Не трогай запястья

— Юнги-хё-ё-ён, — протянул жалобно Чимин, лёжа на чужой кровати спиной и свешивая с неё голову. К мозгу приливала кровь, а на глаза ощутимо давило, но смотреть на мир вверх ногами и представлять, как ходишь по потолку — одно из любимых занятий бессонными ночами. Не то чтобы Чимин болтался без дела и весь день спал, вовсе нет. Он правда очень уставал после тренировок. Он правда массировал уставшие напряжённые мышцы изо дня в день. Он правда валился с ног, как только в поле зрения появлялась более-менее мягкая поверхность (даже это было не обязательно). Но не в последние дни, которые тянулись адски медленно из-за того, что Чимин буквально ничего не делал. Организм давно привык к ежедневным нагрузкам, да и энергетическая батарейка внутри небольшого мускулистого тела заряжалась непозволительно быстро для среднестатистического человека. Намджун двадцать четыре часа в сутки пропадал в студии. Чонгук и Хосок коротали время в зале с тренажёрами. И Чимин это находил довольно странным, учитывая то, что Хосок никогда прежде не интересовался силовыми упражнениями и наращиванием мышечной массы. Чонгука же с подковыркой и глумлением в голосе называл «кулёк с мышцами». Звучало, по мнению Чимина, не так уж и обидно, но, видимо, это оскорбление (?) несло какой-то скрытый смысл для Чонов, поскольку младший всегда бесился, словно бык, которого дразнили тряпкой. Стоило видеть, как в хитрых глазах макнэ каждый раз вспыхивал яростный огонь отмщения, когда за завтраком Хосок невзначай бросал: «не поможешь мне с упражнениями?» Сокджин был занят своим индивидуальным проектом, поэтому Чимин в последние дни заставал его только рано утром, стоя с едва приоткрытыми сонными глазами, когда мочевой пузырь будил и тянул Пака в ванную комнату. Та же история была и с Тэхёном. А что касалось Мин Юнги, так он просто всегда: — Ты видишь, что я занят? Один Чимин чувствовал себя ленивым засранцем, половину дня пролёживая натренированные ягодицы в тёплой постели их с Хосоком светлой уютной комнаты. Но никто и не говорил, что ему это не нравилось. Единственная проблема — скучно просто до ужаса. Днём можно было пропадать в танцевальном зале или составлять компанию Чонам, тупо лёжа на полу и качая пресс, пока эти двое тягали штанги, а вот с вечерней программой было чуть сложнее. Тэхён занят настолько, что даже на сообщения не отвечал, хоть и проверял. Старших лучше даже не доставать сообщениями. Чонгук принимал душ и садился за ноутбук, затыкая уши наушниками и абстрагируясь от внешнего мира. Лишь изредка отвлекался на телефон, с глупой улыбкой отвечая на чьё-то сообщение. А когда Чимин пытался заглянуть и выяснить, кто это такой ему там пишет — Чонгук злился и уже после третьей попытки выставлял за дверь своей комнаты жаждущего внимания, всеми забытого Пак Чимина. Хосок просто падал лицом в подушку и никак не реагировал на бедного, умирающего от скуки соседа. Чимин нуждался в общении. Ему было это нужно, просто он такой человек. С рождения экстраверт от макушки до кончиков пальцев ног. Он облеплял, окутывал всех своей светлой, чарующей аурой, словно защитным коконом, сам того не замечая. Рассказывал, как прошёл его день, интересовался, как прошёл чей-либо ещё. Заботливый и чуткий, от этого ранимый, но быстро всё прощает. Пак Чимин направлен на всё, что окружает его, и на всех, с кем можно контактировать. Но страдал от этого один-единственный хён, чьи уши не были заткнуты наушниками и который находился на расстоянии двадцати метров от этого «одуванчика», как иногда называли Чимина старшие. А то, что Мин Юнги работал, этого самого «одуванчика» мало беспокоило. — Ну пожа-алуйста… — Нет. — Юнг… — У тебя уже кровь прилила к мозгу, Чимин-а. Замолчи и закрой дверь с той стороны, — Юнги нарочито хмурится, сидя в компьютерном кресле и не отрывая сосредоточенного взгляда от планшета в руках, что-то быстро там бледными тонкими пальцами перелистывая и печатая. — Не будь таким брюзгой, — не