АЛЬФА и её колдун

Глава 4. Сон на двоих

Лабораторию окутал сизый дым от тлеющих благовоний, смешавшийся с ароматом сушёных корешков ночной фиалки. Я расчертила пол серебряной пылью, образуя круг с переплетающимися рунами, пока Калеб сидел на корточках у стены, перевязывая рану на ладони. Его кровь, капнув на пол, зашипела, оставляя чёрные пятна.

— Сегодня ты войдёшь туда, куда даже я боюсь ступать, — сказала я, бросая в жаровню горсть кристаллов. Они взорвались искрами, окрасив дым в ядовито-зелёный.

Он поднял взгляд, прикрывая нос от едкого запаха.

— Куда?

— В сны. Мои. Твои. Наши. — Я провела ножом по ладони, капли крови упали в центр круга. — Ложись.

Он медленно подошёл, глаза следили за узорами на полу, будто ожидая, что они оживут. Рубашка его была расстёгнута, обнажая свежие шрамы от плети — они пульсировали слабым светом, реагируя на магию ритуала.

— На спину. Руки вдоль тела. — Я толкнула его плечо, заставляя лечь в центр круга.

Он лёг, вжавшись в холодный камень. Я села у его головы, положив ладонь на лоб. Его кожа была влажной от пота, виски пульсировали в такт учащённому дыханию.

— Закрой глаза. Дыши глубже.

Он повиновался, веки задрожали. Я начала напевать — низкие, гортанные звуки, от которых воздух вибрировал, а тени на стенах изгибались в неестественных позах. Дым обвил нас, проникая в ноздри, в поры, в сознание.

Первым пришёл его сон.

Мы стояли в бесконечном коридоре с зеркалами. В каждом отражении — он, но разный: то ребёнком, прячущимся под кроватью от криков родителей, то юношей, роняющим склянку с зельем, то взрослым, сжимающим окровавленный нож. Зеркала трескались по мере его движения, осколки впивались в кожу. «Не смотри!» — кричал он, но я шла за ним, пока коридор не рухнул, погребая нас под обломками.

Я открыла глаза в своей части сна.

Лес Шепчущихся Корней, но деревья были из стекла. Мои босые ноги оставляли кровавые следы на осколках. Впереди, у чёрного озера, стояла моя мать — её лицо скрывала маска из птичьих перьев. «Ты сломаешь его», — сказала она, не поворачиваясь. Я бросила в воду камень, и круги превратились в руки, тянущиеся к моим лодыжкам.

Сны переплелись, когда наши пальцы случайно соприкоснулись в реальности.

Мы оказались в библиотеке с гниющими книгами. Калеб листал фолиант с пустыми страницами, а я искала выход среди бесконечных стеллажей. Тени на стенах шептали наши страхи: «Он предаст», «Она сожрёт твою душу», «Вы оба умрёте в одиночестве». Калеб схватил мою руку, и мы побежали, пока пол не провалился, перенося нас в следующее видение.

Деревня Лунный Ключ, объятая пламенем. Жители — с пустыми глазницами — шли к нам, протягивая руки. «Это ты принесла проклятие», — сказал старейшина, его пальцы впились в моё запястье. Калеб вырвал меня, ударив старика факелом, но огонь перекинулся на его руку. Он не кричал, даже когда плоть обуглилась.

Я проснулась первой.

Калеб лежал в конвульсиях, изо рта шла пена. Его пальцы впились в моё предплечье, оставляя синяки. Я шлёпнула его по щеке, но он не приходил в себя. Пришлось схватить кувшин с ледяной водой и вылить на лицо.

Он сел, задыхаясь, глаза дико метались по комнате.

— Ты… ты убила их… всех… — прохрипел он, отползая к стене.

— Это был сон. — Я вытерла лицо платком, скрывая дрожь в пальцах. — Ничего более.

— Но я видел! Твою мать… ту комнату с цепями… как ты…

Я вскочила, прижав его к стене.

— Замолчи.

— Ты сожгла их… — он не останавливался, глаза блестели лихорадочно. — Свою семью…

Моя ладонь захлопнулась ему по губам.

— Следующее слово — и ты лишишься языка.

Он замолчал, но взгляд говорил больше слов. Я отпустила его, чувствуя, как руны на его спине жгут мою ладонь через ткань платья.

— Уходи.

Он выполз из лаборатории, оставляя мокрый след. Я осталась сидеть в кругу, разглядывая потухшие благовония. Графиня-сова приземлилась на жаровню, выклевывая остатки кристаллов.

— Зачем показала ему это? — спросила она, вращая головой на 180 градусов.

— Не показала. Он сам залез туда, куда не следовало.

