Петербург, 1894
1104 Слова
- Настасья! Да Настасья же!
Кто-то бесцеремонно тряс Настю за плечо. Тяжёлые веки никак не хотели подниматься. Казалось, что ресницы перепутались так, что не разлепить.
«Что за ерунда? Только что заснула — и уже вставай?»
- Ууууй, навязали тебя на мою седую голову, - вновь вторглось в сонное сознание Насти. - Барыня скоро проснётся, мне помощь нужна!
«Какая ещё барыня?» - удивилась в полусне Настя. А открыв глаза, удивилась ещё больше.
Она не узнавала свою комнату. Где привычный компьютерный стол? Где удобное кресло у окна? Где любимая кровать?
Вытянутый прямоугольник тесной комнаты с узеньким окошком — чистой, но холодной, с непривычным запахом.
И женщина, с забранными под идеально-белый чепец волосами — совершенно незнакомая женщина — смотрит на Настю злыми глазами и кривит губы.
«Всё понятно. Я перезанималась. И у меня галлюцинации» - покрепче зажмурившись, Настя собиралась досчитать до десяти и распахнуть глаза вновь. Но уловка не помогла. Лишь ещё больше разозлила незнакомку. Та больно хлестанула приподнявшуюся на кровати Настю платьем:
- Если сей же час не встанешь, пожалуюсь Анастасии Николаевне! Вставать и одеваться, живо!
Влезть в простенькое платье замысловатого фасона оказалось непросто. Но — удивительное дело: как только Настя его надела, туман в голове стал проясняться.
Она вспомнила, что злую женщину зовут Варвара и что сама Настя на днях поступила в услужение в барский дом, в помощь этой самой Варваре. Хозяев она до сих пор не видела, но из подсознания протолкнулось воспоминание о том, что упомянутая Варварой Анастасия Николаевна — дама капризная. По причине же последних месяцев беременности — капризная вдвойне.
Уже увереннее руки оправили платье, расчесали гребнем волосы, уложили их в такой же чепец, как у Варвары. А ноги сами понесли по комнатам — вперёд, на кухню. Успеть перехватить кусок хлеба до того, как зазвенит колокольчик и нужно будет весь день бегать по поручениям Варвары, получая выговор за каждую секунду промедления.
Баронесса Анастасия Николаевна — измученная беременностью, погрузневшая, некрасивая — позволяя Варваре исполнять заученный назубок ритуал утреннего переодевания, тихо спросила:
- Скажи мне, Варя, а что, Густав снова дома не ночевал?
Варвара бросила взгляд на Настю. Было видно, что ей не по душе свидетельница разговора. Но Настя стояла, опустив глаза в пол, подавая Варваре предметы туалета, заранее разложенные на покрывале. От неё не ускользнуло тёплое «Варя» из уст хозяйки. Получается, прислуга пользуется её расположением?
При дневном свете, проникающем в просвет между не до конца раздвинутыми шторами, Настя разглядела, что Варвара, в полумраке коморки казавшаяся старой и слишком грозной, на самом деле была немногим старше Анастасии Николаевны. А той вряд ли исполнилось уже двадцать пять лет.
«Как знать, может давно Варвара у хозяйки служит, потому и доверяет ей Анастасия Николаевна».
Что-то царапало мозг девушки, разрывающийся между двумя мирами: Анастасия и Густав. Почему эти имена кажутся ей такими знакомыми и чуть ли не близкими?
Часом позже, столкнувшись в прихожей с великаном, поправлявшим перед большим зеркалом в позолоченной раме свои щегольские усики, и бормоча извинения, Настя почувствовала, как сильные пальцы поднимают её подбородок вверх. Сердце замерло в груди, в горле пересохло. А великан, глядя на неё холодными серыми глазами, спросил с едва заметным акцентом:
- Как тебя зовут, красавица?
- Н...На...Настасья… - удалось выдохнуть Насте.
Великан иронично усмехнулся:
- Да что же такое? Жена — Настя, горничная — Настя...Есть в этой стране другие имена?
