House of four elements

Глава 6

— Луи? — осторожно зову я парня, отрывая пальцы от губ.

Томлинсон, конечно же, не отзывается, и я подбегаю к нему, присаживаясь рядом.

Светлая футболка на спине пропитана кровью, тянусь пальцами к краю ткани и тяну её вверх, чтобы открыть спину. Как только перед глазами оказывается ужасающая рана, я делаю глубокий вдох.

Пуля попала между лопаток, и, к сожалению, её даже не видно. Кажется, что она действительно отравила кровь, потому что от раны тянутся тёмные линии, расходящиеся в разные стороны, словно в вены Томлинсона потихоньку вливают дёготь и сквозь кожу видно, как практически чёрные ленты растягиваются по спине, обнимая его за шею и рёбра.

— Я в полном, мать его, порядке, — передразниваю я парня. — Придурок!

Оглядываюсь по сторонам, чтобы найти что-то, что поможет мне вытащить пулю.

Пинцет, щипцы?

Луи говорил, что эти пули раскрываются внутри, как зонт, но проблема в том, что отверстие у раны слишком маленькое, и я не представляю, как это вытащить.

— И что мне делать? — спрашиваю я у спящего полудемона. — О Господи, кажется, мне придётся резать тебя.

Вряд ли кухонные ножи подходят для этой ситуации, а вот канцелярский — самое то.

— Отлично, блин, — поднимаюсь на ноги и бегу в комнату, — с Днём грёбаного рождения меня!

Забежав в комнату, пытаюсь найти на своём рабочем столе канцелярский нож и нахожу всё что угодно, но только не его. Резко выдвигая ящики стола, начинаю вытаскивать тетради, ручки и карандаши, скидывая весь хлам прямо на пол.

Наконец, найдя нож, бегу в комнату Пэни, чтобы залезть в её сокровищницу (шкаф, в котором она прячет крепкий алкоголь для «плохих деньков»), схватив бутылку виски, несусь обратно в коридор.

За то время пока я занималась пробежками по квартире в поисках важных инструментов для срочной операции в домашних условиях, рана Томлинсона ухудшилась: тёмные линии стали длиннее и шире, а кожа на лице парня и вовсе побелела, потеряв все цвета.

— Даже не думай умирать, грёбаный маршмеллоу, — бормочу я, откручивая крышку от бутылки, — я ещё не отомстила тебе за песню «Барби».

Откинув пробку в сторону, щедро поливаю ей рану и лезвие ножа (потому что видела, что так делают в кино крутые ребята), посмотрев на канцелярский нож, перевожу взгляд на бутылку, а затем подношу её к губам и делаю большой глоток для смелости.

Горькая жидкость обжигает рот и бьёт в нос, в горле першит, и, зайдясь кашлем, я отставляю алкоголь в сторону.

— Ну что, поехали? — шумно выдохнув, беру в руки нож и, нажав на кнопку, выдвигаю серебристое лезвие. — Знаешь, — бормочу я, — сейчас мне не хватает твоих язвительных комментариев.

Дотрагиваюсь острым концом лезвия до кожи и, слегка надавив, медленно веду его по диагонали раны.

Тихий писк в виде «Боже мой, боже мой, боже мой» сопровождает меня с каждым порезанным миллиметром. На лице Томлинсона тем временем царит бледное умиротворение, словно он объелся пончиков, а теперь прилёг, чтобы вздремнуть.

Спасибо богу телевидения за то, что он создал канал «E4», потому что там круглые сутки транслируют операции, и каждый раз, когда я включаю этот канал, там кто-то отрезает или пришивает грудь, или вырезает огромные липомы. В общем, вид крови и разрезов не пугает меня, но вот пихать свои пальцы в чьё-то разрезанное тело...

— Я врач, я доктор, я доктор-врач, — бормочу я, пока осторожно засовываю большой и указательные пальцы в рану, пытаясь нащупать пулю. — Я как Джон Сноу, только круче.

Мне везёт, потому что пуля застряла не так уж глубоко, но вот зацепилась она внутри прочно, словно металлические щупальца знают, что ещё не достигли заветной цели в виде смерти.

Стиснув зубы, поддеваю один из острых звеньев и, приподняв его, тяну вверх, но дурацкая железяка выскальзывает, чтобы вновь вцепиться в спину Луи.

Тем временем тёмные линии продолжают распространяться, отравляя полудемоническую кровь.

Эта магическая хрень с метками бросила мне вызов, и я её вытащу, чего бы мне это не стоило.

— Обещаю, — вновь пытаюсь подцепить пулю, — что всегда буду мыть за собой посуду. Перечитаю всю классическую литературу и научусь держать язык за зубами, только вытащись уже!

