Руслан
Она опять сбежала.
Это нормально?
— Эй, — смотрю на высокую брюнетку, что стоит у дверей аудитории, — как тебя звать?
— Даша, — она тут же улыбается, отдавая мне все свое внимание.
— Даша, значит, — прохожусь оценивающим взглядом по ее стройным ногам и фигуре. — Со мной поедешь?
— Ну да, поеду, — переглянувшись со своими подругами, она кивает и уверенно шагает ко мне. Коснувшись моего плеча ладонью, заглядывает в глаза и улыбается. Соблазнительно, игриво. — А куда?
— Никуда, я передумал, — скидываю ее руку с плеча и иду дальше.
Что и требовалось доказать. Вот, адекватная же девка. Сначала соглашается, потом спрашивает, куда. И не бежит от меня, сломя голову. Все так и должно быть.
— И что это было? — интересуется Ден, размашисто шагая рядом со мной по коридору.
— Проверка, — ухмыляюсь я.
Дикий громко ржет, запрокинув голову.
— Ты загнался что ли, братан? Тебя никогда не отшивали?
— Никогда, — отвечаю сквозь зубы. — С этим делом всегда было гладко.
Пока не появилась эта… Василина.
— И что делать будешь? — спрашивает Ден, скосив на меня насмешливый взгляд.
— То же, что и раньше, — предвкушено ухмыляюсь я. — Блондиночка будет моей.
Друг лишь качает головой, улыбаясь краем губ.
— Найди себе телку на вечер и все пройдет.
— Телка не подойдет, — заявляю я, расталкивая толпу на своем пути, — мне нужна ведьма.
Я хочу ее. Хочу, чтобы она тащилась от меня, как все остальные. Чтобы бегала за мной и облизывалась.
Но что-то мне подсказывает, что такого не будет. Василина скорее лесом меня пошлет и снова сбежит.
«Перекрасься в блондина, тогда подумаю…» — раздается в голове ее нагловатый голос.
Я ухмыляюсь, глядя перед собой. Вот же сучка, а!
Но тем интереснее будет ее усмирять. От одной только мысли об этом член наливается приятным теплом. Давно я так никого не хотел, как ее. Она как долгожданный подарок на Новый год или день Рождения. Подарок, которого с нетерпением ждешь и желаешь…
И ведь не притворяется, не играет. Ни капли флирта, ни капли жеманности. Лишь смех и легкое волнение в ведьминских глазах.
Что можно дать девчонке, которая не ведется на бабки и тачку? Что ей вообще надо?
От меня – ничего. Вот поэтому-то и сложно.
— Ну и что за любовь-то началась? — Ден вырывает меня из омута мыслей. В его глазах море смеха. Подкалывает меня, говнюк.
— Хуевь, — бурчу я и раздраженно вздыхаю: — Я тебе принцесса из Диснея что ли?
— Да не агрись, Жасмин, — расплывается в широкой улыбке друг, — Потри волшебную лампу и все пройдёт.
Закатив глаза, я пихаю его плечом. Он ржет и пихает меня в ответ. Толкаясь, выходим из здания универа на свежий воздух.
Курим, смеемся, боремся. А чуть позже подключаются и Ванек с Платоном. Наша четверка. Дружим с самого детского сада, пацаны мне стали второй семьей. Это нереально ценно. Особенно, если родная семья с каждым днем только рушится, а не растет.
Больше к зеленоглазке я не пристаю – не хочу спугнуть. Но завтра… поймаю и зажму в каком-нибудь укромном уголке. Сделаю так, что и сбегать не захочет. Она должна быть в моей коллекции. И займёт в ней почетное место.
После пар мчу по городу, громко врубив музыку. Так, чтобы басами выбить всю дурь из башки..
Не получается.
Потому что я еду домой. Хотелось бы, конечно, собственную хату со своими порядками и правилами, но отец уперся: сказал, пока не закончу универ, из дома не съеду. Вот я и не съезжаю. Торчу в этой психушке и слушаю бесконечную ругань.
Толкнув входную дверь, разуваюсь и шагаю к лестнице на второй этаж. Подняв взгляд, вижу маму – спускается по ступенькам в своем шелковом халате и глушит вино из бокала.
Я хочу выругаться. Внутри все взрывается, перед глазами красные искры. Бешусь, пиздец. Потому что раньше такого не было. У нас всегда была нормальная семья. Без винища в четыре часа дня и вечных ссор. А может быть я просто не замечал, потому что в детстве частенько зависал у бабушки.
— Сынок, — улыбается мама, спускаясь ко мне. — Уже вернулся?
