Но когда дверь закрылась, ноги сами понесли меня прочь.
Мой отец.
Человек, который учил меня складывать цифры раньше, чем буквы. Который каждое утро проверял цены на гречку в своих магазинах, прежде чем поцеловать меня в лоб.
Какой обман крылся за этим образом?
Я закрываю глаза — и сразу всплывает его лицо во время того разговора с Аязом. Не выражение успешного бизнесмена, а что-то... другое. Почти покорное.
И тогда приходит осознание:
Отец не просто знал Аяза.
Он боялся его.
Слюна во рту кажется мне горькой, как полынь. Я сгладываю ее замечая, как дрожат пальцы.
А его мать...
Достаточно одного воспоминания о её студеной улыбке — и по спине пробегает прохлада.
Медсестра вошла без стука.
Высокая, в белом халате, с подносом, где аккуратно разложены бинты, мази и что-то еще — б