Он говорил громко. Слишком громко. Щёки Насти расцвели пунцовым цветом: бог знает, что Анастасия Николаевна подумает!
Со всех ног бросилась она на кухню, забилась в чулан, где хранили продукты и прижалась горячим лбом к холодному богу огромной стеклянной бутыли.
«Доучилась! Мало того, что сны в три-дэ снятся, так ещё и попала в услужение к Маннергеймам. Конечно же! Полное имя барона — Карл Густав Эмиль. В России его величали Густав Карлович. А женат он был на старшей дочери генерал-майора Николая Арапова — Анастасии, хотя симпатична ему была младшая — Софья...Вот тебе и Анастасия Николаевна… Интересно, конечно, и для курсовой работы полезно — из первых рук информацию получить...»
И тут же Настя погрустнела: информацию-то она получит, а вот сможет ли вернуться в СВОЙ мир, там где от полученной информации будет хоть какая-то польза?
Но подольше рассуждать на эту тему ей не дали: снова раздался голос Варвары, разыскивающий «паршивку Настасью».
Целыми днями требовалось что-то подносить барыне и забирать у неё ненужное, бежать по поручении кухарки в магазин и помогать ей чистить овощи...Это баронессе позволялось жаловаться на скуку, помирать от тоски и с нетерпением ждать подруг, чтобы вдоволь посплетничать о светской жизни, активно участвовать в которой Анастасия Николаевна временно не могла. Прислуге Маннергеймов скучать не приходилось: знай крутись-вертись да копейку растягивай. Хоть и богата была Анастасия Николаевна, но и прихотей у них с мужем существовало немало. Деньги разлетались, как пчёлы из улья. И как эти же пчёлы, беспощадно жалили друг друга упрёками Густав и Анастасия. Он с трудом выносил не блещущую ни красотой, ни умом Анастасию, килограммами поедавшую шоколад и охотящуюся за бесконечными сплетнями. Анастасия же догадывалась о том, что муж её обманывает и крутит романы за её спиной. Ссоры разгорались из-за безобидных мелочей, прислуга в испуге пряталась по углам. Выведенный из себя придирками жены, рано или поздно Густав спасался бегством. А Анастасия оставалась в спальне, рыдать за закрытой дверью. Входить к ней в такие минуты позволялось только Варваре.
Густав же, прихорошившись перед зеркалом и насвистывая кавалерийский марш, отправлялся вон из дома — брать извозчика и катить в офицерский клуб, к друзьям-приятелям и не только.
По вечерам, забираясь в неудобную постель, Настя едва сдерживалась от стона:
«Бедные мои рученьки и ноженьки! Сколько ж километров вы за день натоптали-набегали?»
Зато и в сон она проваливалась, едва только ухо плотно прилегало к подушке.
***
Очнувшись рано утром от боли в спине, Настя с облегчением увидела перед собой любимый письменный стол.
«Ну, точно...Перезанималась! И приснится же такое!»
Взглянув на часы, Настя увидела, что времени всего пять часов утра. А проверив телефон, поняла, что сегодня суббота и можно снова завалиться спать. На этот раз по-человечески, в кровать.
Она потянулась, разминая занемевшую шею и уставший от неудобной позы позвоночник, посмотрела на так и неразобранную с вечера кровать и поняла, что разбирать её не хочет. Стащила плед с кресла у окна и свернулась под ним клубочком, вспоминая приснившийся ей сон.
«Или это всё-таки был не сон? Чем угодно поклянусь, что ощущала запах одеколона Густава Маннергейма и помню на ощупь волосы его жены! Снились мне раньше, конечно, сны, похожие на явь — но не до такой же степени! А ещё интересно, что здесь прошло всего несколько часов, а во сне я прожила несколько дней! Так всё интересно! Как жаль, что Николай Александрович до сих пор болеет! Было бы интересно обсудить с ним всё это...Или лучше не надо: подумает ещё, что я сумасшедшая! Скорей бы уже он поправлялся!»
С этой мыслью Настя снова заснула. В этот раз оставшись душой и телом в мире реальности.
- Писатель