Кажется, пуле понравились мои уговоры, потому что я, хоть и с большим трудом, но всё же вытаскиваю её.

Маленькая металлическая смерть выглядит как раскрытый цветок или четырёхгранная звезда, только края острых концов чуть загнуты, а вдоль каждого серебристого лепестка торчат крошечные зазубрины.

Провожу подушечками пальцев по никелированным лепесткам, стирая следы крови и обнаруживаю на них выгравированные иероглифы.

— Вот запарились-то, — щурясь, пытаюсь разобрать хоть один символ. — Не легче ли купить крест и Библию и просто изгнать этих демонов обратно в ад?

Отложив пулю в сторону, смотрю на испачканные в крови руки и, взглянув на «сломанного» полудемона, вытираю ладони о его футболку, пока он не видит. Какая разница, он всё равно уже испачкан.

Небрежно провожу пальцами по груди парня, а затем понимаю, что его грудная клетка не вздымается. Совсем.

Он не дышит.

Протянув руку, проверяю пульс на шее и с ужасом понимаю, что его и вовсе нет.

— Чёрт возьми! — присев напротив, трясу полудемона за плечо. — Луи!

Дотрагиваюсь пальцами до его холодной щеки и внезапно чувствую, как в моей груди разрастается ледяной шар, словно вместо сердца у меня теперь морозильная камера. Это не страх или волнение, я действительно физически чувствую этот холод.

— Я же вытащила пулю!

Отрываю пальцы от щеки и растерянно качаю головой; алые следы крови, оставленные моими пальцами, слишком сильно контрастируют на фоне его бледно-фарфоровой кожи.

— Томлинсон, — вновь трясу его за плечо, — только не умирай, пожалуйста, я уже не хочу другого слугу, слышишь?

Холод в моей груди пробирается к вискам и, прикрыв веки, я запускаю пальцы в волосы.

Что мне делать?

Полудемон, который пробыл со мной сутки, уже не выдержал этой жизни. Следующая тень, наверное, покончит с собой.

— Сколько можно повторять, — раздаётся тихий голос, — что я тебе не грёбаный слуга, Купер.

— Господи, ты жив! — с облегчением выдохнув, подаюсь вперёд, чтобы обнять парня.

— Отвали от меня, — усмехнувшись, Томлинсон пытается отстраниться, но он ещё слишком слаб, поэтому я продолжаю обнимать своего первого спасённого пациента.

— Погоди, ещё пару секунд, пока ты не начал снова раздражать меня.

— Лучше бы я умер, — бормочет он в моих тисках.

Рассмеявшись, отстраняюсь, а затем перегибаюсь через парня, чтобы взглянуть на рану. Тёмные линии всё такие же длинные, но уже становятся тоньше, а значит — полудемон идёт на поправку.

— Знаешь, когда соберёшься умирать в следующий раз, хотя бы скажи, где находится кладбище для слуг, потому что я понятия не имею, где тебя хоронить.

Хрипло рассмеявшись, он потирает пальцами веки.

— Я давно хотел сказать тебе, — тяжело вздохнув, Луи поднимает ресницы, — ты просто маленькая и на всю голову долбанутая ведьма.

Усмехнувшись, откидываюсь назад и ложусь на бок, чтобы заглянуть парню в глаза.

Внезапно я понимаю, как вымотал меня сегодняшний вечер. Загипнотизированные люди, клоуны-убийцы, магические пули и смерть, которая буквально дышит в твой затылок своим холодным дыханием.

Это и есть радости магической жизни? Лежать, будучи испачканными кровью, прямо на полу в коридоре и радоваться тому, что всё ещё можешь дышать?

Постепенно к лицу моего пациента возвращаются краски, а в глазах начинает появляться жизненный огонёк, но он пока так же, как и я, не спешит вставать.

— Если честно, — говорю я, опуская голову на сложенные ладони, — то я жутко перепугалась, думала, что ты на самом деле умер.

Вскинув брови, Луи приподнимает уголок губ.

— Спасибо за то, что спасла, Купер, я не сомневался в том, что ты вытащишь из меня эту хрень.

— Как бы мне, — прикусив губу, изо всех сил стараюсь сдержать довольную улыбку от этой похвалы, — теперь вытащить из тебя скверный характер?

Усмехнувшись, Томлинсон приподнимается и, поморщив нос, садится ровнее, поправляя футболку.

— Ты что, — опустив взгляд, парень оттягивает край светлой ткани, — вытирала об меня руки?

— Просто, — пожимаю плечами, — проверяла твоё сердцебиение.

Прищурив глаза, Луи раскрывает губы, чтобы сказать что-то, но его прерывает движение ключа в замке входной двери.

— Вот же чёрт, это Пэни!

