Монстр

Глава 4

— Казнь? — Аяз произнёс это слово так, будто пробовал его на вкус. Его пальцы сжали горло пленника, ногти впились в кожу. — Кто именно? Где?

Пленник захрипел, его веки дёргались в панике. Глеб придвинул раскалённый паяльник ближе — в темноте металл светился зловещим оранжевым светом.

— В... в доке семь... — пленник выдохнул, чувствуя, как пахнет палёной кожей, — Шах... он приказал... всех...

Аяз резко отшвырнул его. В темноте зазвенели ключи.

— Глеб, — голос Аяза резал, как лезвие, — Собери людей. Тех, кто умеет молчать.

Они понимали, что времени осталось критически мало. Если они не смогут остановить Шаха, последствия будут катастрофическими.

— Мы должны действовать немедленно, — резко сказал Аяз, оборачиваясь к Глебу. — Нам нужно связаться с нашими людьми и предупредить их. Мы не можем допустить, чтобы Шах успел завершить начатое.

Глеб кивнул, уже доставая телефон, чтобы отправить срочные сообщения. В их руках была ниточка, которая могла привести к спасению, но всё зависело от того, насколько быстро они смогут действовать.

Пленник смотрел на них, понимая, что его судьба теперь полностью в их руках. Он знал, что его предательство дорого обошлось, и теперь единственное, что он мог сделать, — это надеяться на милосердие тех, кого он предал.

— Что ты делаешь? — спросил пленник, его голос был полон паники и страха.

Аяз поморщился, раздражённый тем, что его отвлекли от мыслей. Он посмотрел на пленника с холодной решимостью в глазах.

— Я пытаюсь спасти тех, кого ещё можно, — отозвался он бескомпромиссно. — В отличие от тебя, я не предаю своих.

- А Велимира?

Аяз продолжал игнорировать пленника с холодной решимостью, не смягчая выражения на лице. В его мыслях возникала девушка с золотыми волосами и утонченной фигурой. Она двигалась и танцевала, как ангел, завораживая тонкой красотой и грацией.

ОН сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Образ Велимиры — её смех, лёгкость, с которой она заполнила его сознание — был как удар под рёбра. Не сейчас. Не здесь.

— Велимира не имеет к этому отношения, — его голос прозвучал грубо, словно хлопок двери.

Глеб замер, он знал это выражение — Аяз был опаснее всего, когда говорил так тихо.

Пленник, воспользовавшись паузой, попытался вырваться:

— Она... она ведь даже не знает, кто ты на самом деле!

Аяз двинулся быстрее, чем можно было ожидать. Его рука схватила пленника за горло, прижимая голову к спинке стула.

— Ты ошибся, — прошипел он, и в глазах вспыхнуло что-то дикое, — Она увидит. Всё.

Где-то в подсознании мелькнуло: Её ноги, обвитые вокруг его бёдер. Её стоны, которые он вырвет зубами, если понадобится. Её покорность — не из страха. Из желания.

Волосы, рассыпанные по подушкам, её гибкое тело, изгибающееся в такт его желаниям. Он сжал кулаки так, что кости хрустнули, но это не помогло — её образ не исчезал.

— Ты... — его голос звучал хрипло, будто сквозь зубы, — Ты не имеешь права говорить о ней.

Глеб отступил на шаг, почувствовав перемену. Аяз больше не был холодным и расчётливым — в его глазах горело что-то первобытное, опасное.

Пленник, дрожа, попытался ухватиться за эту нить:

— Она сбежит, как только узнает, что ты за монстр! Если выживет…

Аяз ударил.

Не рассчитал силу.

Костяшки его пальцев впились в челюсть пленника, кровь брызнула на белоснежную рубашку. Но он не чувствовал ни боли, ни гнева — только жгучую потребность доказать.

— Она никуда не денется.

Где-то в подсознании: Её ногти, впивающиеся ему в спину.

— Твоя сестра... лишь инструмент, — сказал он и его вердикт был бесстрастным и жёстким. — Если потребуется, я не только использую её, но и позволю другим сделать с ней то же самое. Никто не откажется от такой потехи, если я решу, что это необходимо. Но Шаху она не достанется.

Пленник почувствовал, как его охватывает ужас, почти парализующий разум. Он знал, что Аяз не бросает слов на ветер, и его угроза более чем реальна.

— Пожалуйста, не трогай, — выдавил он, в голосе ощущалась мольба. – Не трогай Миру!

Лампочка замигала, как предупреждение, когда Аяз жестко выпрямился. Он поправил манжету, смахивая капли крови с белоснежной ткани. Его лицо оставалось каменным, но в глазах — в этих всегда холодных глазах — что-то дрогнуло.

— "Пожалуйста"? — он рассмеялся, и звук был леденящим. — Ты думаешь, это слово что-то значит?

Глеб нервно переступил с ноги на ногу, почувствовав, как воздух стал гуще. Он знал — когда Аяз говорит так тихо, лучше отступить.

Пленник задрожал сильнее, слёзы смешались с кровью на лице: