- Привет!... О! Прости, знаю у вас как бы ночь, но дело срочное и интересное, - за сотни лет, я говорил по-английски чуть хуже самого Шекспира.
- Майкл? – Вулверин Дарк Линеус даже сонный не сомневался, что это мог быть только «безбашенный русский», как он любил обо мне отзываться.
- Угадал. Ну, так что?
- Когда ты приезжаешь?
- Уже. Я в лаборатории, оставил тебе подарок в вакуумном боксе.
- s**t! – он выругался от моей наглости. - Как ты туда попал? - Послышался щелчок активации режима «Утро», Дарк решил встретиться прямо сейчас, позабыв о сне. Его дангвей передавал слова с разных точек, пока хозяин перекочевывал из комнаты в комнату с пиджаком под мышкой по направлению к выходу, пропустив часть процедур, не прерывая беседу и застёгивая одежду на ходу.
- Будь осторожен с этим, - предупредил я его, скрывая оберегающую руну под столом за отводящим символом, - я позаботился, чтобы оставаться твоим единственным странным гостем. Об остальном позаботься сам. Позже свяжусь узнать, что ты выяснишь. Жду полного анализа.
- Чудно! Уже мчусь. - Он был готов землю рыть, если бы я попросил и дело не только в том, что я пару раз спасал его от правосудия. Фармо-генетически улучшенный мозг американца постоянно нуждался в свежей информации, которой я с ним щедро делился. К тому же он догадывался, что мои внезапные визиты не совпадали с расписанием рейсов межконтинентальных модулей и в значительной степени боялся мне не угодить.
Я же напротив, не стремился разрушать его традиционные представления об устройстве физического мира. Если бы он узнал, как я проник в лабораторию, он бы не успокоился, пока не докопался до сути, но ещё раньше он представился бы - скопытился, то есть умер, если так понятней.
Всеобъемлющая энергия эфира опровергала существование известных людям расстояний. Непосвященные могли видеть потоки света, лифт или ступени в небо, а нередко провал в адскую бездну. То, что идентифицировалось последним проблеском сознания умирающего, искажалось переходом за Грань. Эфир забирал сущности людей, когда в теле угасала последняя искра жизни.
Мне как бессмертному, наделённому способностями, это открывало большие перспективы. Но в виду «недоделанности» или «недобогости» (назовите, как хотите, я не обижусь) антиматерия не покорилась. То немногое, что я умел, включало переходы из одного места в другое и только.
Я закрыл глаза, сливаясь с невесомостью субпространства натянутый как стальной канат. За срок в четыре земных жизни переход через эфир стал обычным делом. Я шагнул, мысленно превращаясь в небытие. Было не страшно полностью раствориться, чтобы собраться в целое там, где находился зелейник. Миг и я ничто кроме открытого разума, последнее ощущение, будто меня выдернули из лаборатории Дарка.
Переместившись к обиталищу зелейника, я ожидал найти пещеру со складом дыхательных баллонов и очень удивился, обнаружив за городскими развалинами, нехило оборудованное, подземное убежище.
Следы принадлежали трём, четырём людям. Кто-то нашел и оберегал подземный источник, вода — главное условие обустройства жилого бункера.
У гладкой стены, рядом с бронированной дверью я озадаченно уставился на деревянный столб с вывеской из свеженькой сосновой доски. Подобный предмет деревянного зодчества сам по себе невидаль в серой пустыне, коей стала некогда голубая поверхность планеты. Однако меня заинтересовала не доска, а слова, коряво вырезанные на ней кириллицей: «Гомосекам и технократам вход воспрещён!» Они образовывали не то требование хозяев, не то их кредо. А меня обнадёживали и, в предвкушении знакомства с неординарной личностью, сделавшей надпись, я надавил на кнопку коммутатора.
То, что юный хозяин таблички оказался клоном с запущенной стадией рака, я понял с первого взгляда: восковый оттенок бледного лица подчеркивался тёмными кругами под глазами, с блеском любопытства, взирающими из-под длинной чёлки, переходящей в кудрявые патлы ниже плеч. Нездоровая худоба делала его длинноногим, нескладным подростком. Отшельник сказал, что ему семнадцать, но на вид я бы дал не больше пятнадцати.