В тот момент, пока я судорожно пытаюсь подняться на ноги, раскрывается дверь. На пороге стоит Пэнс, из её пальцев выскальзывает поводок, приземляясь рядом с Зевсом, который смотрит на нас так же удивлённо, как и моя опекунша.

Мы с Луи сидим на полу, рядом раскрытая бутылка виски, а одежда парня в следах крови. Боюсь представить, что подумает Пэни.

— Пэнс, — выставляю ладони вперёд, но увидев на них алые следы, тут же опускаю, — не пугайся, я сейчас всё объясню!

— Ты... — раскрыв губы, она покачивает головой. — Ты ранена, Марни?

— Нет-нет, всё хорошо.

Взгляд карих глаз медленно перемещается на Луи, и лицо Пэни искажает гримаса отвращения. Она крепко сжимает кулаки, и я как-то должна уверить её в том, что этот язвительный полудемон вовсе не маньяк.

— Даже не думай, — говорит она сквозь сжатые зубы, — что я отпущу её с тобой на ту сторону.

— Вы что... Вы знакомы?

— Не лично, — Луи пробегается пальцами по волосам, а затем заглядывает в её глаза. — Ты уже ничего не решаешь, выбор только за Марни.

— Только не говори, что ты тоже в курсе всего происходящего, Пэнс! Кто-то ведь должен оставаться нормальным в этой семье, — раскрыв губы, покачиваю головой. — Ты... Тоже ведьма?

Прикрыв веки, тётя шумно выдыхает и, закрыв за собой дверь, замолкает, словно нас тут вообще нет. Зевс медленно подходит к Луи и, понюхав гостя, быстро забывает про него, семеня в сторону кухни за очередной порцией еды.

Я сейчас безумно завидую Зевсу, потому что ему совершенно всё равно на магические разборки.

Шагнув в нашу сторону, Пэни подхватывает с пола бутылку виски и делает несколько больших глотков, ничуть не поморщившись, а затем устало бредёт в сторону кухни, чтобы сесть за стол.

— Кто-нибудь собирается рассказать мне хоть что-нибудь?

— Она тень, — поясняет мне Луи, поднимаясь с места и направляясь следом за Пэни. — По крайней мере, была ею когда-то.

Поднявшись на ноги, медленно иду в сторону кухни и, облокотившись на холодильник, обнимаю себя за талию.

Скрестив руки на груди, Томлинсон облокачивается на стойку и смотрит на мою опекуншу как родитель на нашкодившего ребёнка.

Они не знакомы лично, но при этом ведут себя так, словно знают друг друга, и из-за этого я теряюсь ещё больше.

— Так ты правда была тенью? — осторожно спрашиваю я. — Луи сказал, что тени лишены права выбора, а ты, вроде как, живёшь самой настоящей человеческой жизнью, — прикусив губу, замолкаю ненадолго. — Ты... Ты была тенью мамы, да?

— Сбавь вопросный оборот, Купер, — Томлинсон выставляет ладонь. — И нет, Пэни не была тенью твоей мамы.

Пэни молчит слишком долго, словно та история, которую она собирается рассказать, крепко держит её за горло, не давая раскрыть тайну, и когда она, наконец, начинает говорить, то я даже легонько вздрагиваю от неожиданности.

— Я попала в гарнизон Дома Четырех стихий, когда мне исполнилось почти семь лет, — приглушённо выдаёт Пэни, сжимая пальцами бутылку. — До этого меня растили не как тень, а как обычного ребёнка, в любящей человеческой семье. Говорят, что у демонов нет чувств, но папа был чистокровным демоном, он влюбился в маму и решил навсегда уйти с той стороны, где подобные союзы запрещены. Наша семья жила счастливо, пока о нас не узнали, а глава Дома решила, что этот союз, а особенно я сама, может нанести вред обычным людям. Родителей убили, а меня направили в гарнизон, чтобы служить ведьмам. Чтобы служить главе Дома, которая приговорила моих родителей к смерти.

В обычно спокойном голосе звучат непривычные нотки стали, а взгляд устремлён куда-то вдаль, словно перед её глазами до сих пор ярко мерцают картинки из прошлого.

— Боже, Пэни, — тихо говорю я, опуская взгляд, — мне очень жаль.

— Гарнизон теней сложно назвать детским лагерем, курс воинской жестокости, где нет слова «ребёнок». Можешь спросить у своего нового друга, он не даст соврать.

Перевожу взгляд на Томлинсона, на что он, поджав губы, кивает.