может перестать Чимин, снимая блокировку с телефона. — Проваливай. — Юнги-хён. — Ты можешь отвалить от меня? — Я прошу одну фотографию, — Пак вытянул указательный палец. — Всего одну. — Уже сказал: нет, — старший устало потёр глаза. — Ты знаешь, что я пытаюсь меньше использовать мат в повседневной речи, но, блять, Чимин-а. Я занят. — Ну и что? — Пак непонимающе опустил бровь. Миллионы клеток мозга Сокджина умерли бы от умиления, было только одно «но»: Юнги — не Сокджин. — Отвлекись на минуту, кто-то умрёт что ли? В ответ брови брюнета поползли вверх, а между губ всё же выскользнул с трудом удерживаемый удивлённый и слегка нервный смешок. У Чимина в голове сразу басистым шепелявым голосом пронеслось: «Ты охренел?». Пак, не поленившись, даже посчитал про себя: «один, два, три…» — Ты охренел? — Нет. Ну, возможно, — прикинул в ответ Чимин, переворачиваясь на живот и болтая согнутыми ногами, рассекая пятками воздух. — Это с какой стороны посмотреть, на самом деле… — младший принюхался, сбившись с мысли. — У тебя так приятно пахнет. Корицей? Это освежитель такой или что? — Ты сейчас издеваешься надо мной или что? — зло прошипел Мин, явно не заботясь о своём обещании, что было дано Намджуну. Поменьше выражаться? Он искренне недоумевал, как с таким окружением можно было хоть когда-нибудь отучиться от мата. — Можешь просто отчлениться? Блять, как же ты за… — Юнги-хён, как грубо, — скривив губы, Чимин всё же ткнул на иконку с фотоаппаратом на экране своего телефона. Чимин не отказался бы от «запикивания», которое используют в большинстве случаев для видео, когда Юнги матерится. Это бывало и случайно, и нарочно. Очевидно, что чаще — нарочно, потому что для старшего это в порядке вещей. Пак вспомнил тот розовый цветочек, который иногда приделывают ко рту Мин Юнги с помощью компьютерной графики. Чимин был готов вырезать из бумаги такой прямо сейчас и заклеить рот старшего пусть не навсегда, но хотя бы на некоторое время. И все ребята бы поддержали его идею, это стопроцентно и железобетонно. — Брось, хён, я уже со всеми сфотографировался с этим фильтром… — И что? — А с тобой нет. Я не буду никуда выкладывать, честно, — покачал младший головой, с надеждой сверля спину брюнета. — Это просто так, для коллекции, поэтому… — Мне глубоко, всей моей необъятной чёрной душой насрать на тебя и твой фильтр, Чимин-а, — сжимая ладони в кулаки, пробурчал Юнги. — Я не собираюсь принимать это дурацкое выражение лица для идиотов, коим я, к твоему сведению, не являюсь. Эти твои подростковые забавы у меня уже в печёнках сидят… Может стоит подумать о том, чтобы повзрослеть и перестань страдать хернёй, а лучше заняться чем-то более полезным? Чимин застыл, пытаясь сглотнуть сухим горлом. Слова застряли где-то в глотке, в районе кадыка и даже не пытались двинуться ни туда, ни обратно. Он в принципе не выносил, когда на него повышали голос, но больше — когда это вкупе с несколькими оскорблениями и таким неприятным взглядом, будто Пак совершил серию ужасных преступлений. Он не сделал ничего плохого, чтобы заслужить подобное отношение к себе. — Да ты! Ты… Ты просто… — Мудак? — Да! — Если бы мне каждый раз давали по воне, когда я это слышу, — усмехнулся Юнги, раздосадованно качая головой. — Ты меня будто первый день знаешь, ей Богу, — следом он лишь закатил глаза, вновь уставившись в планшет. Лицо Чимина сменило несколько оттенков за максимально короткое мгновение: от бежевого к ярко-красному. Казалось, ещё секунда и повалит пар из ушей. Пак поспешно перебирал в голове всевозможные колкие ответы, пытаясь отобрать из ряда самое подходящее, чтобы посильнее задеть старшего. Но, как обычно это бывает у главных героев в книгах или фильмах — в голове образовалась одна сплошная чёрная дыра, наполненная под самый верх злостью и раздражением, пожирающая все более-менее приемлемые варианты. — Наступит тот день, когда тебе что-нибудь от меня понадобится, Мин Юнги, — обиженно, но в то же время с мелкими