Перекрёстки судеб - 2

Знакомьтесь: Стефани Нурдстрём

Через неделю после описываемых событий, Ноэль Фолкнер благополучно вернулся в Стокгольм, обнаружив дома умиротворённую красавицу-жену; толстощёкого и довольного жизнью сына; его няню, светящуюся от восторга и с гордостью демонстрирующую помолвочное кольцо на пальце; Маркуса Шьёберга, со свойственной ему педантичностью планирующего свадебное торжество и следующий за ним медовый месяц... Даже постоянно бурчащий Пелле Армфельт стал как-то по-новому тих, спокоен и вежлив. От чуткого уха Ноэля не ускользнуло то, что телохранитель всё чаще в разговоре обращался к Мари по имени.

- Тебя разжаловали из Королев? - поинтересовался он у жены, пытаясь найти на террасе место для курения, откуда дым не шёл бы в сторону Мари.

- Королеву невозможно развенчать, её можно только у***ь, - ответила супруга, не отрываясь от экрана ноутбука. - Если ты помнишь, раньше Пелле просто не считал себя достойным называть меня по имени.

- А теперь достоин?

- Теперь — достоин.

Ноэль не стал докапываться до сути и вдаваться в подробности произошедших перемен. В конце концов, бОльшим абсурдом выглядело то, что человек, дважды спасший Мари жизнь, упорно не называл её по имени, словно у него язык на это не поворачивался. Самое главное, что в доме царили мир и покой!

19 августа за пятнадцать минут до полуночи в Королевском госпитале Стокгольма на свет появилась Стефани Кэндис Нурдстрём Фолкнер. Роды проходили тяжело. Настал момент, когда Мари балансировала на тонкой грани между жизнью и смертью. Ноэля и Пелле, изнывающих от неопределённости в коридоре, в курс дела никто вводить не собирался. Но по суете, возбуждённым голосам персонала и бегающим взад-вперёд медсёстрам, мужчины понимали, что не всё идёт так гладко, как хотелось бы. Не сговариваясь, о Боге вспомнили и чувствующий угрызения совести муж и из последних сил скрывающий истинные чувства к хозяйке телохранитель…

Ноэль спросил у медсестёр, есть ли в госпитале комната для молитв. Найти её оказалось не сложно, а вот войти...Фолкнеру казалось: толкни он входную дверь и сделай первый шаг - тут же разверзнутся небеса и его испепелит мощный заряд молнии, посланной свыше. Он даже зажмурил глаза, наконец-то решившись войти в помещение...В комнате чуть слышно звучала запись органной музыки. Потрескивая, горели свечи у довольно скромного деревянного распятья. Простояв неподвижно пару минут, Ноэль невольно расправил плечи: никаких громов небесных на его голову не послали. Тяжело опустившись на обитую новомодным высокопрочным текстилем скамью в последнем ряду, он опустил лоб на переплетённые пальцы рук и пытался вспомнить слова молитвы, которой его пыталась обучить бабушка. Когда он в последний раз молился? Получалось, что на себя он привык рассчитывать больше, чем на искупившего когда-то грехи человечества Сына Божьего.

Поначалу в голове царила сумятица. Непрекращающаяся круговерть услышанных за день фраз и картинок из архива воспоминаний не позволяла сформулировать мысли чётко и ясно. Наконец, Ноэль поднял взгляд на распятье. Освещаемый бликующим пламенем свечей, лик Христа казался живым и невероятно умиротворённым. Страх исчез из души Фолкнера и нужные слова полились сами собой.

- Не уверен в том, что достоин Твоего прощения… Да и не за себя прощу! Оставь мне Мари! Думаю, у Тебя и так подданных достаточно, а моя жизнь без неё — как лодка без руля и ветрил...Знаю-знаю, Ты всё видел, Ты всё знаешь и не веришь мне сейчас...Но я клянусь: никогда больше ни одна женщина не окажется в моей постели до того момента, пока смерть не разлучит нас с Мари. Скажешь, что ж не держу слово, которое на свадьбе дал? Сам не знаю… Бес попутал? Нет, не бес...Легко всё на него валить...Сам виноват, не той головой думал...Ты знаешь, редко я к тебе за помощью обращаюсь. Но в этот раз только Ты можешь мне помочь! Оставь мне мою жену! И помоги укрепить силу и стойкость характера, чтобы сдержать обещанное слово!

