Сердце тьмы

Глава 3: Шрам-близнец

Рафаэль проснулся от того, что запястье горело, будто его медленно прожигали раскаленной проволокой. Он вскочил на кровати, сбрасывая мокрую от пота простыню, и замер, уставившись на свою руку. В тусклом свете утреннего солнца, пробивавшегося сквозь жалюзи, на внутренней стороне предплечья четко виднелся шрам. Белый, рельефный, напоминающий два параллельных следа от когтей — точная копия тех царапин, что он получил на причале. Но теперь это был не свежий след — шрам выглядел так, будто заживал годами, края его были гладкими и блестящими, словто кожу аккуратно разрезали и сшили невидимыми нитями.

Он провел пальцами по рубцу, ожидая боли, но почувствовал лишь холодок, пробежавший по позвоночнику. В квартире стояла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов, которые он никогда не заводил. Рафаэль встал, пошатываясь, и потянулся за стаканом воды на тумбочке. В отражении в зеркале напротив он заметил, что шрам пульсирует слабым синим светом в такт его сердцебиению.

—Хватит, — прошептал он, наливая воду дрожащими руками. — Собирайся. Проверь документы. Позвони в Лигу…

Голос звучал чужим, механическим. Рафаэль потянул штору, и солнечный свет ворвался в комнату, высвечивая пыль, витавшую в воздухе. На полу, у порога, лежал конверт из грубой коричневой бумаги. Он не помнил, чтобы приносил почту.

Конверт был пуст, но когда он перевернул его, на внутренней стороне проступили слова, написанные чернилами цвета ржавчины: «Они знают, где ты спишь». Буквы начали расплываться, превращаясь в спирали, которые закручивались внутрь, словто пытаясь засосать взгляд. Рафаэль швырнул конверт в угол, где тот вспыхнул синим пламенем и исчез, оставив запах горелой кожи.

Он одевался на автомате, продолжая наблюдать за шрамом. Кожа вокруг него была холодной, как мрамор, и при касании возникало странное ощущение — будто под ней что-то шевелилось. Рафаэль натянул рубашку с длинным рукавом, спрятав отметину, и вышел из квартиры, захватив ключ и телефон. Лифт с скрипом поднял его на первый этаж, где запах свежей краски смешивался с ароматом кофе из соседней пекарни.

Улицы города казались обычными — люди спешили на работу, машины сигналили в пробках, но Рафаэль ловил на себе взгляды. Старуха у газетного киоска крестилась, когда он проходил мимо. Мальчик с мороженым указал на него пальцем и закричал что-то матери. Даже голуби, копошащиеся у мусорного бака, взлетели прочь, словно он нес заразную болезнь.

Он зашел в кафе «У Доры», где запах эспрессо и свежей выпечки обычно успокаивал нервы. Сегодня же аромат казался приторным, вызывая тошноту.

—Обычный? — бариста, девушка с розовыми волосами, уже тянулась к кружке.

—С двойной порцией кофеина, — Рафаэль сел за столик у окна, откуда виден вход. Шрам под рукавом пульсировал, словто предупреждая об опасности.

Кофе принесли с печеньем в форме полумесяца. Рафаэль поднес чашку к губам, когда заметил, что черная жидкость в ней застыла, превратившись в вязкую массу. Внутри что-то шевельнулось — крошечные щупальца с присосками потянулись к его лицу. Он отшвырнул чашку, и она разбилась о стену, оставив черные брызги, которые зашипели, разъедая краску.

—Все в порядке? — Бариста выглядела испуганной.

—Да… Просто голова кружится. — Он бросил деньги на стойку и выбежал на улицу.

Воздух был густым, как сироп. Рафаэль шел, ускоряя шаг, не замечая, как здания вокруг начали менять очертания. Кирпичные стены старых домов покрывались трещинами, из которых сочилась черная смола. Тротуар под ногами стал мягким, словто сделанным из кожи. Где-то вдали завыла сирена, но звук превратился в животный рык.