вкраплениями надежды в голосе бурчит Чимин, слезая с чужой кровати и одёргивая помятую домашнюю футболку тёмно-зелёного цвета. — А куда же делось «хён»? — довольно ухмыльнулся Юнги, поскольку младший вроде как сдался, отчего победная аура окутала небольшой островок в сознании старшего, подарив ему иллюзию спокойствия. — Отчленилось, — передразнив голос брюнета, буркнул Чимин с присущей Юнги грубой интонацией. Юнги ненавидел Чимина за то, что он — единственный, кто мог передразнивать его, да ещё и так умело изображать шепелявость. У Пака голос более мягкий и писклявый, но, несмотря на это, получалось правдоподобно. И это лишь одна из монеток в копилке под названием «причины ненавидеть Пак Чимина». Старший поморщился. От чего-то на секунду даже показалось, что Пак раздражает чуточку меньше, чем обычно. Но ещё через одно мгновенье Юнги понял, что всё-таки показалось, потому что Чимин бросил немного грустный, в довесок обременённый обидой взгляд. Недовольно фыркнул, словно енот, у которого отобрали вафлю, и посеменил к двери. — Спокойной ночи, Пак Чимин, — бросил Юнги, когда младший уже приоткрыл дверь его комнаты. — Удачно потешить своё разросшееся до невообразимых размеров эго в полном одиночестве, Мин Юнги. — Одиночество — хороший друг мыслей. — Да, твой единственный друг. Чимин не услышал, да и не хотел услышать, какое из матерных словечек воткнулось ему в спину на этот раз, поэтому быстро прикрыл за собой дверь. Маршрут сам по себе пролёг к комнате Чонгука. Чимин прикинул, чем занимался младший, пока рассекал по коридору, шлёпая босыми ступнями по линолеуму. Макнэ обычно прожигал в мониторе компьютера дыру, слушал музыку, переставлял вещи (Чимин часто его за этим заставал даже в такое позднее время), качал какую-нибудь новую онлайн-игру или просто спал. Но то, что в итоге обнаружил Чимин, задумавшись и случайно открыв дверь без стука, совсем не вязалось с его возможными вариантами. Чиминовы глаза полумесяцы трансформировались в полную луну, когда он увидел Чонгука, сидящего на пояснице Тэхёна, пока тот тихонько сопел, прижимаясь щекой к подушке и пуская тонкую ниточку слюны. Руки младшего располагались на голых лопатках заснувшего парня, секунду назад, видимо, разминали их. Когда макнэ повернулся на звук открывающейся двери, то вмиг отшвырнулся, словно ошпаренный чем-то горячим. — Какого… — Чимин продолжал хлопать глазами. — Тебя стучаться, блин, не учили? — «прокричал шёпотом» Чонгук, дабы не разбудить спящего парня, и осторожно слез, придерживаясь за кровать. — А-а, это… Извини, — в попытке избавиться от навязчивых мыслей Чимин покачал головой, смущённо пожав плечами. — Тэхён-а вернулся так рано? — Да, он сразу вырубился. Совсем измотан съёмками, — по-прежнему шёпотом ответил макнэ, сгребая ноутбук, наушники и ещё чёрт знает какие провода со стола. — Пусть спит. Пошли в зал. Чимин несказанно обрадовался такому предложению. Они, вероятно, посмотрят какой-нибудь интересный фильм или будут рубиться в приставку. Была лишь одна вещь, которая его немного взволновала и насторожила. Щёки Чонгука покрылись лёгким румянцем, что наблюдать можно было так же часто, как, например, звездопад или затмение. Чёрные глаза странно и растерянно бегали по всей комнате в поисках выдуманной вещи, и светловолосый просто не выдержал: — Почему ты сидел сверху? — Хён попросил размять шею, поскольку потянул на съёмках. Это преступление? — шёпот Чонгука огрубел, плюс ко всему — он избегал прямого пересечения взглядами, что-то безуспешно разыскивая по комнате. Это всегда было его защитной реакцией от смущения. — Да где же… — Нет, не преступление, — покачал Пак головой. — Но почему он сразу по возвращению оказался у тебя в комнате? — минутами ранее Чимин оглядел одежду Тэхёна, она была той же, что и утром, когда он уходил. — Даже не принял душ и не поел… — Чего ты у меня спрашиваешь? — возмутился Чонгук, раздражённо отключая кабели от ноутбука. — Проснётся, вот у него и