— Мне было очень тяжело соревноваться с полудемонами, которые с пелёнок обучены управлению своей силой, с каждого поединка я возвращалась в синяках и ссадинах, да я и не хотела драться, я хотела играть в куклы и есть мороженое, — прочистив горло, Пэни делает очередной большой глоток. — Все дети смотрели на меня, как на урода, в каждом классе должен быть изгой, и этим изгоем была я. Твой папа был единственным, кто защитил меня от нападок, и дети сразу отстали. Может, дело было в том, что он был старше, не знаю. Дерек защищал меня всегда и везде, относился ко мне, как к младшей сестре, и часто врал начальству, что хочет взять меня на задание, но сам приводил меня в мир людей, чтобы я хоть на некоторое время почувствовала себя как дома. Он никогда не воспринимал меня как солдата и воина, а всегда считал обычным ребёнком, Дерек продлил моё детство, которого у полудемонов вообще нет.

Пэни грустно улыбается, а я с трудом удерживаю ком, застрявший в горле.

— Твой папа был одним из лучших в гарнизоне, поэтому никто не удивился, когда его приставили к ведьме из рода основателей. А твоя мама была такая красивая, Марни, в ней было столько энергии, что Дерек поначалу даже не знал, как с ней справиться, они постоянно ссорились, и он часто жаловался мне на Валери, — на её щеках появляются едва заметные ямочки, — и говорил, что она наказание, а не подопечная.

— Уверен, — со вздохом отзывается Луи, — что это у них наследственное.

Закатив глаза, демонстративно отворачиваюсь, чтобы не видеть полудемона.

— Уже жалею о том, — бурчу я себе под нос, — что спасла тебя.

— Но я совсем не удивилась, когда Дерек и Валери подружились, их симпатия была очевидна с самого начала, просто из-за своего упрямства оба не хотели признавать этого. Их любовь заискрилась и вспыхнула так резко, что мне стало страшно. И не буду врать, из-за этого я даже одно время ненавидела Валери, но только потому, что сильно боялась за Дерека, он был мне, как брат, и я не хотела, чтобы он попал в беду.

Нахмурив брови, покачиваю головой и перевожу взгляд на Луи. Если откинуть его сарказм, то обычно он отвечает на мои вопросы понятно и коротко.

— Союз между тенями и подопечными запрещён, — Томлинсон идёт в мою сторону и нагло отодвигает меня от холодильника, заглядывая в него. — Всё строго: демоны с демонами, ведьмы с ведьмами, никакого кровосмешения, не считая создания теней и союза человека и мага.

— Какой абсурд.

— Ага, — Луи показывается из холодильника с банкой арахисового масла, — я не смогу на тебе жениться. Чёрт возьми, — он выдвигает ящик стола и достаёт ложку, — не знаю, как пережить эту новость, аж сердце болит.

— Не расстраивайся, — шагнув вперёд хлопаю парня по спине, прямо по тому месту, откуда я вытащила пулю, — не хочу, чтобы тебе было больно так же, как мне сейчас.

Томлинсон даже не морщится, а лишь издаёт смешок и, глядя мне в глаза, облизывает губы, так же соблазнительно, как на ярмарке перед Эшли Миллером. И несмотря на то, что его кожа всё ещё чуть бледновата, каштановая чёлка устало спадает на глаза, а на шее и щеке остались засохшие следы крови, этот парень выглядит запредельно горячо.

Чёртов полудемон.

Наверное, мои мысли написаны на лице, потому что Луи тихо усмехается и, качнув головой, отправляет в рот большую ложку арахисового масла.

Отмахнувшись, вновь поворачиваюсь к Пэни, чтобы услышать продолжение истории.

— В тот момент, когда твои родители решили тайно пожениться, они подписали себе смертный приговор. Их брачный союз был закреплён магической клятвой, которая связывает, объединяя способности в один большой узел. Когда Валери забеременела, то они с Дереком решили сбежать с той стороны, чтобы начать жизнь в мире людей, я попросилась с ними, но твой папа не хотел рисковать моей безопасностью. Но единственными, кто держал меня на той стороне и был мне дорог — были твои родители, Марни. В общем, я отправилась в город Тьмы, чтобы избавиться от своей демонической части и стать человеком.

— Это опасно, так ведь?

— Моя любимая рубрика убийственно-глупых вопросов от Купер, — бормочет Томлинсон, устремив взгляд в банку с арахисовым маслом. — Твоими вопросами можно пытать людей.

— Это очень опасно, — мягко отзывается Пэни. — Есть один шанс из ста, что полудемон переживёт болезненный обряд извлечения. Это запрещённый обряд из Тёмной книги заклинаний.

— Не подскажешь, — Луи опускает ложку в банку, — как звали ведьму, что провела обряд?

Поджав губы, Пэни прячет взгляд, сжимая в замок побелевшие пальцы.

— Что ж, попробую угадать: её имя начинается и заканчивается на букву «а», верно?

— Да, — выдохнув, Пэнс откидывается на спинку стула и делает глоток виски, — это была Атланта.

