом надул щеки и решил, что лучше согласиться на свидание, чем терпеть и ждать, пока нервы не выдержат.

— Одно.

— Но сегодня.

— Но одно.

— Договорились!