выпытывай, — поспешно пробубнил макнэ. — О, нашёл… Чонгук схватил беспроводную компьютерную мышь с нижнего яруса журнального столика, придерживая второй рукой ноутбук, перепутанный в проводах, и начал аккуратно и бесшумно выталкивать Чимина из комнаты. — Посмотрим «Мстителей»? Ты же давно хотел, — предложил младший, потушив свет и тихо прикрыв за собой дверь. — Наконец-то, — Чимин похлопал в ладоши, засветившись от радости, словно напитанная энергией маленькая лампочка. — Только… Можно сначала тебя спросить? — Что такое? — Не хочешь сфотографироваться? — О, давай, — ответил Чонгук сразу, не раздумывая и усаживаясь на диван поудобнее, следом поправляя растрёпанные волосы. Чимин на подсознательном уровне почему-то расстроился ещё сильнее. *** Впервые за несколько дней ребята смогли усесться за большой стол и поужинать вместе. Чимин был несказанно этому рад, потому что впервые за долгое время чувствовал себя уютно в этой шумихе и суете. Старшие хёны хоть и казались уставшими после выматывающего дня, но о чём-то увлечённо спорили, тыкая друг в друга палочками. Хосок как обычно шпынял младшего и через каждые пять минут напрягал бицепсы, чтобы все оценили его «прогресс». Чимин лишь легко усмехался себе под нос, потому что до этого самого «прогресса» там ещё тягать и тягать. Тэхён просто смеялся, изредка бросая неординарные взгляды на Чонгука, которые мог прочесть лишь сам младший. Ещё пару дней назад Чимин не понимал этого. Не понимал, как можно так крепко дружить. До такой степени, что можно разговаривать друг с другом одними лишь глазами. Как можно проявлять настолько сильную нежность и внимательность к друг другу? Нет, это была не дружба. Чимин применил собственную дедукцию, анализируя все ситуации в своей голове. Разве это не та самая «дружба», что граничит с влюблённостью? Чимин часто проводил параллели, сравнивая, как Чонгук что-то делает для него и для Тэхёна. Разница, конечно же, была ощутима. Для Тэхёна всё более аккуратно, более качественно и внимательно. Паку казалось, что он один замечал это. Двое порой забывали о камерах и явно перебарщивали на публике. Ладно, если бы это было лишь на виду у всех, но и дома они вели себя точно так же. Чонгук часто грустил, наверное, потому что Тэхён был слишком занят и не мог проводить с ним больше времени. Макнэ отказывался даже от любимых мармеладных червяков, которые Чимин крал у Хосока только для того, чтобы развеселить младшего. Но, видимо, Пак всё же не один замечал эту необычную связь, потому что всё чаще начал ловить внимательные, в то же время напряжённые взгляды Джуна на младших. Опять же — разговоры глазами делали всё намного лучше, чем слова. Суждение Чимина о крепкой дружбе окончательно потерпело крах буквально пару дней назад. Что уж говорить, когда ночью, проснувшись от жуткой стянутой сухости в горле и встав попить воды, Пак услышал звук падающих с полки шампуней из ванной. Он сперва сонно поплёлся к двери комнаты, из которой доносился шум в три часа ночи, а затем уже подумал о том, что случайно подслушал. Осознание влилось в уши вязким липким стыдом вместе с шершавым шёпотом Тэхёна и сбитым дыханием Чонгука. Это было что-то вроде «чёрт, хён», а потом «как хорошо». Чимин прижал ладонь ко рту, чтобы подавить собственный рвущийся из груди голос, и понёсся в свою комнату, с головой ныряя под одеяло и зажмуривая глаза, словно ребёнок, который боится монстров под своей кроватью. Конечно, Пак решил забыть навсегда то, что слышал. Он сделал для себя вывод, что вообще никуда не вставал, из комнаты не выходил и никого не слышал. Даже не просыпался от жажды. Они ведь там явно не прыщи друг другу давили с такими вздохами. «Чёрт!» — пропищал светловолосый едва слышно, зарываясь лицом в подушку. Щёки окрасило румянцем смущения, когда в голове вырисовывалась одна из всевозможных картинок происходящего в ванной комнате. Остаток ночи у Чимина не укладывалось это в голове. Осознание, которое пришло постепенно. Он не