Он свернул в переулок между аптекой и заброшенным книжным магазином. Здесь было тихо, слишком тихо — даже ветер не шевелил обрывки афиш на стенах. Шрам горел теперь как раскаленный металл. Рафаэль закатал рукав и замер — белый рубец почернел, а вокруг него расходились тонкие линии, напоминающие паутину.

—Покажи себя, — прошептал он, прижимаясь спиной к холодной стене. — Или ты только пугать умеешь?

В ответ заскрипели канализационные решетки. Из темноты тоннеля выползло нечто. Сначала он подумал, что это гигантская сороконожка, но при свете тусклого фонаря стало ясно — существо состояло из теней. Каждый сегмент его тела был размером с автомобильное колесо, а на месте головы располагались человеческие лица. Они были разными — мужскими, женскими, детскими — но все с выжженными глазами и открытыми ртами, из которых вырывался беззвучный крик.

Сороконожка извивалась, поднимая передние сегменты. Лица на них повернулись к Рафаэлю, и он услышал голоса.

«Отдай ключ…»

«Она обманывает тебя…»

«Мы освободим твою душу…»

Рафаэль отступил, нащупывая за спиной что-то, чем можно защититься. Его пальцы наткнулись на металлическую трубу, валявшуюся в груде мусора. Он схватил ее, хотя понимал бесполезность этого против существа, чье тело казалось сотканным из жидкой тьмы.

Первый удар пришелся слева. Один из сегментов ударил его по ребрам, отбросив к стене. Боль была огненной, но когда он посмотрел на место удара, на рубашке не было ни разрыва, ни крови — только черное пятно, расползающееся по ткани.

—Что вы хотите? — крикнул он, размахивая трубой.

Лица завыли в унисон, и сороконожка бросилась вперед. Рафаэль успел отпрыгнуть, и существо врезалось в стену, оставив вмятину, из которой потекло что-то похожее на смолу. Запах серы заполнил переулок.

Он побежал, слыша за спиной шелест множества ног. Тень настигала его, сегменты с лицами щелкали челюстями в сантиметрах от затылка. Рафаэль свернул за угол, врезавшись в груду ящиков. Падая, он увидел, как сороконожка поднимается над ним, готовясь к последнему удару.

Внезапно воздух дрогнул, и из ниоткуда появился клинок из черного стекла. Он вонзился в центральный сегмент существа, которое завизжало всеми ртами сразу. Анабель, одетая в красный плащ, крутанулась между щупальцами теней, ее движения напоминали смертоносный танец.

—Не смотри им в лица! — крикнула она, отрубая голову с детским личиком. Черная жидкость брызнула на стену, оставляя дымящиеся пятна.

Рафаэль поднялся, все еще сжимая трубу. Его рука со шрамом горела, и теперь он чувствовал — боль не была физической. Каждый крик существующих лиц отзывался в его сознании, как удар молота.

Анабель прыгнула вверх, уворачиваясь от удара хвоста, и вонзила кинжал в «грудь» сороконожки. Существо взвыло и начало рассыпаться на черные песчинки, которые тут же испарялись в воздухе. Последним исчезло лицо пожилой женщины — оно повернулось к Рафаэлю и прошептало: «Она следующая», прежде чем рассыпаться в прах.

Тишина, наступившая после битвы, была оглушительной. Анабель вытерла кинжал о плащ и повернулась к нему.

—Ты носишь ключ, — она ткнула клинком в его руку со шрамом, — но где твой замок?

Рафаэль прижал ладонь к рубцу, пытаясь заглушить пульсацию.

—Что это было?

—Тень из первого круга. Разведчики. — Она кивнула на исчезающие останки. — Теперь они знают, что ты активировал Печать.

Он посмотрел на шрам, который снова стал белым. Линии паутины исчезли, но ощущение инородного тела под кожей осталось.

—Печать?

