Настя замолчала, опять достала сигарету и начала нетерпеливо покусывать фильтр.
— Мой ребенок хочет пить! — вновь раздался набивший всем оскомину женский голос.
Храмов обернулся, посмотрел на дамочку с эксклюзивной прической и ничего не сказал. «Сама ведет себя как дитя. Капризничает. Жена какого-нибудь бизнесмена. Наверное, привыкла к прислуге».
— А потом опять захочет писать, — ехидно заметил Антимоний, сидящий сзади, и протянул в щель между сиденьями бутылку лимонада. Мелькнула головка мальчика лет пяти.
— Мой ребенок не пьет лимонад. Он пьет только фанту. — Бутылка вернулась обратно к Антимонию.
— А горилки твой ребенок не хочет? Могу налить, — раздался голос сзади. В салоне захихикали.
«Уже начали обживаться, — подумал Храмов. — Везде одно и то же».
— Вы напрасно иронизируете, — манерно проговорила дамочка. — Я говорила своему мужу, что нужно ехать на машине. Он не послушал — и вот результат. Есть у кого-нибудь фанта? — Ее больше тяготило отсутствие фанты, а не положение заложницы.
— Как будто ей все должны, — пробурчала пожилая женщина и посмотрела на своего мужа, седовласого старика, как ни в чем не бывало продолжающего разгадывать кроссворд.
Лейтенант с разбитым носом сунул руку в кожаный портфель, стоящий у его ног, и вынул бутылку фанты.
— Передайте ей. — Офицер пустил бутылку но рядам.
— Мама, а мороженое? Ты мне обещала мороженое! — раздался детский требовательный голос.
— Попей пока фанты, мой сладкий. Мороженое потом. Ой! — Дамочка откупорила бутылку, и напиток пенистой струей вылился ей на белоснежные шорты. — Все из-за тебя. Пей давай!
Ловелас повернулся к своей спутнице и оценил ее взглядом. «А она ничего! И наверное, не откажет. Эх, сводить бы ее в ресторан, а потом...» Он закрыл глаза, живо представляя себе, что «потом». «А что, собственно, мешает мне начать, прямо здесь. Очень подходящее время, и самое главное, что его много».
- Неизвестно, сколько здесь еще сидеть. Как-то так неловко. Давайте познакомимся.
Женщина почувствовала, что ее руки коснулись, и повернулась к своему соседу.
- Давайте. Меня зовут Марта. Нет, я не немка. Мартой назвали, потому что родилась в марте.
- А меня Анатолий. Очень приятно. — Он накрыл ее ладонь своей. — Закурить бы... Вот незадача…
- Я тоже не отказалась бы, — неожиданно поддержала Марта. — А давайте закурим потихоньку. Орать начнут — загасим. Хотя бы одну на двоих. У вас какие?
-Парламент». Годится? — Анатолий вынул пачку сигарет.
- Сойдет, — махнула рукой Марта.
В ее руках мелькнула зажигалка, и через пару минут в салоне отчетливо запахло табачным дымом. Сначала никто не отреагировал, а потом прорезался голос дамочки, допившей вместе с сынком фанту.
— Кто здесь курит? Прекратите курить!
— Ну что, гасим? — шепнула Марта Анатолию.
— Перебьется, — неожиданно взъерепенился тот. — Я курю, и курить буду, потому что нравится. — И нарочито выпустил струю дыма в проход.
— Это безобразие! Здесь дети! Вы нарушаете правила проезда, — вскричала возмущенная дамочка.
— Да пошла ты со своим дитем... — презрительно бросил Анатолий. — Кури, Марта. Пускай орет, пока не охрипнет. — Потом он привстал и крикнул поверх сидений: — Ничего с твоим пацаном не случится. Да и нет здесь никаких правил! Были правила, да все вышли. Мы сейчас живем по их правилам, — махнул он в сторону Тезки. — А они не возражают.