знал наверняка, что делали парни в ванной. Он не знал, какие между ними отношения. Он не знал, насколько далеко всё там зашло. Чимин знал лишь одно: он хотел того же. Нет, вовсе не обжиматься с кем-то поздно ночью в ванной комнате. Он хотел такого же (в какой-то степени ненормального) внимания. Таких же взглядов, которые получает Тэхён от младшего, наполненных волнением и нежностью. Такой же внимательности по отношению к себе, заботы и понимания. Пак любил дурачиться с хёнами, обниматься и дарить хорошее настроение. Но он никогда не чувствовал себя таким нужным кому-то. Он мог поделиться с Тэхёном чем угодно, абсолютно любыми переживаниями, но не мог подойти и уткнуться ему в макушку носом, как это любил делать Чонгук. Зачем ему это нужно? Чимин не понимал, но одновременно с этим хотел таких мелочей. — Передай соус, — буркнул Юнги Чимину, как что-то само собой разумеющееся, перемешивая палочками какую-то смесь из тушёных овощей в квадратной картонной коробочке. Младшего будто резко выдернули из мыслей, которые затопили по самую макушку. Неужели? За последние четыре дня Мин Юнги сказал ему четыре слова, два из которых прозвучали в это мгновение. Да, Чимин сам понимал, что это глупо с его стороны — обижаться на Юнги из-за того, что он отказался сфотографироваться. Но вчера днём, когда Пак уже хотел подойти и извиниться, он обнаружил в комнате Мин Юнги Чонгука. Они рубились в какую-то онлайн-игру на телефонах. Потом Юнги остаток дня провёл с Хосоком, они громко смеялись, разговаривали о работе, обсуждали совместные проекты и шутили. Всякий раз, когда Чимин пытался расположить к себе Юнги и весело провести с ним время — он «шёл нахер». Больше, чем крики и оскорбления, Чимин ненавидел несправедливость по отношению к себе. Поэтому Мин Юнги был мысленно послан Чимином туда же. И в ответ на свою просьбу он получил лишь тишину с другого конца стола. — Нам скинуться и купить тебе слуховой аппарат? — Юнги поднял глаза от своей еды прямо к Паку, будто простреливая навылет. Но пуля отрикошетила обратно в Юнги гулким молчанием. Чимин продолжал есть свою порцию, пережёвывая овощи и даже не планируя взглянуть в сторону старшего. Буквально за несколько этих натяжных секунд голоса за столом стихли, ребята обратили внимание на действо. Напряжение будто просачивалось через вытяжку на кухне, плавно пробираясь между всеми и нагнетая без того недобрую атмосферу. Юнги нахмурил брови, продолжая жечь светловолосого взглядом. Чимин обратил на это внимание лишь тогда, когда шесть пар глаз устремились прямо на него. Поглощать еду в таком положении не очень удобно, согласитесь. — Что? — состроил Пак дурачка. — Ты оглох? — не нужно было быть гением, чтобы понять, что Юнги порядком разозлило это. Он терпеть не мог, когда его просьбы и слова игнорировали. — Передайте кто-нибудь Мин Юнги, что у него есть руки и ноги, пусть поднимет свою охреневшую пятую точку и возьмёт сам. На жестах покажите, если не поймёт, — и продолжил есть, как ни в чём не бывало. В комнате воцарилась идеальная, гробовая тишина, нарушенная лишь нервным выдохом Хосока и жеванием Чимина. Все одновременно подумали о предложении, в котором точно доминировало слово «пиздец». Даже Намджун чуть не пустил из носа струю молочного коктейля, который пил секундой ранее. — Что ты сейчас сказал? — спустя несколько секунд заморгал Мин, а голосом его можно было делать отбивную. — Нам скинуться и купить тебе слуховой аппарат? — широко улыбнулся Чимин, «в последний раз», — подумал Чонгук. — Чимин-а! — не без помощи Сокджина наконец откашлялся Намджун от молочного коктейля. — Ты обнаглел? Следи за словами. — А то что? — Я тебе шею сверну, говнюк оборзевший, — прошипел с яростью Юнги, резко подскакивая из-за стола. Скрип ножек о паркетный пол был слышен, кажется, всем Сеулом. Следом за Юнги подскочили и старшие. Намджун схватил друга за плечи, оттягивая назад и бросая что-то типа «остынь», а Сокджин что-то без умолку тараторил, представая