— Лжёшь. — Сова клюнула мою руку, оставляя крошечную ранку. — Ты хотела, чтобы он увидел.

Я смахнула её на пол, вставая. В углу валялся его окровавленный бинт. Я подняла его, сжав в кулаке, пока боль не пронзила ладонь.

Ночью я спустилась в подвал, где в свинцовых урнах хранился прах моей семьи. Пыль столетий осела на крышках, но я не стала их открывать. Просто просидела до рассвета, слушая, как мыши грызут деревянные балки.

Утром Калеб пришёл с мешками свежих трав. Его глаза избегали моих, движения были скованными, будто боялся разбудить воспоминания. Когда он наклонился, чтобы развязать мешок, я заметила шрам на шее — след от ожога из сна.

— Ты… — он начал, но замолчал, пересыпая сушёную мандрагору в банку.

— Говори.

— Они… они действительно кричали? Когда ты…

Я швырнула нож в стол в сантиметре от его пальцев.

— Следующий вопрос — и ты присоединишься к ним.

Он кивнул, продолжив работу. Но вечером, когда я вернулась с обхода границ деревни, на алтаре лежал чёрный цветок, растущий только на пепелищах. Я бросила его в огонь, но аромат горелой плоти преследовал меня всю ночь.

Через неделю он нашёл меня у озера, где я чистила ритуальные кинжалы.

— Я не боюсь, — сказал он, садясь на корточки с другой стороны камня.

— Лжешь.

— Нет. — Он взял один из кинжалов, провёл лезвием по ладони. Кровь капнула на воду, и отражение луны окрасилось в багровый. — Теперь я понимаю.

Я вырвала кинжал, приставив остриё к его горлу.

— Ничего ты не понимаешь.

— Понимаю, — он наклонился, и лезвие оставило тонкую царапину. — Мы одинаковые.

Я отшвырнула кинжал в озеро.

— Убирайся.

Но когда он ушёл, я долго смотрела на круги от кинжала, растворяющиеся в кровавой луне. А потом полезла в ледяную воду, чтобы найти его.

Лабораторию наполнил густой аромат мёда, смешанный с железным привкусом крови. Я разложила ритуальные инструменты на чёрном бархате: серебряные чаши с выгравированными рунами, кристаллизованный янтарь, нож с рукоятью из оленьего рога. Калеб стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу, его взгляд скользил по острым лезвиям, будто пытаясь угадать, какое из них предназначено ему.

— Сними рубашку, — приказала я, не поднимая глаз от приготовлений. Ветер снаружи выл в щелях старых брёвен, будто Лес Шепчущихся Корней предупреждал о надвигающемся ритуале.

Он медленно расстегнул пуговицы, ткань соскользнула на пол, обнажив торс, покрытый паутиной шрамов. Свежие следы от плети ивовой уже затянулись тонкой розовой кожей, но старые рубцы всё ещё напоминали карту наших прошлых уроков. Я подошла, проверив пальцами пульсацию на шее — учащённая, неровная.

— Ложись на алтарь. Руки вдоль тела.

Каменная плита была холодной даже сквозь тонкую ткань покрывала. Он лёг, вжавшись лопатками в шершавую поверхность, дыхание тут же затуманило воздух над губами. Я обвела его силуэт мёдом, тёплая жидкость стекала по краям алтаря, прилипая к коже сладкими нитями.

— Сегодня ты станешь сосудом, — прошептала я, поднося нож к его запястью. Лезвие скользнуло по коже, высвобождая тонкую струйку крови. Она смешалась с мёдом, образуя вихревой узор на камне. — Кровь свяжет, мёд скрепит.

Он сжал зубы, когда я сделала второй надрез на противоположной руке. Кровь стекала в серебряные чаши, установленные по краям алтаря. Дым от жаровни клубился над нами, принимая формы змей, которые обвивали его тело, не касаясь кожи.

— Зачем… — он попытался поднять голову, но я прижала ладонь ко лбу.

— Молчи.

Ритуал требовал концентрации. Каждая капля его крови, смешанная с мёдом, рисовала на алтаре древние символы. Я наклонилась, проводя языком по медовой полосе на его груди. Сладкое мгновенно сменилось горьким послевкусием магии — его страх, его желание, его ненависть к самому себе.

— Ты… — он задрожал, когда мои губы коснулись надреза на запястье.

— Шшш.

Я собрала кровь с его кожи, смешав её с мёдом в чаше. Жидкость забурлила, выпуская пузыри цвета ржавчины. Выпив глоток, я ощутила прилив его воспоминаний: детские слёзы над разбитой склянкой, ночные кошмары, где он бежал от собственной тени, мгновения слабости, когда пальцы сами находили путь под одежду, а в мыслях мелькало моё лицо.