Тезка дернулся что-то сказать, но Храмов остановил его жестом.
— Не встревай. Пускай сами разбираются.
— У вас отсутствует гражданская совесть! — тем временем продолжала дамочка, в свою очередь привстав.
— У меня есть совесть, только не гражданская, а отечественная. В нашем отечестве особенная совесть, как и все остальное, — не уступал Анатолий.
Пока они пререкались, втихаря закурила Настя. Парень в синей бейсболке, которого выселили с заднего сиденья, отложил в сторону гитару и последовал ее примеру.
Старик, получивший толчок в бок, на секунду оторвался от кроссворда и удивленно взглянул на жену.
— Ты чего, Липа?!
— В салоне курят, это непорядок. Да и твоя астма...
— Да плевал я на эту астму. Ее, между прочим, лечат сигаретами. — И он опять уткнулся в газету.
— Товарищи, перестаньте курить, — проблеяла Липа.
— Действительно, — поддержал ее мужчина в сером костюме, до сих пор молчавший. — Почему некурящие должны страдать?!
— То же самое я могу сказать и вам, милейший, — едко заметил Ловелас-Анатолий. — А почему я и другие должны страдать по вашей милости? Курящие, между прочим, страдают больше. Я вас вижу в первый и последний раз, и меня не интересуют ваши проблемы и мнение по любому вопросу.
В дискуссию ввязались еще несколько человек. Под шумок закурил еще кое-кто. Храмову надоела эта перепалка. Он обернулся и гаркнул:
— Прекратить балаган! Курящие направо — некурящие налево. Курящие открывают окна и дымят сколько им влезет. Выполнять! Сивый, Тезка, присмотрите за ними
Спор моментально угас, и началась суета перемещения.
— Все правильно. Разумно и четко. Везде бы так управлялись, — сказал парень в кепке, благоухающий свежим запахом горилки и, поймав взгляд дамочки, которая с ребенком, начал жестами предлагать ей поменяться местами.
—Вы будете переселяться? — спросил Кеша Антимония.
— Не буду, — вяло проговорил тот. — Я хоть и не курю, но терпим к табачному дыму. Потом, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Сколько бы они ни пересаживались — вонять будет так же.
— Тогда я закурю? — Кеша достал сигарету.
— Кури. Только не дыши в меня. — Антимоний отвернулся к окну.
Храмов посмотрел на часы. «Пора на связь».
— Гнат, открой дверь. — Он вышел из автобуса и посмотрел на склоняющееся к закату солнце, слегка подернутое дымкой облаков.
«До темноты еще часа четыре. За это время многое может произойти».
Забравшись в машину, Храмов достал «дипломат» и включил компьютер. Через минуту в сеть ушло сообщение:
«САИД, КАК У ТЕБЯ? ХРАМ».
Ответ пришел быстро:
«ОПЕРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА. КООРДИНИРУЙ ДЕЙСТВИЯ. САИД».
Храмов на некоторое время задумался, а потом набрал следующее:
«САИД, Я ГОТОВ. ЗАВОДИ ШАРМАНКУ. ХРАМ».
Он снял маску, пригладил рукой волосы и потянулся к бутылке с минеральной водой, торчащей между сиденьями. Сделав несколько глотков, он закурил и включил радиоприемник. Передавали новости: какой-то ретивый политик, всю жизнь проживший в Москве, возжелал баллотироваться на выборах от Корякского национального округа. У него брали интервью, и он обещал, что коряки через два года будут жить в сотворенном им раю. Голос у проходимца был радостным и фальшивым. Храмов поморщился и выключил радио.
Стало тихо. Вдруг послышался какой-то стрекот. «Вертолет, что ли?». Он обернулся на звук и увидел мотоцикл, управляемый милиционером. В коляске сидел Коля.
«Что-то быстро он обернулся со своей ногой. Хотя это к лучшему».
Мотоцикл переваливался через ухабы, приближаясь к автобусу.
