Не трогай запястья

Рай для дураков.

— Можно? — Тэхён аккуратно постучал по двери двумя пальцами, затем протиснул лишь голову.

— Да, — тихо ответил Чимин, делая вид, что завис в телефоне. На самом деле он бездумно листал меню, застряв где-то на периферии своих мыслей.

— Ты не доел, — шатен поставил на тумбу коробку с едой и апельсиновый сок в маленькой стеклянной бутылочке, про которые Чимин уже и думать забыл. — На кухне уже никого нет…

— Аппетит пропал, можешь убрать в холодильник, — хмуро ответил Пак, прилагая усилия для того, чтобы выглядеть задумчивым, дабы избежать разговоров о произошедшем.

Но Тэхён видел всё, а тем более, если это было каким-то образом связано с Чимином. Порой казалось, что насквозь, «человек-рентген» — так его иногда называл сам Пак, когда друг подходил и спрашивал, что не так. Каждый раз действительно что-то было не так, будь то крупная ссора или какие-то личные проблемы и переживания, которые Чимин закапывал глубоко внутри себя. Тэхён был слишком проницательным, словно умел читать самые потаённые мысли.

— Какая муха тебя укусила? — начал было Ким, усевшись на край кровати, затем подобрав ноги, облачённые в пижамные штаны, ближе к себе.

Чимин попытался утопить затылок в подушке, опрокинув телефон на грудь.

— Всё хорошо. Правда… — тихо ответил он, устало прикрывая глаза. — Просто понесло не в ту сторону.

— Не воспринимай слова Юнги-хёна серьёзно. Ты ведь знаешь, что мы вовсе не считаем тебя глупым? — парень тепло улыбнулся и в своей привычной манере потрепал полусогнутое колено друга. — Просто… — он почему-то замолчал, будто передумал говорить на середине мысли, и задумался. Чимин словно видел, как закрутились шестерёнки в голове Тэхёна.

— Просто что?

— Хён устал, но не физически, а морально. Когда он говорил с Намджун-хёном, то я случайно подслушал, что у него в последнее время ничего не получается с музыкой. Работает в три раза больше, чем мы все, но результат ужасный, вот у него и сдвиг по фазе. Я ни в коем случае его не защищаю, просто ему просто нужен отдых и время, чтобы…

— Зачем ты мне это говоришь? — прервал Чимин друга, раскрыв глаза и взглянув на него с непоколебимой серьёзностью. Тэхён впервые за долгое время видел его таким безэмоциональным. В последний раз у него было такое лицо, когда его любимая черепашка Шони умерла. — По-твоему то, что он устал, позволяет ему так унижать меня? Да ещё и при ребятах? Кем он себя вообще возомнил? Оправдать его может только его раздутое самомнение и отвратительный характер.

Чимин замолчал на некоторое время, уставившись в бежевый потолок. Тэхён видел, что Пак сказал ещё не всё, поэтому не спешил отвечать, наблюдая, как мимо его светлой головы проносятся целые эшелоны мыслей.

— Откуда такая лютая ненависть именно ко мне? — спросил Чимин, не отрывая взгляда от потолка. — Может ты подскажешь, м?

— Нет, Чимин-а, просто ты смотришь, но не видишь.

— О чём ты? — Пак нахмурил брови.

— Я не думаю, что должен лезть в ваши разборки. Просто советую тебе приглядеться повнимательнее, — губы Кима затронула лёгкая, словно пёрышко, улыбка. — Воспользоваться советом или нет это уже дело твоё…

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — пожал плечами Чимин, затем прищурился, не сумев прочитать в тэхёновых глазах это «что-то». Сделать это мог, наверное, только Чонгук, — прочесть нечитаемое.

— Мин Юнги-хён остынет и извинится. Вот увидишь, — резко дал по тормозам Тэхён, поднимаясь с кровати. — А ты всё же доешь, а то заметно похудел.

— Что между тобой и Чонгуком? — ударил Чимин прямо в лоб, да с такой силой, что друг слегка вздрогнул, это стало заметно по приподнятым напряжённым плечам.