— О, ты просто молодец, — прижав ладонь к груди, Луи отвешивает поклон, — полагаю, что ты и есть родоначальник оставшейся части истории, в которой все плачут и страдают.

— Пошёл ты!

— Вот была бы у тебя сила, ты бы меня заткнула, но ты отдала её стерве, которая, благодаря тебе, уничтожила половину нашего мира. А так, — Томлинсон пожимает плечами, — прости, но я весь вечер собираюсь намекать тебе на то, что ты как та самая белка из «Ледникового периода».

— Может, — вскидываю брови, — введёте меня в курс дела, а то у меня такое чувство, что я начала смотреть сериал со второго сезона, пропустив первый.

— Попробую ответить вкратце, — отставив банку со сладким маслом, Луи складывает руки на груди. — Но начну с предыстории. Демоны на самом деле не дети исчадия ада, как принято считать у вас. Это маги, которые в своё время слишком сильно злоупотребляли чёрной магией. Их сущность внутри изуродована тьмой — это как выплеснуть нефть в чистое озеро. Заигравшиеся в опасные игры маги были настолько очарованы силами тьмы и новыми возможностями, что потеряли в этой тьме свою человеческую сущность. Так и появились демоны.

Пытаясь переварить эту информацию, делаю шаг вперёд и беру банку с арахисовым маслом, чтобы съесть пару ложек.

— Атланта — одна из самых сильных тёмных ведьм за всю историю существования магии, но как и всем тёмным ведьмам ей до усрачки хотелось увеличить свою силу ещё больше. Наверное, она продала свою задницу не одну сотню раз, чтобы достать обрывки страниц из уничтоженной, кстати, твоими предками — «Тёмной книги». Её сила росла с каждым днём, набирая всё большие обороты, но ей было мало этого, хотя у неё за спиной уже была куча верных последователей. Атланте хотелось набрать больше тёмной силы, что-то, что будет мощнее, чем ведьминские способности.

— Ей нужны были демоны, потому что они тоже своего рода маги, но только мощнее, — облизнув ложку, бросаю её в банку. — Поняла, это как в компьютерной игре, где нужно доработать скилы.

— Именно. Но эксперимент с демонами не удался. Потеряв демоническую сущность, демоны умирали, да и сама сила пропадала, не передаваясь стерве. Ставить опыты на тенях у неё не получалось, потому что мы все преданы Дому и остальным добрым недомеркам. Конечно же, многие из теней мечтали избавиться от демонической части себя и уйти из-под правления железной хватки Дома, они хотели человеческой жизни, но никто не решался на ритуал тёмной магии, боясь смерти или чего-то ещё. Но кое-кто устроил нам всем бенефис.

Прикусив губу, перевожу взгляд на Пэни. Прикрыв веки, она морщит нос и опускает голову вниз, пряча лицо за пеленой светлых волос.

— А после того, как твоя названная тётя сходила на спиритический сеанс к Атланте, она вернулась и такая: «Дом стихий больше мне не указ, потому что теперь я человек, выкусите, долбожопы из совета!», — протянув руку, Луи забирает у меня банку с маслом. — И конечно же, часть свободолюбивых теней рванула на сеанс к тёмной Мэри Поппинс. У Атланты получилось прибрать к своим похабным ручонкам демоническую силу, потому что когда полудемон становится полноценным человеком, его магическая сила не исчезает, так как её «хозяин» всё ещё жив, поэтому она просто перемещается в того, кто проводит обряд. Плюс ведьма не превращается в демона, но её сила растёт.

— И сколько теней обратились к Атланте?

— Сотни, прежде чем глава Дома призвала у***ь каждого, кто попадётся хотя бы на мысли об извлечении. Половина из этих ребят так и не пережила обряд, но спасибо Пэни за то, что открыла фестиваль грёбаной демонической Коачеллы.

— Слушай, я и так осознаю свою вину, перестань уже напоминать об этом при каждой удобной возможности.

— Я бы с радостью, но не могу ничего с собой поделать. В общем, Атланте понадобилось несколько лет, чтобы набрать нужную силу теней, которые, несмотря на запреты Дома, всё же отправились к ней, чтобы избавиться от своей демонической части. Сумасшедшая злодейка вобрала в себя тёмную часть теней, но при этом осталась ведьмой, не превратившись в демона. Она стала не просто могущественной, а Таносом в мире магии, и вот теперь уже бессмертная бешеная стерва захотела поджать под себя Дом четырёх стихий. Но перед этим она со своей армией уничтожила тысячи невинных жизней, и если когда-нибудь Атланта доберётся до Дома стихий, то я уверен в том, что ей быстро это надоест, и она переключится на ваш мир.