Раздалась короткая автоматная очередь, вздыбившая фонтанчики земли прямо перед мотоциклом.
«Это Тезка. Очертил рубеж».
Храмов выбрался из автомобиля и направился к автобусу, фиксируя взглядом приехавших. Мотоцикл резко затормозил и повернулся к автобусу боком. Милицейский сержант скатился на землю и залег за коляской. Была видна только фуражка.
— Эй, — позвал его Храмов. — В тебя никто стрелять не будет, вставай — поговорим. Только покажи руки, что они пустые, и не рыпайся — ты под прицелом. — Со стороны мотоцикла не последовало никакой реакции. — Эй, ты или выходи на разговор, или вали отсюда — на х**н ты тогда нужен. Вызывай СОБР, ОМОН или еще кого-нибудь с начальником повыше, чтоб мог принимать хоть какие-то решения.
Вначале из-за коляски показались пустые руки, а потом возникла фигура сержанта. До конца он не поднялся — так и стоял в полусогнутом состоянии.
— Да не бойся ты! Если б нужно, мы тебя бы давно срезали.
От автобуса до мотоцикла было метров двадцать. Храмов прошел половину расстояния и встал в расслабленной позе, отставив левую ногу и сторону.
Коля действительно обернулся быстро. Он не стал пробираться полями к ближайшей деревне, а, пройдя несколько сотен метров по посадкам, вышел на шоссе. Поймав попутку, добрался до райцентра. Шофер, видя раненую ногу, перетянутую брючным ремнем в районе бедра, беспрекословно довез Колю до райотдела милиции. Его принял дежурный по городу. Выслушав эмоциональный, сбивчивый рассказ парня, он протянул ему лист бумаги.
— Опиши-ка все здесь, а то я никак не пойму твои сказки: автобус, заложники, террористы с автоматами. Успокойся и напиши.
Милицейский, хоть и видел раненую ногу, не особо верил рассказам Коли. В их районе преступность не выходила за рамки бытовой, а местные криминалы были под присмотром и не переступали негласно очерченную линию.
— Но там же много людей! — не унимался Коля. — А у этих автоматы. Они могут начать убивать.
— Хорошо. Сейчас проверим. Тебя бы в больницу надо... — Милицейский посмотрел на раненую ногу и взялся за трубку телефона. Сначала он вызвал врача, а лотом позвонил какому-то Милованову.
— Ты там сильно загружен? Да нет, нужно проверить один сигнал. Ты на колесах? Мотоцикл... Подъезжай сюда. Возьмешь свидетеля и съездишью, проверишь.
Через десять минут приехала карета «Скорой помощи».
— Огнестрельное ранение в область бедра. Кости целы, — констатировал молодой врач. — Опасности для жизни не представляет. Сейчас остановим кровотечение, перевяжем, и надо дать ноге покой. Полежать денька три. И ходить поменьше. — Он занялся раной.
— Его можно перевозить на транспорте? — поставил вопрос дежурный.
— Нежелательно, но можно, — резюмировал врач, закрыл чемоданчик и удалился в сопровождении санитара.
Через некоторое время приехал сержант Милованов на мотоцикле с коляской. Коля забрался в коляску, и они уехали.
Сержант поднялся во весь рост, но ближе подходить не стал, так и остался стоять возле мотоцикла, оперевшись рукой на руль.
— Слушай меня внимательно и передай своему начальству. Мы взяли автобус с заложниками. Кто мы — не важно, преступники, и все. Наши требования: пять миллионов долларов наличными и самолет до Израиля в Краснодарском аэропорту. В этом случае заложники будут отпущены в целости и сохранности. В противном случае к ним будут применены жесткие меры. Все понял? Теперь можешь докладывать. Связь, надеюсь, с собой есть?
— Вам лучше сдаться властям — тогда все можно свести на хулиганскую статью, — дрожащим голосом проговорил сержант. — Не упорствуйте — для вас же лучше будет.
