Она и зверь

Глава 6. Манеры правления

"Он любит человечество, но он не умеет любить людей. Никогда не умел."



Благовония, окутывали ароматом и светлым дымом людей, что вышли на балкон и омылись запахом цветущего дерева. Арабская ночь сгущалась вокруг желтой луны, что была лишь в зародыше полумесяца. Словно новая жизнь впереди и линии от старой обрываются, вынуждая забыть прошлое. Отчего в груди закололись мурашки, как маленькие иглы. В мыслях пронеслись высокомерные предположения, что может сама судьба велит Лилит подумать. Стоит-ли возвращаться в сырую Францию, если судьба дает шанс остаться. Почему нельзя превратить временный переезд в постоянный, тем самым находиться там, где велит душа.

— Некоторые песчаные дюны движутся благодаря ветру, и это означает, что под нами может быть целый лес, или же воронки, готовые поглотить в глубины, — археолог решила продолжить с мысли, на которой остановилась. — Есть много мест, где пустыня пересекается с морем и густым лесом. Кто знает, может под пирамидами есть священные озера?

— Мне нравится, что вы не боитесь мыслить, — Локвуд склонил почтительно голову, не отрывая зрительный контакт. — Баторе. Ваша фамилия мне знакома.

— Фамилия не говорит о принадлежности к одному родству, зачастую, это лишь совпадение, — Лилит опустошила стакан чая, словно алкоголя.

— Позвольте, я в жизни еще не встречал таких случайностей.

Ноа закурил сигарету. Огонь плавно обжег край табачной бумаги, заставляя искриться маленький огонек. Этот мужчина был воплощением тьмы, если о людях так можно было отзываться. Он излучал своим голосом туманную мглу, а телом изливался, подобно нефти в реках. Забирал все живое, травил рыб и зелень, убивал природу. Казалось, что ночь на Востоке наступала лишь тогда, когда он того желал.

— Неужто, вы дальняя родственница той самой Баторе?

Вопрос подобно выстрелу из старого оружия, после которого остается пепел.

— Я... Нет, что вы, как... Ох, — девушка поспешно поправляла волосы, мельтеша. — Да.

— Да? — Вновь мужские уголки губ спустились вниз, улыбаясь.

— Моя, м-моя дальняя бабушка Елизавета Баторе. Некогда венгерская графиня, — подушечки пальцев виновато стучали по перилам балкона. — Позор семьи и его же клеймо. Как рассказывают в нашей семье, Елизавета впервые заметила живительную силу крови, когда сильно ударила служанку за то, что та принесла излишне холодную воду для умывания. Кровь молодой девушки брызнула на лицо Баторе, и при ласковом утреннем свете солнца ей показалось, что на том месте, куда попала кровь, кожа стала моложе и нежнее.

Лилит бросила взгляд на Ноа, что слушал её внимательно, практически восхищенно.

— Считается, что моя пра-пра-пра давняя бабушка принимала ванны, наполненные кровью юных девственниц, с целью сохранения вечной красоты и молодости. Баторе убила столько людей за свою жизнь, что их число до сих пор не могут приравнять, — сухой вздох. — Самая кровавая убийца, среди женщин, в мировой истории.

Археолог ненавидела свое семейное наследство в виде серийной убийцы. Тем более, что так почиталось родной матушкой. Это не рассказывалось за обедом с друзьями, которых и так не было у Лилит. Не вписывалось в резюме. И вовсе было неоднократное желание поменять фамилию, но мама грозилась, что не допустит этого.

Оттого воздух стал приторно горьким, как обсыпанный приправами. Нос щекотало от желания истерично закричать. Девушка сама не понимала зачем, почему все рассказала тому, кого видит впервые. Но этот чертов сигаретный дым, как белая нить изнутри, тянула за язык в поисках правды.

— Лилит, — Ноа вкрадчиво посмеялся, потушив сигарету. — Вы так очаровательны в своей искренности.

— Вам смешно?

— Мне лестно, что вы поделились.

— Вы заставляли.

— Ни в коем разе. Заставлять вас или принуждать к чему-либо, не входит в мои планы, — серьезно заявил Локвуд. — Касаемо вашей драгоценной далекой бабушки, я слышал иную историю. Возможно, она куда более правдива, чем та, что покрыта напускной мистикой.