Анабель вздохнула, как учительница, уставшая объяснять очевидное. Она подошла ближе, и Рафаэль впервые заметил, что ее глаза меняют цвет — от серого к фиолетовому, в зависимости от угла падения света.

—Твой кулон — ключ. Шрам — печать. Вместе они открывают врата между мирами. — Она провела пальцем по лезвию кинжала, и на нем проступили руны. — Ты стал мишенью для всех, кто жаждет власти над спиралями.

Он хотел задать еще вопрос, но в этот момент зазвонил телефон. На экране горел номер службы безопасности Торговой лиги.

—Да? — он поднес трубку к уху, не сводя глаз с Анабель.

—Рафаэль, это Марта из архива. Вы просили найти информацию по символу спиралей? — голос коллеги дрожал. — Я… Я кое-что нашла, но…

Раздался громкий хлопок, как от разрывающейся бумаги, и связь прервалась. В трубке зазвучали те же голоса, что и у сороконожки, но теперь они смеялись.

Анабель выбила телефон у него из рук. Устройство взорвалось, разбрызгивая искры, прежде чем упасть в лужу.

—Они везде, — прошептала она, хватая его за рукав. — Твоя квартира. Офис. Все места, связанные с тобой, теперь под наблюдением.

Рафаэль почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он вспомнил отца, который всегда повторял: «Некоторые двери лучше не открывать». Теперь он понимал — эти слова были не метафорой.

—Что мне делать? — спросил он, и в собственном голосе услышал нотки отчаяния, которые ненавидел.

Анабель достала из складок плаща предмет, завернутый в ткань. Развернув, она показала ему карту. Но это была не обычная карта — материал напоминал человеческую кожу, а континенты на ней медленно двигались, как живые.

—Мы идем туда, — она ткнула в точку, где сходились три спирали. — К источнику. Но запомни — с этого момента каждый твой выбор будет влиять на все три мира.

Он посмотрел на карту. Город, в котором он жил, был помечен знаком черепа. Линии, расходившиеся от него, напоминали трещины на стекле.

—А если я откажусь?

Анабель улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего человеческого.

—Тогда они разорвут тебя на части. Сначала заберут разум, потом душу. А тело… — она кивнула на его шрам, — станет сосудом для чего-то древнего и голодного.

Ветер поднял обрывки афиш, и Рафаэль заметил, что на всех изображен он сам — его лицо, искаженное страхом, с тремя спиралями вместо глаз.

—Пошли, — сказал он, чувствуя, как Печать на руке сжимается, будто заключая договор.

Анабель повела его через лабиринд задних дворов и аварийных выходов. По пути они встречали странности — кошку с тремя парами глаз, наблюдавшую за ними с крыши; лужу, в которой отражалось небо цвета крови; старика, продающего воздушные шары с лицами умерших.

Когда они остановились у заколоченного здания старой аптеки, Рафаэль понял, куда ведет их путь. В витрине, покрытой слоем пыли, стояло разбитое зеркало. Но вместо отражения улицы в нем виднелся туннель с пульсирующими стенами.

—Первый шаг, — Анабель положила ладонь на стекло. Оно заколебалось, как поверхность воды. — Готова ли твоя Печать к путешествию?

Рафаэль посмотрел на шрам. Он светился ровным синим светом, словто отвечая на вопрос. Где-то в глубине сознания шевельнулось воспоминание — отец стоит перед таким же зеркалом, его руки дрожат, а на столе лежит окровавленный кулон…

—Давайте закончим это, — сказал он, делая шаг к зеркалу.

Отражение приблизилось, протягивая руку. В последний момент Рафаэль заметил, что у зеркального двойника глаза полностью черные, а изо рта струится дым. Но было уже поздно — холодное стекло обняло его, втягивая в пульсирующую темноту.

Последнее, что он услышал перед тем, как мир перевернулся, был смех Анабель — горький и печальный, как плач по умершему.