— Я не хулиган и доведу начатое до конца. Давай докладывай.
Сержант достал рацию и связался с дежурным.
— Да, это Восьмой. Все так, как он говорил. Здесь автобус с людьми и вооруженные бандиты с автоматами. Требуют пять миллионов долларов и самолет до Израиля. Да вроде не похож на придурка — все на полном серьезе... Хорошо, еду. — Он вопросительно посмотрел на Храмова в ожидании реакции.
— Езжай, езжай. И не тяните время — связывайтесь с Краснодаром, с Москвой, да хоть с ООН.
Сержант согласно кивнул и начал заводить мотоцикл.
— Подождите, — подал голос до того молчавший Коля. — Я хочу назад в автобус. — Он начал выбираться из коляски.
— Ты что, дурак? — буркнул сержант. Мотоцикл завелся, и он поддал газу.— Ты раненый, а хочешь быть убитым? Сиди и не рыпайся.
— Но у меня там невеста. Я не могу ее оставить одну, — вскричал обескураженный парень. У него и в мыслях не было, что его могут не пустить обратно.
— Ты один раз ее уже оставил одну — сбежал, как заяц, — зло проговорил Храмов. — Забирай его — на черта он мне нужен раненый.
— Давай обратно в коляску, — скомандовал сержант.
— Но я же хотел как лучше. Надо было заявить в милицию, чтобы спасти всех, — упирался Коля и вдруг резко рванул к автобусу, волоча за собой раненую ногу.
На лице у Храмова не дрогнул ни один мускул. Он ни словом, пи одним движением не отреагировал на действия парня. Сержант пожал плечами, забрался на мотоцикл и уехал.
Зайдя в салон, Коля обнаружил, что его место занято: рядом с Настей сидел некто в спортивном костюме, и они о чем-то оживленно беседовали. Настя взглянула на вошедшего, и в глазах ее вспыхнул испуг.
— Ты ш***а! — заорал на весь автобус внезапно озверевший Коля. — Ты меня уже похоронила! — Он бросился на ничего не понимающего Юру, целя ему кулаком в голову. Завязалась драка. Противники выпали в проход и шумно возились там, нанося друг другу беспорядочные удары. Послышалась отборная матерная ругань.
Разнял их Тезка. Он,не торопясь, добрался до дерущихся, взял за уши находящегося сверху Юру, приподнял его и сильным тычком послал в заднюю часть салона. Там его принял Сивый и, развернув, дал здорового пинка.
— На свое место! Быстро!
Тезка тем временем взял за грудки зачинщика драки, приподнял его и прошептал, грозно сверкая глазами.
— Еще раз дернешься — голову откручу, как куренку. Забирай своего петушка. — Он толкнул Колю по направлению к высунувшейся в проход Насте. Девушка схватила жениха за плечи и усадила на сиденье. Тот опять попытался встать.
— Ну что ты такой ревнивый! — Девичья рука нежно провела по Колиной щеке. — Нас тут делили на курящих и некурящих — вот он и пересел. Успокойся ради бога. Ну что уставились! — крикнула Настя, увидев кучу любопытных глаз. — Занимайтесь своим делом.
— Всюду жизнь, — философски заметил Антимоний. — Смелый мальчик. Он вопросительно посмотрел на Кешу.
— Дурак он! — внезапно разозлился тот. — Ты видел, как они стреляют, — будто в тире. Не остановили бы этого Сивого, и лежал бы ваш герой с дыркой в башке. А чего он добился? Менты и так бы обо всем узнали. Иначе, зачем нас было брать в заложники?
— Человек не всегда действует по соображениям логики, — глубокомысленно проговорил Антимоний. — Иногда он отдает себя во власть эмоций и, заметьте, не всегда при этом проигрывает. Часто бывает наоборот. Мы рождены, чтобы делать глупости, и порой испытываем от этого удовольствие. Они друг друга, похоже, любят, а любовь абсолютно нелогична — зато какой душевный всплеск...