— Твои родители знали, что я была первой, кто вскрыл этот ящик Пандоры, но они приняли меня в семью без лишних слов и осуждений. Те несколько лет были самыми счастливыми не только в моей жизни, но и в их. Клянусь, Марни, что когда ты родилась, то со стороны ваша семья была похожа на идеальную картинку из рекламы йогурта. К тому моменту, когда тебе исполнился год, начали проявляться твои магические способности, и Валери решила заблокировать их до твоего совершеннолетия, чтобы не привлекать внимания той стороны.

Опустив взгляд, я с грустью улыбаюсь, представляя описанную Пэни картинку, но я даже боюсь подумать о том, как мы могли бы быть счастливы сейчас, будь с родителями всё хорошо. Слишком больно представлять то, что никогда не сбудется.

Я не виню Пэни, она была ребёнком, у которого отобрали семью дважды.

— Тебе было четыре, когда порог дома переступила Сара. Сара была подругой твоей мамы и по совместительству продолжательницей рода основателей огненной стихии, именно она провела брачный обряд, объединивший силу твоих родителей. Она рассказала о том, что Дому грозит опасность, и твои родители не смогли остаться в стороне. Они действительно любили это место, но не могли жить там из-за запретов. Поскольку Атланта стала бессмертной, избранные придумали план, который поможет усмирить...

— Короче, — перебивает Луи, тяжело вздыхая, — мисс Я -разрушу-мир-во-всём-мире будет до завтра это рассказывать. Давайте я: они решили нацепить на стерву магические цепи, отрыли в «Книге Основателей» заклятие, которое открывает портал, скажем, что это нечто вроде двери в тёмный подвал, в котором обессиленная Атланта будет сидеть в вечной грусти. Когда избранные накинули на неё цепи из заклинаний, что-то у них пошло не так: в небо долбанула огненная вспышка, и они все попали в этот подвал вместе со стервой, после чего он наглухо закрылся. Позже обнаружилось, что в заклинании был маленький нюанс — эти магические цепи, которые удерживают Атланту, сотканы не из комбинации заклинаний, а из самой силы избранных, то есть — они до сих пор удерживают её там, а это значит...

— Что мама жива, — выдыхаю я.

— Не совсем так, милая, — мягко отвечает Пэни. — Скорее, жива её душа, как и остальных троих избранных, именно это до сих пор и удерживает Атланту внутри коробки.

— И, кстати, твой отец не шизофреник, — говорит Томлинсон, пробегаясь пальцами по волосам. — И никогда им не был.

— Поскольку они с Валери были связаны силой и душой, то большая часть сознания Дерека до сих пор находится в этом подвале, вместе с ней. Когда твоя мама попала в ловушку, он знал, что с ним произойдёт, и взял с меня обещание, что я позабочусь о тебе и спрячу от всего магического. Перед тем, как отправиться на ту сторону, твоя мама оставила тебе этот этот кулон, — Пэни указывает на мою шею, — когда камень воздуха погас и раскрошился, то я поняла, что Вэл больше нет.

— Почему погас только наш камень?

— Потому что у остальных избранных детей способности не блокировали, поэтому после того, как их родители исчезли, камни перешли им по наследству. А ты пропала с радаров будто тебя и не существовало, потому что сила была заблокирована, как и камень.

— Никто не знал, жива ли ты вообще, — говорит Томлинсон, опуская взгляд. — Но за несколько дней до твоего совершеннолетия, твоя сила дала кому-то сверху знать, что ты жива. И вот я здесь, — он разводит ладони в стороны, — уже отбиваю у тебя парня.

Пэни удивлённо вскидывает брови, но я решаю не рассказывать про то, как Луи рассекретил ориентацию Эшли Миллера.

— Но зачем ты тогда подарила мне этот кулон, если хотела удержать меня от всего магического?

— Я... Я не собиралась, а наоборот — хотела идти к магам, чтобы вновь заблокировать твои силы, но накануне мне приснилась Валери, и она просила, чтобы я отдала тебе кулон. Может, это был просто очень реалистичный сон, а может и нет, не знаю.

Вспоминаю момент, когда камень начал появляться в кулоне: сквозь невыносимый ультразвук я услышала женский голос, который успокоил меня, и тогда я подумала, что этот голос принадлежит маме. Может, она всё же жива?

— Если папа полудемон, — вздохнув, облокачиваюсь спиной на столешницу, — то получается, что во мне есть чуток демонического ДНК.

— Есть такое, ведьмочка, — скрестив руки на груди, Луи приподнимает уголки губ. — Да ты сегодня просто убиваешь меня своей прозорливостью.

— Эй, усмири уже немножко свой сарказм, я тебе жизнь сегодня спасла! Будь вежливым хотя бы пять минут.

Томлинсон вскидывает ладони вверх, якобы соглашаясь с моими словами.