Мужчина прошелся в другой конец балкона, срывая розу. Цветок был завянут, сгоревший от жажды под солнцем. Но его аромат, как дикий огонь, проникал в ноздри.

— Смерть не всегда к худшему, Лилит, — произнес он, поднося бутон к женскому лицу. — По моей версии, Елизавета Баторе болела эпилепсией. В те причудливые старинные времена, врачи считали, что это подобно осенней аллергии. Как и большинство болезней, лечилось это пусканием крови и втиранием в проблемные места.

— Вы хотите сказать, что моя родственница могла совершать убийства с целью добыть кровь для лечения эпилепсии?

— Может, Баторе и была убийцей, но сомневаюсь, что сумасшедшей. Вы, люди Запада, любите придумывать истории, которые будут ярче обычной жизни, — Ноа полностью вложил мертвую розу в женскую ладонь.

Лилит погладила иссохшие лепестки, плавно сжимая пальцами ладонь.

— Вы говорите, что люди Запада мечтатели, а что сказать тогда о вас? Этот весь Восток: тайные ночи, пирамиды, история, ваше поведение, — Баторе запнулась, оказавшись слишком близко к Локвуду. — Вы ведете себя подобно фараону.

— Лилит, вы меня оскорбляете, — ухмыльнулся мужчина. — Оскорбляете столь низким сравнением. Кто такие фараоны? Смертные правители, что были простыми людьми.

— А вы значит не простой?

Девичьи брови изогнулись вверх, вопросительно требуя отвечать. Это выглядело столь мило для Ноа, что он впервые улыбнулся уголками губ вверх, как простой человек. Перед ним стояла маленькая, хрупкая девочка. Не такую он ожидал увидеть, когда брал на работу женщину из семьи Баторе. Ту, что обязана славиться своим покровительством над мужчинами. Однако результатам он доволен, более чем. Есть в этой милой особе кое-что внутри, столь яркое и притягательное, что его темные руки обязаны заполучить это.

— Вы сами об этом вскоре узнаете, Лилит, — Локвуд склонился к ней, прошептав возле шеи. — Отныне — я часть вашей жизни.

По спине прошлись мурашки, вынуждая сделать шаг назад. Это было столь неуклюже, будто действительно грозила некая опасность. Баторе взяла сумку с дивана, поспешив на выход.

— До скорой встречи, Лилит.

— Как вам угодно, только не мешайте мне работать, — преодолев себя, решила ответить девушка.

— Конечно, — мягко усмехнулся Ноа.

На нижних этажах продолжала царить жизнь. Отовсюду слышались разговоры и смех, а еда, что выносили официанты, пахла пряностью. При входе из здания, возле машины ожидал Аарон. Его скрещенные руки на груди, нахмуренные брови и напряженный лоб, будто в любую минуту готов противостоять десяткам преступникам.

— Все в порядке? — Лилит произнесла еле слышно.

Этого было более, чем достаточно. Гебер стер с лица озлобленность, улыбнувшись.

— Ты мне скажи, смелая.

— Все в порядке. Мы поговорили о жизни.

— Какое его дело? — Явно был недоволен спутник.

— Может, потому что, я живу в его доме и он меня нанял? Кстати, что между вами произошло?

— Ничего, — Аарон подошел к другой стороне машины, открывая дверь. — Садись.

Девушка продолжила стоять, хмуря брови.

— Я не сяду, пока ты не скажешь правду. Ездить во лжи можешь и в одиночестве.

Гебер шумно хлопнул дверью. Костяшки на его пальцах побледнели от крепкого сжатия, выдавая явное нервное состояние. Сделав несколько шагов из стороны в сторону, мужчина постучал по капоту.

— Мы раньше работали вместе. Старое дело, очень давнее.

— Где? В министерстве?

— Нет. Мы судили людей и куда им идти, — слегка неуверенно подбирал сравнение он.

— В суде?

— Почти, — Аарон лучезарно улыбнулся, смерив добрым взглядом. — Он расчетливый, вот и все. Любит только себя. Я не понимаю его нарциссизма, оттого мы в постоянном конфликте.

— Это все? — Карие глаза, подобно темному песку, рыли яму в мужском лице.

— Конечно, красавица, — подмигнул Гебер, возвращаясь к машине. — Поехали.