Она тянется к моим волосам длинными пальцами, перебирает их и гладит.
— Как дела? — снова улыбается, заглядывая в мои глаза.
— Ты опять бухаешь? — уворачиваюсь от ее руки, пытливо глядя в ответ.
— Это просто бокал хорошего вина, — пожимает плечами мама. — Для настроения.
— Мама, — говорю сквозь зубы, отбирая у нее бокал, — для какого, нахер…
— Не выражайся, — округляет глаза она.
— У тебя пустые бутылки валяются возле кровати, — рычу я, — сколько можно настроение поднимать?
Мама обиженно поджимает губы, тянется к бокалу, но я не отдаю.
— Это все твой отец, — обиженно шипит она. — Он поспособствовал! Сегодня опять дома не ночевал! А мне что делать? Что мне делать? Он меня… Меня больше не лю-ю-юбит…
Всхлипнув, мама закрывает ладонью рот. Ее плечи дрожат, глаза стремительно краснеют и увлажняются.
Добро пожаловать домой! Изо дня в день одна и та же херня, которая давит горой булыжников на грудь. Я заколебался вариться в этом болоте. Поэтому дома бываю редко.
— Мам, хватит, — прошу, зависнув с ее бокалом в руке.
Я всегда теряюсь, когда она плачет. Чувствую себя бараном каким-то.
— У него любовница, — сквозь слезы сообщает мама. — Молодая и к-красивая…
— Да с чего ты взяла? — устало вздыхаю я. — Он просто работает много.
— Он меня не слышит, не любит, — продолжает она.
Я притягиваю ее к себе и глажу по спине, пытаясь успокоить. Запах вина перемешался с дорогими духами и вызывает отвращение.
— Пошли, тебе надо поспать, — когда мама немного успокаивается, я беру ее под руку и веду на второй этаж, — успокоишься.
— Но я не хочу спать, — возражает она, дернувшись в сторону.
— Хочешь, — упрямо продолжаю вести ее в спальню.
Открыв дверь, провожаю до кровати и помогаю лечь. Накрыв маму одеялом, собираю бутылки с пола, задергиваю шторы и ухожу.
— Руслан, — глухо доносится ее голос. Я оборачиваюсь – она лежит с закрытыми глазами, подложив обе ладони под голову. — Прости… меня…
Я ничего не отвечаю. Просто выхожу из комнаты, выбрасываю чертовы бутылки и закрываюсь у себя. Упав на кровать, раскидываю руки в стороны и закрываю глаза.
Бесит. Все бесит.
Отец, которому давно похуй на семью и мать, которая глушит тоску в алкоголе. Это просто комбо какое-то!
По началу я пытался что-то делать – говорил с отцом, говорил с мамой. Когда был младше, специально творил всякую дичь, чтобы они обратили на меня внимание.
Но не помогало. Даже когда с пацанами кабинет химии в школе взорвали, не помогло. Отец просто дал бабок директору и на этом все закончилось.
Единственный человек, которому на меня не плевать – это бабушка. Но недавно она вернулась в деревню, устав от города, поэтому теперь будем видеться реже. Рядом с ней всегда легче. А ещё у нее охрененный борщ и пирожки с капустой.
Продолжая метать мысли в голове, я даже не замечаю, как проваливаюсь в сон. Походу, сказался вчерашний загул до трех часов ночи.
В подсознании плавно мелькает зелень деревьев, голубое небо и глаза с сотней веселых, пляшущих искр… ресницы длинные, черные. На темно-зеленых радужках желтоватые вкрапления.
— Мотыльки! Мотыльки! — эхом проносится в голове звонкий, девчачий голос. — Давай свою лапу! Синий или зеленый?
— Черный, — слышу собственный голос. — Я уже взрослый.
Раздается щелчок колпачка. И плеча мягко касается волокнистый стержень фломастера.
— Не смывай, хорошо? — снова эхо детского голоса. — Это мы с тобой. Два мотылька…
Я распахиваю глаза и бездумно пялюсь в потолок. По телу разливается что-то знакомое, родное, но стремительно ускользающее. Я не успеваю ухватить это теплое чувство. Оно мне почему-то так дорого, что становится не по себе, когда просыпаюсь окончательно. Будто вырвали из рук что-то важное, прежде чем я успел рассмотреть это что-то как следует.
Сонно моргая, потираю место на плече с набитыми мотыльками и поднимаюсь с кровати. Надо сообразить что-нибудь похавать, принять душ и свалить до приезда отца.
А ещё… на днях я хочу обязательно съездить к бабушке и зачерпнуть спокойствия, которого в последнее время мне не хватает.