- Андрюшеку нужно к вашим медикам.
- Андрюшеку?
- Всё правильно. Имя мальчика - Неопалимый Ятрышник, а я его по старинке называю - Андрюшек.
«Ещё бы! Да, что б вам (взрослым из семейства Неопалимого Ятрышника) пусто было!» - это хуже, чем анекдот, когда был у японского ёжика Йо сын —Бище. Кто? Кто у Йо? Бище?
- А что ко времени твоего рождения названия всех достойных представителей флоры и фауны разобрали?
- Мама…вроде как сама выбрала, - выпалил болезный и сник. Мальчик явно переживал из-за расставания с семьёй, а не из-за невезухи с именем.
«Мама? Выходит семья традиционная. Его родителям мозг не модифицировали», - я подумал, что люди, профилированные на благо науки, не назвали бы ребёнка растением, которое на древнем языке означало не больше, чем сходство формы клубней с мужскими яичками. В сочетании с фамилией - Неопалимый, это казалось просто верхом пост-апокалипсического абсурда.
Как только Андрюшек понял, что Илим принимает меня за хорошего знакомого, взялся за привычные дела: метнулся за чаем, накрыл на стол, задал кучу вопросов о политике и обо мне самом. Мы пили дивий чай и слушали нескончаемые истории из маленькой жизни Андрюшека. Он говорил толково и о многом: виртуальных фишках, известных политиках, классической и современной литературе и, ловко избегая прямых ответов на мои вопросы, не дал и намёка на обстоятельства, приведшие его сюда.
Дядька Илим, как называл дивьего знахаря подопечный, тоже не признался, почему полгода чаи гоняет с клоном моего любимого поэта. Он, с интересом кошака, завидевшего мышь, не отрывал взгляда от манипуляций подопечного с компьютером, когда юный «Пушкин», досадуя на отсутствие дангвея, взял с полки дешевую модель оргпода, надел его на руку и стал нетерпеливо постукивать обвитыми тончайшей тканью проводов пальцами по поверхности деревянного стола, в ожидании, пока процессор, «нагретый» телом, запустит файлы с его стихами.
- Мне вот это не плохим кажется, - продекламировал длиннющую поэму. Я спокойно наблюдал, как сменяются проекции текстов, слушал негромкий голос, воодушевлённый искренним вниманием, слегка осипший от волнения, и удивлялся всё больше. Стихи отрока (более позднее слово в данной ситуации подходило хуже) били в самую цель, словно кто-то не просто держал его в курсе событий, а научил вникать в суть происходящего:
Так что же было там положено Юпитеру
На первозданных, олимпийских небесах?
Не хитро, просто, но предусмотрительно
Да всё, что он себе позволил сам.
Карать дугою миллионовольтовой,
Иметь богинь и скромных дев земных,
Дарить бессмертие элитарным скольким – то
И отнимать дыханье у иных.
Эпоха минула – языческие бредни
Не сгинули и всюду начеку;
Они опять явились к нам намедни
И стало всё позволено быку.
И красть у нас, и вывозить в Европу,
И лгать, и клясть, что завтра – благодать,
И конституцию задвинуть пиплу в попу,
И быковать, и быковать, и быковать.
Опохмелитесь, люди, посмотрите –
События растут как снежный ком;
У нас – что ни правитель – то Юпитер,
Ещё вчера родившийся быком.
Очевидно, что парнишка ни с одной «скромной» земной девой не был, и в остальном... претензии Европы, крах общества, нагромождения лжи... Как парнишка это понял?!
- Откуда слово такое взял «опохмелитесь»? – я не мог поверить, что это его стихи.
- Сам удивляюсь. Андрюшек, а разве сейчас опохмеляются?
Мальчишка пожимал плечами.
- Я когда думать начал, - признался Андрюшек, поборов налёт смущения, - слова сами всплывали. Записал, потом в памяти оргпода ксивонгил, чтобы проверить, правильно ли подобрал.