Родители Ноэля являлись убеждёнными атеистами и не принуждали сына к выбору какой бы-то ни было конфессии. Крестила Ноэля бабушка, принявшая в Швеции лютеранство. Все воспоминания Фолкнера о церковных обрядах связаны с ней. Вот и сейчас, поднеся ко лбу пальцы правой руки для того, чтобы осенить себя крестным знамением, он услышал родной голос, подсказывавший когда-то маленькому Ноэлю Сигурду: « Лоб — пупок — левое плечо — правое плечо — да голову склонить не забудь!».

Кинув последний взгляд на лицо Христа, Ноэль мог бы поклясться, что увидел, как деревянная статуя ему кивнула. Стараясь не распахивать дверные створки слишком сильно, он тихо покинул помещение...

Армфельт поднялся в зимний сад. В ушах звенело, в висках стучало, во рту пересохло...Сжав кулаки и глядя в звёздное августовское небо, он выпускал на волю чувства, рвущиеся из глубины души:

- Господи, знаю, что тебе тошно на меня смотреть, но я пытаюсь измениться. Пытаюсь в Тебя поверить. Если Ты заберёшь сейчас эту женщину, мне будет тяжело это сделать. Пусть она живёт — долго и счастливо. И девочка пусть в живых останется! Если Тебе нужно забрать чью-то жизнь — забери мою, но Мари — не трогай! Ей ещё рано уходить!

В небесной канцелярии запросы фиксировали чётко. Пелле об этом никогда не задумывался. И не подозревал, что однажды ему придётся ответить за свои слова.

Прежде, чем начать операцию по родовспоможению, всё тот же врач, что когда-то не хотел принимать на себя ответственность, выбирая Армфельта донором крови для Мари, вышел к Ноэлю с медицинской картой его жены в руках.

- Ноэль, положение более, чем серьёзное… А ваша Мари упряма, как...даже не знаю кто...Я настаиваю на кесаревом сечении — ей не справиться самой. Возможность данной операции обсуждалась нами во время последнего приема, но Мари принялась ужасаться, что шрам останется.

- Да бог с ним, со шрамом! Пусть хоть миллион шрамов останется, но она должна жить!

- Боюсь так же, что может открыться сильное кровотечение…

- Пелле Армфельт здесь, в госпитале...

- Хорошо, попрошу чтобы на всякий случай подготовили аппарат для прямого переливания крови. И ещё…Во избежание неожиданностей, я взял бы на себя смелость предотвратить возможность беременности в будущем. Опять же, уговорить Мари мне не удалось, но я подумал...Вам ведь не безразлично здоровье и благополучие вашей жены? Ни одно средство предохранения не даёт стопроцентной гарантии. А если Мари забеременеет ещё раз — это приведёт к плачевным последствиям…Можно совместить обе операции, понимаете? Если Вы не против — подпишите бумаги. Бюрократия, сами знаете...

Фолкнер, не задумываясь о том, какую отповедь получит от Мари, когда жена узнает о его поступке, поставил размашистую подпись там, куда указывал палец врача с идеально обработанным ногтем и долго смотрел на створки дверей, раскачивающиеся после ухода доктора, раз за разом уменьшая амплитуду движения. Потом, очнувшись, оторвался от гипнотической картины, достал телефон и набрал номер Армфельта:

- Пелле, ты где? Спустись вниз, пожалуйста...Нет, пока что всё в порядке, но лучше тебе находиться где-нибудь поблизости…На всякий случай...

Армфельт в данный момент предпочёл бы, чтобы расстояние между ним и Ноэлем было как можно больше, но когда речь шла о жизни Мари —он забывал о том, чего бы ЕМУ хотелось. Спустившись вниз, Пелле старательно изображал олимпийское спокойствие, но нога, нервно выбивающая по полу замысловатый ритм, выдавала его с головой…

- Пелле, от меня можешь своих чувств не скрывать — я знаю, что ты неравнодушен к моей жене.

- И ты так спокойно об этом говоришь?

- А почему я должен нервничать? Тех, к кому неровно дышат, берегут, как зеницу ока. Поэтому, уезжая, я всегда спокоен: оставляю Мари в надёжных руках.