— Любовь, любовь... Да дерьмо все это! — перебил его Кеша и отвернулся с рассерженным видом. — За бабки какую хочешь любовь купишь. А кому ты нужен с пустым карманом.
Антимоний не стал возражать. Он прикрыл глаза и начал вспоминать давние картины своей юности и ту девушку, которую безумно любил в те годы и, наверное, полюбил бы сейчас, если б встретил.
Храмов, проводив глазами удаляющийся мотоцикл, вынул из кармана сотовый телефон и медленно набрал номер. Ответили через несколько гудков. Голос был женский.
— Это редакция? Примите свежую новость. Не доезжая несколько десятков километров до Краснодара, террористы захватили автобус с заложниками. Они требуют выкуп в пять миллионов долларов и самолет до Израиля. Против них правоохранительными органами пока никаких действий не предпринято, — излагая все это, Храмов неторопливо вышагивал к автобусу.
— Откуда у вас такая информация. Кто вы такой? — вопрошал голос на том конце трубки.
— Я возглавляю группу этих самых террористов и звоню с места взятия заложников. Запишите номер моего сотового телефона.
— Прекратите свои дурацкие шутки и не отвлекайте от дела. — В трубке раздались гудки отбоя.
Храмов передал это сообщение еще в несколько мест по заранее выверенным номерам телефонов: в администрацию края, в краевое управление ФСБ, на телевидение и еще в пару газет.
- Телега покатилась, — с усмешкой сказал Храмов Тезке. — Сначала никто не поверит, а потом засуетятся, как тараканы. Будем ждать реакции.
- А то ж! – глубокомысленно изрек Тезка.
Храмов опять уселся рядом с Машей. Та уже не выказала пренебрежения, а лишь мельком взглянула на него и с легким смешком спросила:
— Этот милиционер приезжал нас выручать? Я все видела в окно.
— Парень, которому дали сбежать, добрался до милиции и сделал заявление, а этот сержант приезжал проверить достоверность фактов.
— Ну и что дальше? — поинтересовалась девушка.
— Дальше приедут из краевого ФСБ, МВД... Потом дело дойдет до Москвы, сюда вылетит подразделение борьбы с терроризмом. Они начнут с нами играть в подкидного дурака: вытягивать помаленьку заложников, предлагать сдаться без всяких последствий, выдумывать различные компромиссные варианты и тем временем готовиться к штурму автобуса. Далее будет штурм, трупы с обеих сторон, включая заложников. Скорее всего, это произойдет не здесь, а в аэропорту. Или вообще не произойдет, — прокомментировал Храмов. — Произошло бы, если бы не одна дохлая крыса, которую мы им подбросим. И после этого штурма не будет, и, вероятнее всего, мы все вместе полетим в Израиль. Вы никогда не были в Израиле? Говорят, экзотическая страна. Я там не был, не доехал. Зато посетил Ливан. У которого кедр на гербе.
— А что это за дохлая крыса? — Маша горела любопытством.
— Секрет фирмы. Смотри спектакль до конца. — Храмов закурил, и девушка не возмутилась. Она начала привыкать к своему странному соседу.
— Вы собираетесь организовывать питание?! — подала голос дамочка. — У нас только чипсы, а ребенку нужно питаться. Уж если вы нас держите здесь, то будьте ласковы обслуживать.
— В морге тебя обслужат, — съехидничала изрядно захмелевшая Кепка. — И разденут, и обмоют, и причешут. Кормить, правда, не будут. Да и сейчас тебе ни к чему — труп вскрывать не так противно будет.
— Да как вы... — Дамочка задохнулась от негодования.
- Да заткнитесь вы! – встрял в разговор Сивый.
— Она права! — неожиданно возник Анатолий, по-видимому, любивший всяческие свары. — Мы, заложники, являемся гарантией вашей безопасности, а гарантию нужно сносно содержать.