Но затем Тэхён повернулся и взглянул на Чимина через плечо, а лицо его приняло настолько тёплое, мягкое выражение с нежной полуулыбкой, что по коже Пака невольно рассыпались мурашки. Ким Тэхён был влюблён. Это невозможно было спутать ни с чем другим. Чимин всегда был уверен, что влюблённость больше напоминает болезнь. Тяжёлая и постыдная, когда она не взаимна. Когда не влюблён, то это кажется безумием, глупостью и полной бессмыслицей. Но когда влюблён, то не расстаёшься с телефоном, не помнишь себя и что делал пять минут назад. Именно такими и казались эти двое. Ну, а вообще, Чимина очень трогал тот факт, что люди, кажущиеся несгибаемыми, были полностью обезоружены лаской и нежностью.

Когда влюбляешься — пиши пропало.

— Зачем ты спрашиваешь, если всё и так знаешь? — Тэхён опустил глаза.

Щёки Чимина налились густой краской, и он отвернул голову к стене, чтобы не выглядеть совсем глупо и по-детски. Один из самых постыдных моментов в жизни. Ким, как-никак, его самый близкий друг, но Чимин больше переживал о том, как вся эта кутерьма повлияет на него и его состояние. Нет, Пак не считал это чем-то неправильным.

— Будьте чуть осторожнее, ведь встать попить воды мог не я, а Намджун-хён.

Тэхён заметно вздрогнул, за пару мгновений осознав, о чём говорил его друг. Взгляд забегал по сторонам, и шатен стушевался ещё на несколько секунд, затем, чуть помедлив с ответом и, видимо, приняв решение, что можно об этом говорить, тихо произнёс:

— Мы просто хорошо проводим вместе время. Ты ведь… — голос Тэхёна немного задрожал и дал слабину. — Ты ведь не…

— Нет, — возмутился Чимин. — Ты чего такое говоришь? Конечно, я никому не расскажу, можешь не беспокоиться по этому поводу,  — мягко произнёс Пак, повернувшись к другу и тепло улыбнувшись, хоть и по-прежнему забавно краснея щеками. — И каково это?

— О чём ты? — щёки Тэхёна от чего-то тоже покрылись едва заметным румянцем, он снова присел на кровать и отвёл взгляд.

— Обо всём, — немного сжался друг, пытаясь правильно подобрать слова. — Каково это: быть с… Ну… Парнем?

— Грешно, но жутко сносит крышу.

Они говорили ещё больше часа, не переставая смущаться и откровенничать. Чимин — смущался, Тэхён — откровенничал. Ким рассказывал обо всём: с самого первого взгляда и намёка. С первого разговора и прикосновения. Чимин видел, что его друг счастлив, а Тэхён явно соврал, когда сказал, что они «просто хорошо проводят вместе время». Он был влюблён, потому что его глаза блестели каждый раз, когда он произносил имя младшего.

— Влюбляешься, это когда сердце вместо «тук-тук» делает каждый раз большой «тудум», как в манге, — хихикнул он. — В глазах всё темнеет, и звёзды витают. А голова кружится каждый раз всё сильнее. Колени дрожат, ноги подкашиваются. А ещё кожа от прикосновений просто огнём горит, — верещал Тэхён, будто читал стихотворение в литературном кружке, обнимая и поглаживая мечтательно свои плечи.

Конечно, Пак был рад, но ему в то же время была неплохо знакома влюбленность. Очарование, когда выдуманные достоинства и чувства затмевали абсолютно всё, смешиваясь с желанием обладать таким сокровищем. Приходило очень легко и уходило так же незаметно, оставляя пустоту и чувство потери чего-то ценного. Это походит на прыжок с парашютом. Всегда перехватывает дыхание, но никогда не знаешь, чем это всё закончится. Ты ведь можешь разбиться. Чимин знал наверняка: он не хотел так сильно в кого-то влюбляться.

Стрелка часов переваливала за час ночи, когда друг покинул чиминову комнату. Пак так и не смог уснуть той ночью.

***

— А-а-а, как же мне неудобно, — ныл Чонгук, постоянно метаясь из стороны в сторону, словно с шилом в заднице. Он ходил от одного угла гримёрки к другому и весь чесался из-за одежды, в которую их переодели для фотосессии.

— Терпи, сейчас уже тебя позовут, — буркнул Чимин, увлечённо переставляя бриллианты в какой-то аркаде, скачанной на телефон несколько минут назад.