— Во мне есть частичка демона, — тихо произношу я, глядя в пол, а затем неожиданно для себя выдаю широкую улыбку. — Вау! Получается, что я, вроде как, избранная полудемонесса, да?

— Господи, — издав недовольный стон, Луи запрокидывает голову назад, — ты даже не представляешь, сколько всего я хочу сказать тебе на эту тему. Сколько примерно минут мне осталось быть вежливым?

— Четыре с половиной.

Поджав губы, он посылает мне ироничный взгляд, и это всё равно что саркастичный ответ, но, несмотря на это, мне доставляет удовольствие наблюдать за тем, как полудемон с трудом пытается отдать долг за спасение своей жизни простым молчанием.

— Я бы на твоём месте не улыбался так, Купер. Избранная ведьма, по венам которой течёт кровь с печатью тени. Для остальных в Доме ты будешь как Леди Гага в школе для истинных леди. По идее, ты ребёнок от запрещённого союза, так что большинство будет наигранно улыбаться тебе только потому, что ты избранная.

— Будь с ней помягче, — просит Пэни, сжимая челюсть.

— Я говорю ей правду, и Марни лучше знать об этом заранее. Хочешь сказать, — он вскидывает брови, — что я преувеличил?

Пэни отводит взгляд, и это то же самое, что положительный ответ.

— О мой Бог, — крепко зажмурившись, провожу ладонями по лицу, — слишком много информации за один вечер. Охренеть.

— И это ещё не всё, избранная полудемонесса.

— Тогда мне нужен виски.

— Никакого алкоголя, — отзывается Пэни, — юная леди.

— Но мне уже восемнадцать, и я избранная.

— Нет, Марни.

— Охренеть, — улыбнувшись, Луи покачивает головой, — ты развязала хрень с Атлантой, из-за которой мы до сих пор все мучаемся, а сама не даёшь этой девчонке выпить? Ну ты и стерва.

— Ты сейчас защищаешь её или просто в очередной раз решил напомнить о том, какую ошибку я совершила?

— Второе, разумеется.

— Отлично, — Пэни делает новый глоток виски, — тогда пошёл ты.

— Эй, Купер, — приподняв уголки губ, Луи пихает меня локтём, — она всё равно тебе не родня по крови, поэтому не может указывать.

— Просто заткнись, — усмехнувшись, покачиваю головой и перевожу взгляд на тётю. — Что бы ни было, Пэнс, ты — моя семья.

— Знаю, милая, — в её глазах застывают слёзы, — и ты моя.

Жду от Томлинсона колкого замечания, но он подозрительно молчит, и это наводит меня на мысль о том, что он не полный придурок, каким кажется.

— Ладно, — шумно выдохнув, заправляю волосы за уши, — что ещё я должна знать?

— Последователи Атланты нашли способ открыть клетку. Этот обряд включает в себя смерть четырёх демонов высшего уровня, четырёх светлых магов, четырёх теней и по одному представителю от каждой стихии Дома, не обязательно избранных, кстати.

— И насколько успешен план?

— Им осталось достать двух теней и четырёх из Дома, и стерва будет на свободе.

— А если, — прочистив горло, опускаю взгляд, — если клетка откроется, то что станет с мамой и остальными запертыми избранными?

— Я хотел бы ответить тебе на этот вопрос, Купер, но сам не знаю ответа, — Луи перемещается и, остановившись напротив, облокачивается руками на столешницу по обе стороны от меня. — Ты нужна нам, Марни.

Поднимаю голову, чтобы взглянуть в голубые глаза, и, наверное, впервые не вижу в них отражения насмешки или пренебрежения, Томлинсон серьёзен, а, как я уже поняла, такое бывает редко.

— Она не может пойти с тобой, — отзывается Пэни. — Марни погибнет там.

— Марни не погибнет, — отвечает полудемон, глядя в мои глаза, — пока её защищаю я.

По моей спине бегут мурашки от того, каким тоном Луи произнёс это. Это тон человека, который знает цену каждому сказанному слову, а то, что он стоит сейчас так близко и при этом выглядит, как голливудская звезда из блокбастера, заставляет мои коленки подкашиваться.

— А что насчёт закрытия клетки, Марни не исчезнет так же, как и Валери, став одним из замков?

— Конечно же нет, поверь, с того момента, как ты накосячила, после чего умерли четверо самых сильных ведьмаков и ведьм, мы не сидели на жопе ровно, а искали новое заклятие, способное закрыть Атланту без пожертвования избранными. Но чтобы новое заклятие сработало, нужна сила всех четверых из рода основателей.

— Марни только обрела силу и не может ею управлять, размер силы избранных слишком велик, она не сможет так быстро подчинить её себе...