— Закусить бы не мешало, — поддержал его парень в кепке. Он периодически прикладывался к горилке, бутылку каждый раз аккуратно затыкал пластмассовой пробкой и совал в задний карман сиденья, чем создавал неудобство сидящему впереди. Возле его ног лежала спортивная сумка, и в ней постоянно что-то подозрительно звякало и булькало.
— И с туалетом надо наладить, — предложила Липа. — Правда, Семен? — Она очередной раз толкнула своего старика в бок.
— Туда многие хотят, — раздалось сразу несколько голосов.
— Нужно выводить по очереди, — опять возник Анатолий. — Сначала женщин и детей, а потом остальных.
— Женщины терпеливее, — возразил мужик в кепке. — А «остальным» будешь ты. Тебя в конец списка поставим.
— Да кто ты такой, чтобы всех расставлять. У нас здесь есть не совсем законная, но власть — вот пусть она и расставляет, — начал заводиться Анатолий. — Умник выискался!
Сидящая рядом с ним Марта мягко взяла его за руку и усадила в кресло.
— Не надо, Толя. Разберутся без тебя, — воркующе проговорила она. Их роман продвигался вперед семимильными шагами, и женщина уже считала своего дорожного соседа чуть ли не мужем.
Храмов встал и поднял руку, призывая к молчанию.
— Успокойтесь. Все развивается по плану. В туалет вас будет выводить Сивый. Единственно, о чем предупреждаю: если кто-нибудь из вас начнет испытывать судьбу, как этот... — Храмов указал рукой на Колю, — то в следующий раз поблажки не будет. Надеюсь, никто не хочет досрочно умереть?
Ответом было гробовое молчание.
— Насчет питания... — продолжал Храмов. — Это тоже предусмотрено. Гнат, замени Тезку.
Водитель встал на место Глотова, а тот вышел из автобуса и через несколько минут вернулся с объемистыми сумками.
— На первое время хватит, а потом вас будет кормить государство.
Тезка открыл сумки и начал молча выкладывать на газету банки мясных и рыбных консервов, копченую колбасу, хлеб и минеральную воду в упаковках.
— А как будем делить? — опять высунулся неуемный Анатолий. — Нужно все делать по справедливости.
— Будешь старшим по автобусу, — громко проговорил Храмов, не оборачиваясь. — Я тебя назначаю за шустрость. Вот и дели по справедливости.
— Мне колбасу, — раздался голос дамочки. — Мой ребенок любит копченую колбасу. И минералки.
- А как же насчет фанты? - раздался ехидный голос Кепки.
— Давайте составим список и будем выдавать по списку, — предложил Анатолий. Он моментально начал входить в предложенную ему роль, и в его голосе зазвучали начальственные нотки. — Марта, дай ручку и листок бумаги. Каждый впишет свою фамилию, а по мере выдачи будем проставлять галочки.
— А паспорт с пропиской не нужно предъявлять? — съязвил Антимоний. — И как насчет льгот? Инвалиды, ветераны есть?
— Ваши шутки неуместны и безнравственны, — неожиданно проговорил Семен. Он закончил очередной кроссворд и внимательно прислушивался к происходящему в салоне. — Я инвалид войны, но льгот никаких не требую. И у государства тоже. Оно дает льготы, но при этом забывает выдавать деньги. А льготами сыт не будешь. И чего вы встреваете. Пусть хоть здесь порядок наведут.
Вскоре большинство пассажиров начало усиленно жевать и булькать минералкой.
- Они привыкли и начинают обустраивать быт, — тихо сказал Храмов. — Самое смешное, если они в этом инциденте примут нашу сторону. А что? Мысль любопытная.
- А то ж! – раздалось в ответ.
Заметно потемнело, хотя до вечера было еще далеко. Над автобусом нависла очередная мохнатая туча. Жизнь продолжалась.