Прошло уже два дня после той бурной ссоры с Мин Юнги, но никаких намёков на примирение не проскальзывало. Похоже, что Тэхён всё-таки был не таким уж всевидящим. То, в чём он был уверен, всегда происходило, но сейчас он, видимо, крупно просчитался, не приняв во внимание тот факт, что Юнги ни разу ни перед кем не извинялся. За всё время, что они знакомы со старшим, Чимин ни разу не наблюдал это восьмое чудо света.

Поначалу Чимин пытался избегать старшего, стараясь реже выходить из комнаты, а потом подумал: а какого, собственно, чёрта это делает он? И просто пустил всю ситуацию на самотёк, абстрагируясь от злости и обиды. Подойдёт — хорошо, не подойдёт — да и х**н с ним. Когда Чимин вошёл в столовую, чтобы украсть из холодильника йогурт Хосока, Юнги нарезал овощи, скидывая их в чашку. Пак прошёл мимо, не произнеся ни единого звука и, не обнаружив йогурта, достал большое зелёное яблоко, сполоснул под струёй воды, затем так же молча покинул помещение. Но почему-то на выходе невольно выдохнул с облегчением. Юнги словно не заметил его и игнорировал какое-либо существование Чимина, может, это было даже к лучшему.

— Чимин-а, — в гримёрку ввалился Джун, дуя на свой лоб, что выглядело весьма уморительно. — Тебя там зовут…

— Да ладно! Серьёзно? Разве не моя очередь? Они хотят моей смерти? — заверещал Чонгук, прокручивая красный ленточный чокер на своей шее. По всему его виду и выражению лица можно было понять, насколько некомфортно младшему в тщательно подобранной стилистами одежде. — У меня всё чешется от этого шмотья. Я вспотел, как…

— Хватит ны-ыть, — протянул Сокджин, пока ему приводили в порядок волосы. — Если у тебя аллергия на эту ткань, то просто попроси поменять рубашку…

Чимин закатил глаза, поднимаясь и быстро отправляясь к декорациям, на самом деле где-то глубоко всё же радуясь, что на него не нацепили чокер, которые он на дух не переносил, а ещё лучше, что не затолкали линзы, после которых жутко болели глаза.

— О, Чимин-и, — обрадовался Тэхён, похлопав по месту рядом с собой.

Декорациями в этот раз служили пол из тёмных досок, стены, выкрашенные в красивый серовато-холодный оттенок и сверху зелень на заднем фоне, что плющом вилась по изящным резным решёткам из железа. Парней одели в изящные, элегантные костюмы в гамме черных и тёмно-красных цветов, дополняя образы чокерами и лакированными туфлями. На Тэхёне, как обычно, красовался чёрный берет. Ким сидел на дощатом полу в позе лотоса, рядом с ним в такой же позе сидел Хосок, а Юнги сидел между ними, но на специальной поверхности в виде куба, что по цвету сливался со стенами. В своей обычной манере закинул ногу на ногу, бледные пальцы переплетая на колене.

— Нет, Чимин-а, встань, пожалуйста, позади Тэхён-щи, рядом с Мин Юнги. Облокотись на его плечо локтем, — указал фотограф, который очень часто снимал их. Он и правда знал, с какого ракурса и в каких позах парням стоит вставать, чтобы вышло как можно лучше. Намджун иногда в сердцах называл его «невоспетый гений», пересматривая фотографии.

— Эм-мн, — Чимин замялся, всё ещё стоя в стороне, затем взглянул на Юнги, который даже глазом не повёл, будто сознанием вовсе не здесь. — Ну, хорошо…

Не стоило показывать свой характер, Чимин и вовсе никогда не поддавался порывам эмоций и не закатывал истерики, когда дело касалось работы. Он молча встал, как ему указали, немного облокачиваясь на миново худощавое плечо, но сей факт скрывал чёрный пиджак.

— Отлично, — фотограф нацеливал свою явно дорогую и объёмную по габаритам камеру. — Мне нужны серьёзные лица…

Чимин делал всё так, как ему говорили. Свет от белого зонта бил прямо в глаза, от чего каждый раз было некомфортно, но это лишь издержки их работы. Кажется, если чуть-чуть расслабиться и сделать что-то не так, то заметят все. Вокруг мельтешат люди из стаффа, подкрашивают лицо, намазывают губы и поправляют причёску между заходами.

