Игра в дурака. Повторение прошлого

27. Безнадежная

Помощник тут же сообщил, что уже с органами связались. Полиция скоро должна быть.  Еще он сообщил время поступления больной вчерашней ночью и что больная, скорее всего, после автомобильной катастрофы, хотя и не факт.  Привезший ее ничего толком не объяснил. Его машину остановили на трассе, загрузили бесчувственное тело на заднее сиденье и велели отвезти в ближайшую лечебницу, пригрозив по ходу дела, что если несчастная представится по дороге, то и ему тоже останется недолго крутить баранку. Так сюда и попала.  Правда, этого она уже не слышала, провалившись снова в свою пустоту.  И снова ей снилась чернота, ослепляющий свет, автострада и зловещая улыбка незнакомца, загружающего ее пылающее тело в автомобиль. Прошел день, потом еще…  Приходила Ивановна, другая дежурная по отделению, приходили и уходили доктора, иногда появлялся главврач, день сменялся ночью, ночь приходила на смену дню, и только в ее больной жизни почти ничего не менялось.

 Шумахеру же еще хуже, успокаивала она себя. Этот бедняга даже прийти в себя не может. Все в мире относительно. Относительно чего? Относительно себя и всего остального, что ее окружало сейчас, окружало вчера, и будет окружать еще завтра. Ни одной позитивной мысли на всю больную голову. И даже при всем при этом молодость все же начинала брать уже свое, она начинала уже поправляться, и даже гораздо раньше, чем предполагали врачи.  С кровати она еще не вставала, но уже хотя бы пыталась сидеть, да и приступы головной боли случались уже не так часто, как раньше. Но самое главное, что в ее памяти начали вырисовываться хоть какие-то картинки, достойные ее внимания. Слабые и размытые, но уже хоть что-то…  И со временем она стала понимать медсестру все лучше и лучше. А последний визит врача и вовсе ее «порадовал», тот так мило ей улыбался и пытался ей втолковать на своем тарабарском какую-то медицинскую истину относительно ее здоровья, что, когда он наконец ушел, больная вдруг точно поняла, что скоро обязательно умрет. 

Доктора только безнадежным больным так мило и улыбаются, чтобы те не очень расстраивались по своим бренным телам после того, как их покинут души. Так и вышло, что дневное улучшение ее здоровья закончилось полным ухудшением ее состояния ночью. Проснувшись около двух часов ночи от приступа головной боли, она так с открытыми глазами до самого утра и пролежала, не в силах даже пошевелить рукой. Дежурная медсестра дала ей таблетку и даже сделала укол в мягкое место, но заснуть все равно так и не получилось. Только она закрывала глаза, как тут же появлялась освещенная светом слепящих фар дорога, стремительно уносящаяся под колеса автомобиля. Мерцание красных габаритных огней от впередиидущих машин. Голова начинала бешено кружиться, и больная с ужасом садилась в постели, сжимая виски ладонями. Заснуть сидя тоже не получалось, она снов ложилась и через некоторое время все повторялось сначала. И только вторая доза снотворного уложила ее в постель под самое утро.     

Утром ее будить не стали, а дали выспаться подольше. Несколько раз заходила медсестра, поправляла одеяло и тихо уходила. И в очередной раз своего посещения застала больную уже проснувшуюся и улыбающуюся. Крыша еще и не у таких красавиц едет, вздохнула Ивановна, жалея всем сердцем обеспамятевшую сумасшедшую. Получить кувалдой по голове, от такого удара кто угодно начнет улыбаться, даже слон, а здесь хрупкая женщина с яичным желтком под слабенькой скорлупкой. Заулыбаешься здесь, когда дурочкой станешь.

            —Что-то приснилось, милая? — участливо полюбопытствовала она.

            —Я во сне летала, — хрипло произнесла больная, неузнаваемым голосом.

            —Эка невидаль, — насупилась Ивановна, — летала она. У нас большая часть населения по жизни летает и ничего, как фанеры над Парижем, только до Парижа никто не долетает. Ничего хорошего, скажу тебе, я бы всех этих летунов… Раньше вот человек устраивался на завод слесарем и до пенсии, никаких дурных мыслев в голове, никаких тебе полетов с места на место, а щас? Всем Парижи да Канары подавай! Может ты летала на том самолете, что сгорел, не припомнишь?

            —Нет, — покачала она головой. — Летела с качелей, так раскачалась, что… Вот и пытаюсь вспомнить, где это могло со мной случиться?  Вспомню это, потяну за ниточку, смотришь, клубочек памяти и начнет раскручиваться.

            —Ты только много не хрипи, не напрягая связки, может, у тебя гортань обожжена, почем я знаю, как бы хуже не стало. Ты пока лучше помолчи, наговоришься еще. Главное, что свой язык вспомнила, уже хорошо. А кожа на лице нарастет, с голым черепком жить не будешь.    

            —У вас таких случаев не было? — спросила больная с надеждой.

—Чего тут только не было, милая, — вздохнула Ивановна, — такие клубочки закручивались, что мама не горюй, шиш раскрутишь. Скажу тебе по секрету, наш главврач тоже давно уже забыл, что женат, тьфу, такие клубочки закручивает с одной докторшей, что вся клиника трясется от их оргазмов. И ничего, стены крепкие, и не такое выдерживали, а вот койка сломалась, сама видела, как в ординаторской меняли на новую.  

            Ивановна вещала еще долго, но больная ее не слушала, думая, как человеку вообще мало надо в этой жизни. Люди живут себе и живут, хлеб жуют, пока что-нибудь по голове не стукнет, разделив свое бытие на «до» и на «после» великого столкновения!