Пелле облегчённо выдохнул. Похоже, Ноэль не знает КАК сильно он любит его жену и ЧТО произошло, пока он отсутствовал.

- Ну что ж, ты прав. Из моих рук она никуда не денется…

- Если сейчас её не заберет тот, кто никогда не спрашивает, чего мы хотим…

- Даже думать об этом не смей! - взорвался Пелле. - Мари справится! Что за семейство паникёров: чуть где прижало — тут же гроб бегут заказывать!

Ноэль поймал руки парня, которыми тот размахивал, как сумасшедший.

- Спокойно, спокойно, Пелле! Всё будет хорошо! Конечно, Мари справится…

Ещё через час, когда внутреннее напряжение в душах Ноэля Фолкнера и Пелле Армфельта достигло критической точки, в коридоре появился усталый доктор. Оба мужчины замерли, не в состоянии по лицу врача понять — какого рода новости он им несёт?

- Ну что, поздравляю вас — девочка, 3100 грамм, 55 см…

- А Мари? - в один голос вскрикнули Ноэль и Пелле.

- И Мари жива-здорова. Слабая только очень. Первую ночь подержу обеих в реанимационной палате. Вам туда, к сожалению, нельзя. Но завтра утром, если всё будет в порядке — милости просим, можете навещать своих дам.

Мужчины поехали в «American Klink» - до закрытия бара оставалось ещё несколько часов и Ноэль принялся угощать присутствующих за свой счёт.

- У меня есть дочь! Слышите?! Я — самый счастливый папаша на свете! Полный комплект: сын и дочь! Гуляем до утра!

И они гульнули настолько знатно, что пришлось оставить машину Ноэля на служебной стоянке у ресторана и уехать домой на такси. Оба, не раздеваясь, рухнули на свои кровати поверх покрывал. После того, как сознание чуть просветлело после отменной попойки, и Ноэлю и Пелле приснилась Мари. Муж увидел её в вечернем платье, на сцене, перед огромным скоплением аплодирующего народа. Армфельту Мари явилась в лёгком цветастом платье, босиком, на берегу идеально круглого лесного озера…

Утром в госпиталь шумной толпой ввалилось всё огромное семейство Нурдстрём и принялось воевать со старшей по отделению, не желающей пускать этот цыганский табор в палату, куда Мари и Стефани переехали после благополучно прошедшей первой ночи. В конце концов, женщина сдалась, но согласилась впустить только счастливого папашу. А тот, сам не ведая, почему и зачем, позвал с собой Армфельта.

- Спасибо за маленькую принцессу! - Ноэль нежно поцеловал жену, у которой всё еще было настолько мало сил, что ей даже говорить не хотелось.

У Пелле Армфельта, когда подошла его очередь подойти к кровати усталой матери, по всему телу побежали мурашки. Он смотрел на крошечное тельце новорождённой девочки, на её темноволосую головку - и в ушах его звучал давний разговор с Мари. «Эта девочка будет не просто чудом, а чудом вдвойне...И придётся тебе стать её крестным отцом, потому как теперь в ней есть и частичка тебя...». Он осторожно коснулся крошечного кулачка младенца и прошептал:

- Спи спокойно, Стефани, я тебя никогда не брошу!

Мари слабо улыбнулась ему, а Пелле, улучив момент, когда Ноэль повернулся к нему спиной, подгоняемый к выходу неумолимой медсестрой, быстро наклонился и по очереди поцеловал Мари и Стефани.

- Возвращайся скорей, без тебя в доме так пусто! - успел прошептать он, прежде чем от дверей раздалось:

- Молодой человек, вас не касается, что ли? Сегодняшний визит окончен! Однако, увидев расстроенное лицо Армфельта, церберша в медицинском халате сменила тон.

- Да дайте же вы ей окрепнуть! Быстрее выпишется!

Мари никогда не относилась к любителям поваляться на больничной койке и, стараясь соблюдать все предписания врачей, действительно вскоре вернулась домой. В день выписки Ноэль шагал впереди и гордо нёс в руках сумку-переноску с малышкой Стефани. Пелле досталось ухаживать за матерью новорождённой «принцессы», чему он был более, чем рад. Медсестра помогла Мари одеться и Армфельт, легко подняв её на руки, посадил в больничное кресло-каталку и покатил вслед за счастливым папашей к выходу из госпиталя.