Щёлк. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк-щёлк.

Щелчок за щелчком, вспышка за вспышкой. Фотограф всё перемещался из стороны в сторону, снимая ребят с разных ракурсов. Профиль. Верхний ракурс. Нижний ракурс. Улыбка. Задумчивость. Мягкость во взгляде.

Щёл­кщёлкщёлк.

Внезапно краем глаза Чимин уловил, как рука Юнги накрыла шею сидящего у его ног Хосока. Светловолосого перекосило изнутри, все рецепторы от чего-то напряглись. Какое-то непонятное, пожирающее и тяжёлое чувство взгромоздилось стокилограммовой гирей на лёгкие. Контролируй себя, Чимин. Он быстро проанализировал всё, что чувствовал, пока их продолжали фотографировать. Бледная рука старшего плавно перетекла на предплечье Хосока. Чимин боролся с диким, просто невыносимым желанием сильно сжать ладонью плечо Юнги, впиться пальцами до побеления, чтобы он прекратил делать это. Этот жест ничего не значил, и Чимин где-то глубоко в своей голове и мыслях это прекрасно осознавал, но, как бывало в девяносто пяти процентах случаев, ничего не мог поделать с собой. Эмоции в конечном счёте над Пак Чимином всегда одерживали верх, пусть он и не показывал этого.

Чимин не понимал, от чего его так дико подкосило, но бледная рука Мин Юнги смотрелась на шее и плече Хосока неправильно. Она не подходила и совершенно не вписывалась, будто художник в сердцах брызнул на картину кистью, и на ней образовалась огромная клякса. Чимину хотелось кричать и рвать на себе волосы. Он не знал, что им двигало, когда уселся рядом с Мином и притянул к себе Тэхёна, сидящего в ногах. Он обвил его шею руками, не слушая выкрики фотографа, и довольно улыбнулся, прижимаясь своей щекой к щеке друга. В конце концов всем показалось это милой картиной и их щёлкнули ещё пару раз.

Он не мог посмотреть на Юнги, но мог поклясться всем, что у него было, что старший смотрел на него. Он смотрел, это абсолютно точно. Чимин был уверен. Даже не просто смотрел, а прожигал, как тогда, во время ссоры. Пак чувствовал это всем своим горящим нутром.

— Перерыв десять минут! Нам нужно кое-что передвинуть, позовите рабочих…

Господи, как здесь жарко.

Все закопошились. Кто за едой и напитками, кто в уборную, кто декорации переставлять. Чимин размял шею, выдыхая расслабленно. Единственное, что бесило его в собственном образе, это длинные рукава-колокольчики цветастой рубашки, которые очень мешали. Он на некоторое время завис, размышляя о том, как глупо выглядит, затем оглянулся по сторонам и краем глаза заметил, что Юнги отправился в сторону уборной комнаты. Чимин не знал, какой демон в него вселился, когда ноги сами понесли неконтролируемое тело следом за старшим. Ещё через полминуты Пак уже заходил следом за старшим, закрывая дверь туалета с кабинками.

Что я делаю?

Юнги некоторое время пробыл в кабинке, затем раздался звук слива воды. Чимин почувствовал себя каким-то ненормальным сталкером, который бездумно следовал за целью по пятам. Он пошёл за Юнги, чтобы поговорить с ним в чёртовой уборной. Абсурд. Хотя, Пак даже не знал, что хотел конкретно сказать старшему. Извиниться? Послать? Сказать, что ненавидит? Чимин пытался понять себя и свой настрой за эти короткие мгновенья, которые казались в данной ситуации непозволительной роскошью.

— Чимин? — младший не сразу заметил, как Юнги вышел из кабинки и уставился на него, склонив набок голову. В это мгновенье он показался ему щенком, которого наказывали, но он не понимал, что сделал не так. Через секунду это наваждение рассыпалось и исчезло, когда Юнги нахмурил брови. — Что ты делаешь?

Блять.

— Не знаю, — честно ответил Пак, решив не тратить фантазию и энергию на то, чтобы придумывать отговорку.

— Ясно, — пожал плечами Юнги, прокрутив вентиль на смесителе, следом сполоснув руки.