перед Мином впереди, словно шлагбаум, не дающий проехать дальше. Уютная атмосфера разрушилась так же быстро, как построилась. Чимин мысленно извинялся перед всеми за испорченный ужин, но одновременно с этим продолжал сидеть с непоколебимым выражением лица, жуя овощи из своей коробки. Правда — ни капли страха или паники. А внутри всё горело. — Мне похер, я точно расквашу этой сопле его смазливую морду, потому что… «И бла-бла-бла. Чимин такой, Чимин такой и такой, а ещё…» Теперь ему становится чертовски неприятно, и так всегда. Мин Юнги не будет собой, если не оскорбит и не унизит при всех. — Чимин-а, извинись, — тихо шепчет и толкает его локтем Чонгук, понимая, что вмешиваться в это себе дороже, но ведь надо как-то спасать одного друга от другого друга. В ответ Чимин лишь закатывается смехом, вызывая у всех, кроме Юнги, лёгкий испуг. — Извиниться? Перед кем? Перед Юнги? —он смотрит на старшего, пытаясь этим коротким взглядом сказать ему, как сильно он ненавидит его сейчас, вложить в этот взгляд всю свою неприязнь, обиду и ненависть, а затем кидает взгляд на Чонгука. — Почему я всегда извиняюсь перед этим мудаком? Юнги-хён то, Юнги-хён это, Юнги-хён третье и десятое. Почему я должен бежать, обгоняя рассветы, когда он что-то просит? А когда прошу я, то просто оказываюсь послан нахер в девяносто пяти процентах случаев. В остальных пяти процентах я «охренел». По-твоему будет справедливо, если я сейчас извинюсь? Чонгук лишь сглотнул в ответ, не зная, что ответить. Чимин краем глаза заметил, как Тэхён сжимает штанину Чона под столом, видимо, давая сигнал, чтобы тот не вмешивался. Хосок просто молча бледнеет от происходящего с вытаращенными на лоб глазами, а Намджун применяет силу, чтобы удержать за плечи кипящего, словно вулкан, Мин Юнги. — Закрой рот, — шипит он, корчась от гнева, — ты — мелкий, обнаглевший, тупой, разбалованный излишним вниманием щенок. Постоянно только и тявкаешь: «Любите меня! Любите меня! Любите меня!». Понятия не имеешь, что значит уважение и… — Мин, — одёргивает его Намджун. — Тормози. — Как можно быть… — он оглядывает Чимина с отвращением, — таким? Все считают тебя глупым, просто никто сказать не решается. Ты не понимаешь слова «нет», потому что ты туп и надоедлив, словно дерьмо, прилипшее к ботинку… Раздаётся резкий шлепок. В ушах повис звон. Вторая резкая волна молчания накрывает помещение под самый потолок. Кажется, ещё немного, и все, кто находится в столовой, начнут захлёбываться. На этот раз глаза распахивает даже сам Мин Юнги. Он настолько упивался своим гневом, что не заметил, как младший поднялся из-за стола, обогнув его в два широких шага, и звонко влепил ладонью ему по щеке. Боль отрезвляла. Гнев в глазах старшего медленно осел, словно туман. Он осознал всю тягость ситуации лишь тогда, когда увидел перед собой налитые красным цветом щёки, поджатую трясущуюся губу и стеклянные глаза, в которых застыли слёзы. — Чим… — хотел было подняться Тэхён, но на этот раз Чонгук удержал его, мягко надавливая на плечо и усаживая обратно. Чимин уже не видел этого, потому что на всех парах мчался в свою комнату. Когда дверь закрылась, он прижался к ней спиной, не в силах держаться на содрогающихся ватных ногах. Что я сделал не так по отношению к тебе? Он не проронил и слезинки, оставшись наедине с собой, хотя был готов сделать это при всех. Пак просто не мог поверить в то, что Юнги был готов ударить его. Он был готов разбить Чимину лицо. Тот хён, что улыбался так мягко. Тот, что просил помощи с движениями, когда не получалось, и всегда подкупал сладостями. Тот хён, который часто покупал и угощал кофе, показывал свои стихи, спрашивал мнения и всегда делился своими тараканами. Тот Мин Юнги, который, как думал Чимин, являлся его другом, минуту назад был готов разбить ему лицо. Где я оступился? Накрывая ладонями глаза, Чимин медленно пытался привести в порядок эмоции, которые сорвали резьбу внутри. За что ты меня так возненавидел, Мин Юнги?