- Ой, Пелле, ну что ты опять со мной, как с инвалидом! Я могла бы и на своих двоих доковылять! - как обычно, развозмущалась та.

- Дорогая, откуда в тебе эта черта: постоянно изображать никому не нужное геройство? - обернулся к ней муж.

Мари неожиданно задумалась: и правда — откуда? Почему ей хочется так показать и доказать окружающим, что она сильная и не нуждается ни в чьей помощи?

Стефани Нурдстрём и после появления на свет продолжала напоминать своей матери «где раки зимуют». Девочка совершенно не хотела спать ночами, просыпалась через каждые полчаса, плакала громко и отчаянно и буквально сводила родителей с ума.

- Кажется, в этот раз мы оба отправимся к дядюшке Микке в «Эдем», - едва не валясь с ног от хронического недосыпа и усталости, сказал Ноэль в конце первой же недели обитания дочери в спальне у родителей.

Как знать, сколько ещё родители изводили бы себя неполноценным сном и мочалили остатки нервов, не окажись пришедшая на дом патронажная сестра пожилой женщиной с многолетним опытом и зорким глазом. Внимательно взглянув на Мари, она сразу предположила, что ребёнок не спит из-за того, что он...голоден.

- Ну-ка, дорогуша, сцеди мне немного молока. Буквально, чтобы дно этого стаканчика покрыло...

Фрейя Петерссон протянула Мари небольшой пластиковый стаканчик с крышечкой, похожий на пустую тубу из-под растворимых таблеток аспирина, только прозрачный. Увидев, с каким трудом удалось набрать даже эту небольшую порцию, опытная женщина укрепилась в своих подозрениях. А результаты теста эти подозрения только подтвердили: молоко жидкое и, похоже, его непростительно мало. О чём Фрейя и сообщила Мари по телефону, посоветовав зайти в детское отделение поликлиники и, посоветовавшись с врачом-педиатром, подобрать подходящую смесь для кормления Стефани.

Ночи Мари и Ноэля наконец-то стали относительно спокойными. А днём Мари помогали родственники и Малин. Наттгрен снова проявил великодушие и слетал в Петербург за Марией Николаевной. Обе матери и Малин распределили между собой обязанности и дежурства таким образом, чтобы у Мари появилась возможность хорошенько отдыхать и поскорее восстанавливаться после сделанных операций. А Ноэлю пришла пора возвращаться на съёмочную площадку. Ситуацию облегчало то, что на этот раз он подписал контракт с местной киностудией и ему не приходилось разрываться между городами и странами.

Мария Николаевна принесла Мари бутылочку с порцией детской смеси. Та докармливала дочь грудью: твёрдо решила, что завершит грудное вскармливание только в том случае, если молоко совсем пропадёт или Стефани, распробовав заменитель материнского молока, совершенно откажется трудится самостоятельно над скромными запасами родной матери. Наблюдая за Мари, Мария Николаевна улыбалась: ну прямо Рафаэлева «Мадонна с младенцем»! Девочка тихонько покряхтывала у обнажённой груди, смешно перебирая в воздухе крошечными пальчиками и поглядывая на мать огромными тёмными глазами. Какого цвета они окажутся в итоге, сейчас сложно было определить. Как и невозможно было сказать, на кого из родителей она больше похожа. Кажется, кончик носа у неё точно такой же, как у Ноэля!

- Марьюшка, я так за тебя рада! Вот теперь вижу, что и правда у тебя всё хорошо. И «пижон» твой, как его Петя величает, от тебя не отходит, и помощников у тебя предостаточно...От меня-то проку не много, но девочка эта, Малин, просто прирождённая нянюшка. И у Берты, к счастью, сил побольше, чем у меня...Ты не переживай, я вас ненадолго стесню: Кузьминична совсем плохая стала, не могу её надолго оставить, ты уж прости! Наташа с Серёжей, конечно, ответственные ребята. Но у них и у самих сейчас хлопот-полон рот…

- Мамуль, ну что ты передо мной оправдываешься? Я от тебя усвистала в дальние страны, весточкой лишней не порадовала, виновата перед тобой по гроб жизни, а ты у меня прощения просишь!

- Да брось ты себя виноватить! Простили уже тебе твои грехи и я и Господь!