Пока Пэни приводит целую гору доводов и аргументов, Луи отталкивается от столешницы и, выдвинув один из ящиков, достаёт блестящий разделочный нож.

Замахнувшись, он так резко запускает его в мою сторону, что я слышу как лезвие со свистом режет воздух. Глубоко вдохнув, вскидываю ладони вверх в испуге, но острое лезвие застывает в тридцати сантиметрах от моей груди.

— Ты что, — Пэни подскакивает на ноги, — совсем охренел?!

— У Марни есть сила, и она уже может ею управлять, — Томлинсон шагает вперёд и «снимает» нож с воздушной полки, а я так и продолжаю стоять с поднятыми ладонями, пытаясь прийти в себя. — Просто она пока не знает, как это делать, но для этого здесь я.

— Она не...

— Пусть решит сама, — перебивает Луи, опуская нож на стол. — Это решать не тебе и тем более не мне. Хотя я предлагаю прислушаться ко мне, потому что, если честно, то вы даже на двоих туго соображаете. На избранных открыта охота среди демонов, в Доме стихий Марни будет в безопасности.

— Мне, — прикусив губу, обнимаю себя за талию, — нужно немного времени, чтобы всё обдумать. И, кстати, Луи, перед тем как уйдёшь, хочу кое-что тебе сказать.

— И что же?

Делаю шаг навстречу к нему и, сжав кулак, хорошенько ударяю парня в живот. К слову, живот у него будто сделан из камня, поэтому мне намного больнее, чем ему.

Даже не поморщившись, Томлинсон лишь с улыбкой вскидывает брови в немом вопросе.

— Это тебе за то, — встряхнув кистью, вздёргиваю подбородок, — что грубишь Пэни и кидаешься в меня ножами, мистер Зефиркин.

— Мистер... — качнув головой, он издаёт очередной смешок. — Прости, как ты меня назвала?

— Неважно, ты ведёшь себя отвратительно.

— Ну ладно, — вскинув ладони вверх, Луи пожимает плечами, — извини за то, что был груб?

Это извинение звучит как насмешливый вопрос, но лучше так, чем очередная колкость. Да и у меня уже не осталось сил на перепалки.

Лучше я продолжу доставать этого полудемона завтра.

Когда Луи растворяется в воздухе в буквальном смысле этого слова, кухня погружается в долгое молчание. Я не знаю, что сказать, и, кажется, Пэни тоже.

Утерев с щёк слёзы, она покачивает головой.

— Ты в праве ненавидеть меня, Марни...

— Даже не думай о таком, — присев рядом, обнимаю её за плечи. — Прямо сейчас я, мягко говоря, немного ошарашена и не буду скрывать, я хотела бы, чтобы ты рассказала мне обо всём намного раньше, но с другой стороны я бы просто решила, что ты сумасшедшая.

— Это точно, — Пэни усмехается, а затем обнимает меня. — Я очень сильно боюсь за тебя.

— Знаю, а я за тебя и твой алкоголизм.

Как только я слышу её мягкий смех, то мне сразу становится легче.

***

Просыпаюсь я даже раньше будильника. То, что я узнала вчера, давит на меня с новой силой, и как после такого я должна идти в школу? Кому нужны уроки, когда ты узнаёшь, что твои родители большую часть жизни прожили в мире Гарри Поттера.

Взглянув на часы, тяжело вздыхаю и переворачиваюсь на бок. Удивлённо расширяю глаза, когда вижу на широком подоконнике выигрыш нашего с Томлинсоном спора — огромный серый енот, который больше похож на мохнатый шар.

Широко улыбнувшись, поднимаюсь на ноги и переступая босыми ступнями по прохладному полу, останавливаюсь у подоконника, где рядом с игрушкой лежит записка:

Я выиграл, если помнишь, но этот енот такой уродливый, что я решил отдать его тебе. Хотя ты даже его не заслуживаешь, Купер, максимум, мёртвую ворону.

— Придурок, — усмехнувшись, отбрасываю записку в сторону и поднимаю енота, заглядывая в его огромные круглые глаза. — Никакой ты не уродливый, а очень даже милый.

Ладно, я вру этому еноту, он действительно невероятно страшный, и, если мы отправимся на ту сторону, я хочу взять его с собой и оставить на кровати Луи, чтобы над ним смеялись все его полудемонические друзья.

Дверь резко распахивается, и в комнату забегает Пэни со взъерошенными волосами и размазанной под глазами тушью (последний раз она так потрёпанно выглядела, когда в финале шоу «Холостяк» жених выбрал не ту девушку, за которую она болела).

— Что? — взволнованно спрашиваю я, опуская енота на подоконник. — Что случилось, Пэнс?

— Мне только что звонили из клиники — Дерек пропал.