Чимин так и стоял, глядя на старшего во все глаза. В горле застрял ком, который не давал не то чтобы сглотнуть, даже нормально вдохнуть и выдохнуть. Светловолосый облапал взглядом бледные руки старшего с вытянутыми худыми пальцами, по которым стекали поблёскивающие в свете люминесцентной лампы капли воды. Затем он закрыл кран, стряхивая воду. Для Чимина воздух вокруг стал настолько густым, что можно было лепить из него фигуры.

— Дашь пройти?

Чимин не успел уловить тот момент, когда старший уже стоял перед ним, и только тогда до него дошло, что он загораживал собой дверь туалета. Пак уже отходил в сторону, позволяя темноволосому прикоснуться слегка влажными пальцами к ручке двери, как вдруг недосказанные слова воткнулись в солнечное сплетение острой стрелой. Чимин зачем-то перехватил Юнги за запястье, сильно сжимая и отводя руку от ручки двери.

Блять!

— Какого хера? — Юнги вдруг заметно подкашивает, но это почему-то проходит мимо глаз Чимина. Он быстро перелистывает в своей голове всевозможные дальнейшие развития сюжета их разговора, но почему-то ни в одном не обходится без избиения самого младшего.

— Прости меня, Юнги-хён, — мямлит младший, исподлобья глядя на Мина. — Прости меня за ту ссору, я был виноват.

— Убери руку.

— Правда, не знаю, что на меня нашло, я правда сожалею…

— Чимин, убери руку.

— Я всё не знал, как подойти и попросить прощения, потому что твои слова задели меня очень сильно, — не переставал тараторить Пак, понимая, что по тормозам уже не сможет дать. Он неосознанно всё сильнее и сильнее сдавливал запястье старшего.

Когда он в очередной раз взглянул в глаза Юнги, то понял — пиши пропало. Его взгляд потемнел, почти почернел. На лбу появилась испарина, а во взгляде совершенно нечитаемое выражение. Он не злился, нет. Он смотрел на младшего, как на какую-то добычу. Как на что-то, чего он хочет достигнуть. Хочет разорвать и съесть. У Чимина подкосились ноги, он испугался, потому что ни разу не видел такого Мин Юнги.

— Отпусти, иначе пожалеешь, — прошипел старший, на секунду даже показалось, что он скалится от злости. Он не просил, он требовал.

— Н-нет, — заикнулся младший, отрицательно покачав головой и пытаясь настроить себя на более уверенную волну. — Ты должен выслушать мои извинения.

— Я ничего тебе не должен, Чимин-а, — голос Юнги приобрёл что-то скрытое и по-своему опасное. — Если ты не отпустишь мою руку — я ударю тебя.

Тут-то Чимин понял, осознал, увидел, что Юнги дрожал всем телом. Он выглядел потерянным и дезориентированным в этой маленькой комнате. Неужели он…

Боится меня?

Нет, эта догадка была совершенно иррациональна. Невозможна и нереальна. Ну, просто потому что кем был Юнги, а кем был Чимин. Поэтому эта мысль исчезла так же быстро, как появилась. Тогда что с ним происходило? Чимин нихрена не понимал, а иногда неправильно понятое слово или действие давало ложное представление о некоторых вещах.

— Сделаешь то, что не сделал тогда? — прищурился младший, явно приобретя некую крупицу смелости в голосе.

— Да, Пак, — лаконично ответил Юнги. — Поэтому убрал, блять, руку.

Чимин сдался, отпуская запястье старшего. И всё напряжение осело в тот самый миг, словно завеса, которая их разделяла, была скинута и разорвана, стена рухнула. Некоторые люди всегда всё понимали не так, вот и Чимин не понимал.

— Твои извинения приняты, — отчеканил старший, прежде чем покинуть уборную, но даже не взглянул в глаза.

Он стал прежним Юнги, стоило только Чимину исполнить его просьбу-требование. Прежним: отрешенным, безразличным, скучающим Мин Юнги. Как только дверь за ним закрылась, Пак едва удержался, чтобы не рассыпаться по частям и не свалиться на пол. Припал спиной к кафельной стене, схватился за грудь, сильно сжимая в кулак рубашку и часть пиджака. Сердце упоительно выдавало один кульбит за другим. Пальцы побелели. Дыхание сбилось. Ощущение, будто он не мог дышать.

Нет, он задыхался.

Тудум.