            —На днях случилась авария ночью под Москвой, — Ивановна, делая свои дела, продолжала потихоньку бухтеть, — страшная. Врезались две машины, пока разбирались, кто виноват, в них влетел третий летун, который еще и пьяный.  Четыре трупа, а у самого даже ни царапины, прямо божий промысел какой-то, никакой справедливости на свете.  А вот еще…           

И все же кошмар этой больной, похоже, начинал заканчиваться: потерянное прошлое мелкими фрагментами начинало возвращаться в ее искорёженное настоящее. И поспособствовали этому как не странно, не умные доктора, которые просто обязаны были в силу своих служебных обязанностей добиваться выздоровления больной, а все та же кривоногая Ивановна, в очередной свой приход выложившая перед больной постиранную визитку или корешок, если судить по размерам, от билета на какое-то представление.  Хоть какая-то зацепка потерявшейся бедняжки к прошлой жизни. 

            —Вот, — протянула она ей размякшую бумажку, — в твоей одежке нашла. Цифер не видно и букв тоже, жалко. Немного бумажка размякла и стерлась при стирке, не без этого, но другие и по меньшему клочку вспоминали, здесь главное — толчок. Если всмотреться, — Ивановна подняла очки на затылок и близоруко поднесла клочок бумажки к самым глазам, — то можно даже рассмотреть какой-то рисунок. Смутный… Цвет точно можно различить, по нему и вспоминай. Может и щелкнет. Костюмчик, правда, тоже немного подгорел, — положила она бумажку на тумбочку, —  но носить можно, сразу видно, что из дорого магазину.  На первое время сгодится, а там новый купишь, главное, что жива. Кожа на лице тоже нарастет, пересадют, если что с задницы, всем так делают. Станешь как новенькая. А по цвету карточку эту вспомнить не смогешь?           

            —А телефона не было и документов? — глаза больной загорелись надеждой.

            —Так не было, милая, — пожала плечами Ивановна, — никаких телефонов и твоих документов. Хорошо, хоть саму привезли с головой да руками, а что в голове, то наладится, а нет, так и то добре, лишь бы ничего не болело. Уж я насмотрелась… По большому счету еще лучше, когда ничего не помнишь и ничего не понимаешь. Тогда каждый день в праздник! Вот взять даже Шумахера, с его миллионами и вдруг осознать, что ты овощ на грядке. Да я бы сразу с ума спятила. Бумажку не припомнила, может билет в кино какое собиралась идти, корешок от билета? Разгадаешь, в какой кинотеатр собиралась, поедешь туда, сядешь и все вспомнишь. Все так делают, если чего не помнют. Если чего не помнют, то идут в нужное место и вспоминают.  

            Больная кивнула. Ей только подобного праздника жизни сейчас и не хватало, как отправиться в кино. У самой такое кино со стертыми кадрами в проекторе, что…  Поэтому и попросила вызвать лечащего врача, чтобы узнать о состоянии своего здоровья, хотя и сома уже понимала, что ничего хорошего тот ей не скажет.  Что не факт, говорят, что перед смертью всем всегда становится легче. Врач пришел через час, тот самый шалун с мясистым носом, которого медсестра Ивановна с некоторых пор просто терпеть не могла, долго осматривал больную, показывал ей рентгеновские снимки головы, и говорил, что неделю полежать еще придется точно, во избежание осложнений. И в общем, доктор остался доволен общим состоянием здоровья пациентки, чего даже и не скрывал.

 Повертел найденный билетик в руках, пытаясь хоть что-то на нем рассмотреть, но так ничего и не рассмотрев, вернул его на тумбочку, предположив, что это может быть и билет в театр с таким же успехом, как в кино, или куда-нибудь еще непонятный билетик, в чем сможет разобраться только специалист. Пообещал посодействовать. Больная устало прикрыла глаза, спасаясь от размытой, как у того мультяшного ежика из тумана, действительности. Вот ежик вроде есть, а начинаешь вглядываться чуть лучше, так сразу же все в тумане и исчезает. Трудно вспомнить то, что забыла, а если ничего еще и не знала, то здесь никакой смех в зале не поможет. Если только истерический!  Больная приподняла одеяло и внимательно себя под ним осмотрела, определяя свой пол, после чего еще и прошлась руками по всему телу, активируя еще и мышечную память. Женщина! Вздох облегчения. Могла ведь очнуться и мужиком, в жизни еще и не такие гадости случаются. Груди на месте и между ног ничего не болтается! 

Неожиданно вспомнилось море без конца и края, искрящееся и переливающееся в лучах солнца всеми цветами радуги, и еще какая-то вилла почти на самом берегу с бассейном. Шикарные картинки из чьей-то чужой жизни, кадры из какого-то чужого кино. Попыталась представить себя на вилле, не вышло. Что ж… зато выяснила для себя, что никакого отношения к красивой жизни она точно не имеет. И вилла с бассейном представлялась не реальным домом с искусственным водоемчиком под боком, от которого обязательно должно было веять теплом, если бы это была реальная картинка, а всего лишь холодным плоским снимком, да еще и в черно-белом исполнении.   Интересно, усмехнулась больная, все так и будет в голове появляться постепенно? Надо было раньше стукнуться, сегодня была бы уже в полном порядке. Пыталась вспомнить еще что-то, но так ни с чем снова и заснула. Носились какие-то детки по зеленой лужайке. Не ее…