«Ох, мама-мама, знала бы ты, что дочка твоя без грехов — ну ни на шаг!» - подумалось Мари, но озвучивать свои мысли она, конечно же, не собиралась. Вместо этого постаралась успокоить родительницу:

- Я же тебе постоянно повторяю, что у меня всё хорошо, а ты не веришь! Что там твой любимый Петечка? Не женился ещё?

- А ты разве не знаешь?

- О чём?

- Живёт он уже несколько месяцев с какой-то женщиной. Показывал фотографию. Так, ничего особенного. Но главное, чтобы ему нравилась, я-то что…

- Забавно, что он тебе всё рассказывает. Надо же...Несколько месяцев. И сам, как партизан молчит, и Эмиль ни словом не обмолвился…

- А Милька-то тоже ничего не знает. Прячет Петя зазнобу свою. То ли стесняется, то ли не верит, что серьёзно у них всё...Ты-то на меня не в обиде, что с бывшим твоим связь поддерживаю? Прикипела я к нему как-то...К Ноэлю вот никак не привыкну. Хотя вижу, что он для тебя жареную луну с неба достать готов. Может быть потому, что молод очень…

«Ага, а Армфельт ещё моложе...Не в песочнице ли я следующего кавалера встречу?» - подумала Мари и сама испугалась своих мыслей. Какой ещё в чертях собачьих «следующий кавалер»?!

- Вот мне, мама, и чуднО, что ты к Петеру такими глубокими чувствами прониклась. Я-то голова бедовая, мне вечно мальчишей-плохишей подавай. Знала я, что он выпивает много и что характерец не сахарный, но мне вожжа под хвост попадёт — не остановишь...Боялась, что ты не примешь его и меня пилить постоянно будешь, а оно вон как вышло…

- А что ж твой Морис? Тоже из «плохишей»?

- Нет, мамуль. Из всей череды моих мужей — а их и до Мариса в моём бурном американском прошлом энное количество отметилось — Лангелитье, пожалуй, вписался бы в портрет идеального зятя для тебя. Вы бы с ним ещё и по-французски пощебетали бы. Хотя в Квебеке немного другой французский, не тот, что в Париже…

На лицо Мари набежала тень от нахлынувших на неё воспоминаний, что не укрылось от Марии Николаевны.

- Что ж он, совсем с тобой не общается?

- Я, мама, умудрилась так сильно Мориса обидеть, что он до сих пор не может меня простить окончательно...Пересекались пару раз на музыкальных мероприятиях. Вроде, нормально общаемся, но какой-то душевный надрыв в нём остался. Аж холодно мне от его взгляда становится…

Мария Николаевна покачала головной.

- Непутёвая ты моя...Артистка! В кино-то можешь кого угодно играть, а вот в жизни — береги тех, кто тобой дорожит! Не играй их чувствами!

Мари поспешила опустить глаза, чтобы мудрая мама не прочла по ним жестокой правды: все материнские заветы она мимо ушей пропустила и в очередной раз ходит по лезвию бритвы, отвечая на чувства мужчины, который однажды уже из-за неё пострадал…

На её счастье, увидев, что Стефани заснула, Мария Николаевна осторожно взяла младенца на руки и переложила в детскую кроватку. Потом поцеловала дочь и пошла к выходу из комнаты:

- Поспи и ты, доченька, хоть немножко...Заболтала я тебя, дура старая!

- Что ты, мам, разве ж это много? Часто ли мы с тобой рядышком сидя болтаем? Скайпы все эти, конечно, хорошее дело, но...Ну, ты понимаешь, о чём я…

- Понимаю, конечно...И всё равно — поспи! Я пойду Берте помогу: что-то она там стряпает на кухне. А там и Ноэль скоро приедет...Отдыхай, Марьюшка, набирайся сил!

Ласковый мамин голос ещё долго звучал в ушах Мари после того, как Мария Николаевна закрыла за собой дверь. Болезненно поморщившись — иногда заживающие швы давали о себе знать нешуточной болью — Мари укрылась с головой одеялом и тихонько заплакала. Ей ужасно стыдно стало за все свои выкрутасы в прошлом и настоящем… Несколько минут слёзы лились сами собой...Мари старалась шмыгать носом потише, чтобы не разбудить ненароком собственную дочь. Постепенно она успокоилась и последовала-таки материнскому совету хоть в чём-то: сладко заснула.