— Отвратительно, — прошипела я, ставя чашу на место. Его щёки залились румянцем.

Ритуал продолжился. Я водила окровавленным пером по его груди, выводя руны жертвоприношения. Каждая линия заставляла его вздрагивать, но он не издал ни звука. Когда перо коснулось области сердца, он схватил моё запястье.

— Довольно…

— Довольно? — я наклонилась так близко, что наши дыхания смешались. — Ты думаешь, это больно? Подожди, пока твоя кровь не начнёт звать духов.

Он отпустил мою руку, вжавшись в алтарь. Последняя руна была завершена — символ подчинения, сплетённый с символом желания. Воздух затрепетал, чаши задрожали, издавая высокий звон. Тени на стенах зашевелились, протягивая к нам щупальца тьмы.

— Встань! — скомандовала я, хватая его за плечо.

Он сполз с алтаря, шатаясь. Кровь продолжала сочиться из ран, смешиваясь с мёдом на полу. Духи материализовались в клубах дыма — три фигуры с пустыми глазницами и ртами, полными пепла.

— Кровь зовёт, — проскрипел один, костяными пальцами указывая на Калеба.

— Мёд манит, — добавил другой, облизывая губы чёрным языком.

— Отдай его нам, — хором завыли они, смыкая круг вокруг нас.

Я втолкнула Калеба за спину, доставая из складок плаща амулет с застывшей молнией внутри.

— Он мой.

Духи засмеялись, звук напоминал скрежет ножей по стеклу. Первый ринулся вперёд, но амулет вспыхнул, отбрасывая его в стену. Второй попытался обойти сбоку, но я бросила щепотку соли в огонь жаровни — пламя взметнулось, образуя барьер.

— Заклинание! — крикнула я Калебу, отступая к центру круга. — Прочти то, что написано у тебя на груди!

Он посмотрел вниз, пытаясь разобрать кровавые руны.

— Я… не понимаю…

— Читай, глупец!

Его пальцы дрожали, когда он провёл по символам. Голос сначала срывался, но набрал силу после третьей руны. Воздух сгустился, мёд на полу закипел, образуя липкие нити, которые опутали духов. Они завизжали, пытаясь вырваться, но Калеб продолжал читать, теперь уже уверенно, с хрипотцой в голосе.

Я наблюдала, как его кровь светится в такт словам, как руны на его коже оживают и плетут золотую сеть вокруг духов. Когда последнее слово сорвалось с его губ, существа рассыпались в прах, а лабораторию наполнил запах горелой серы.

Он рухнул на колени, хватая ртом воздух. Я подошла, рассматривая работу — руны уже бледнели, впитываясь в кожу.

— Неплохо, — признала я, поднимая его за подбородок. — Для первого раза.

— Что… что это было? — он вытер лицо, оставляя кровавые полосы на щеках.

— Тест. — Я повернулась к столу, где варился элексир из его крови и мёда. — Если бы ты провалился, духи забрали бы твою душу.

Он замер, поняв весь смысл ритуала.

— Ты рисковала мной…

— Рискую всегда. — Я налила элексир в флакон, наблюдая, как жидкость переливается рубиновым и янтарным. — Но сегодня ты оказался полезен.

Он хотел что-то сказать, но его ноги подкосились. Я успела подхватить его, прежде чем он ударился о пол. Его тело было горячим, пульс бешено стучал в висках. Пришлось уложить его на груду мешков в углу, накрыв плащом.

— Спи, — приказала я, но он уже терял сознание.

Ночью я вернулась проверить его. Лихорадка заставила его бредить — он бормотал о тенях, о пожаре, о моих глазах. Я приложила ладонь ко лбу, отводя жар в амулет. Его дыхание выровнялось, но пальцы вцепились в мой рукав, не отпуская.

— Не уходи… — прошептал он в полусне.

— Глупость, — я высвободила рукав, но осталась сидеть рядом, пока графиня-сова не принесла рассвет в клюве.

Утром он проснулся с новыми рунами на груди — тонкими серебристыми линиями, похожими на трещины на стекле. На столе рядом стояла чашка с чаем из целебных трав и записка: «Не умри. Ты мне ещё нужен».

Он нашёл меня у ручья, где я чистила окровавленные инструменты.

— Спасибо, — сказал он, держась за косяк, словно всё ещё слаб.

— Не благодари. — Я бросила в воду последний нож. — Если бы ты умер, мне пришлось бы искать нового дурака.

— Я знаю. — Он повернулся уходить, но остановился. — Но ты осталась.

Я не ответила, пока его шаги не затихли вдали. Потом полезла в ледяную воду, чтобы достать нож. Он понадобится завтра.