- Раньше знаешь, «гуглить» говорили, - непроизвольно поправил я.
- Да? А почему?
- Поисковик «Google» назывался.
- А в истории развития Гоутонга о таком поисковике ни слова. Когда это было?
- Давно, ты ещё не родился. Значит, слова ты просто слышишь?
- Скорее, знаю. Они в голове. Как зуд, только одно напишешь, новое свербит.
- И давно так с тобой? – спросил я сочувственно, он же воскликну:
- Если бы! По правде сказать, совсем недавно... в детстве так не было. – И потупил взгляд. - А мы на чём поедим? - Отсутствие средства передвижения, доставившего меня к ним, озадачивало не его одного.
- Андрюшек, ты собери с собой кое-чего из вещичек, - велел Илим и уставился на меня. Мальчишка скрылся за люком и, шаркая по бетонному полу, побрёл по коридору. Сидя спиной к столу, я отвернулся от вопрошающего всем видом Илима и спросил, глядя в кажущуюся пустоту.
- Как дозор на него вышел?
- Ты о чём? - откликнулся Илим, вернув беззаботный тон. - Я его в пустыне нашел, в наземном модуле.
- Не твоё это, зелейник, по пустыне шастать. Пацан сказал, ты появился - значит, был не сразу. Его кто-то из вас двоих сюда доставил.
Разведчики Рода рассказали что в конце зимы один из них проснулся с грамотой в руках. Почерком воеводы в ней указывалось позаботиться о госте, а дальше ждать помощи. Рассказ Илима был похожим.
- Почему Род за клон поэта из Яви беспокоится?
- О том не ведаю, меня о мальце просил не бог, человек.
- А ты так уж в этом уверен?
- Я видящий! - произнёс он с гордостью. - Точно говорю, смертный велел спасти, в обмен на руну, которую я много лет ищу, он же Слезу Перерождённой принёс.
- Что даёт тебе уверенность, что приходил человек?
- Однажды… - замялся, но желание показать насколько он сведущ в упомянутом вопросе перевесила осторожность. – Меня позвали стрихши. Обвиняемый был ранен. Возился до ночи. Храм опустел. У входа стояли стражи Лады и ОН. Ты говоришь, откуда знаю - светом он изнутри лучился.
Жаль, что я не смог Андрюшека вылечить, жаль не потому, что не видать мне той руны. Мне хворь забрать враз, ведь я её вижу, а на него не влияю, как бессильный. Странный Андрюшек какой-то, вроде человек, а сам болванчик, совсем пустой внутри. Сути в нём нет, понимаешь. Мой дар такого не возьмёт. А что он особенный?
- Не то слово! Не думал, что до взрыва успели расшифровать геном Пушкина. Слышал о таком?
- Пушкин?... Ах, да! Почитай все в Чуди про ту старуху с корытом поминают. Не приведи Род, такую бабу! А как ты нашего маленького сказителя перевозить будешь?
- Значит, не уточняли, кто должен за ним прийти?
- Сказали отшельник из Яви и ключ-слово, что ты назвал.
- Ну и не стоит больше беспокоиться - парнишка со мной.
Упомянутый влетел на всех парах.
- Всё, я готов! - Он собрался в поездку: напялил прорезиненный костюм и тяжёлые бутсы, взял дыхательную маску, большущий баллон с воздухом и потопал к выходу.
- Погоди, не одевай пока, - я прикоснулся к его лбу и подхватил засыпающего мальчика, когда маска выпала из безвольных рук. - Вот теперь ты действительно готов. - Дальше осторожничать, надобности не было, осталось прояснить кое-что лично для себя, и до того, как уйти в подпространство, я открылся глазам зелейника, убрав отводящие чары, показал, кто я есть на самом деле.
- А я, Илим, лучусь? – спросил, придерживая одной рукой мальчишку на своём плече.
На лице Илима застыла гримаса страха.
- Что ты такое? – выдохнул он. Дозорные встали в боевую стойку.
Исчезая сквозь эфир, я прокручивал в памяти испуганный взгляд зелейника, понимая, что сам не смог бы ответить на его вопрос наверняка.