At the wrong time

2 глава

В течение следующей недели Чон постепенно проходил все этапы своего обращения из таро в оябуна. Определился с членами круга приближенных, которые будут числиться в его семье. Параллельно он проходил терапию, известную как "слезы Дьявола" и практикующуюся веками. В его организм маленькими дозами вводили яд для того, чтобы он выработал противоядие самим организмом. Этот обряд посвящения был обязателен для нового оябуна, хотя в эти дни враги орудовали не ядами, а более опасными и шумными оружиями. Теперь "слезы Дьявола" стали больше данью. Уважением к традициям, чем чем-то практичным. В структуре клана произошли существенные изменения. Среди народа со скоростью света расползлись слухи о новом оябуне. Даже в отдаленных регионах Японии и Кореи ходили слухи о том, что Чон — жаждущее крови чудовище, никак иначе.

Чонгуку пришлось по душе то, как его за глаза величали.

Чон лежал на кушетке в своих покоях, мастер вручную иглой набивал на его спине очертание дракона. Процесс был более медленный и болезненный, чем работа с машинкой. О том, какую адскую боль испытывает юноша без всякой анестезии, говорили лишь подрагивающие ресницы Чона. Мастер старался работать кропотливо и с каждым сеансом все больше удивлялся стальной выдержке Чонгука. Обычно такие крупномасштабные татуировки набивали несколько лет, и каждый подход длился по несколько часов. Прервав работу мастера, в комнату вошел сато, привлекая внимание сдержанного мастера.

— Узнал, что планируют старейшины? — приподняв голову, спросил Чонгук.

— Да, они пустили слухи в народе о казни матери Кайоши…

— Неинтересно, люди — они такие: вечно что-то надумают и верят в это. Донести истину до них в данном случае не выгодно, нужно из этого извлечь пользу и использовать в своих целях.

— К тому же говорят о твоей скорой женитьбе с дочерью старосты. Многие верят, что именно он помог тебе пойти против отца, — теперь Чон был заинтересован больше, даже сел на кушетку, – Совет планирует сорвать последний ритуал и заменить тебя на Кайоши.

На это Чон лишь улыбнулся краешком губ и жестом приказал мастеру заканчивать работу, этот вечер определенно не принадлежал ему.

— Вызови весь Совет в Черный мотылек, устрой пир и встреть гостей, как подобает благородным людям. Сегодня мы подтвердим слухи о Японском Монстре явным примером.

Сокджин лишь кивнул.

Шелковый халат от кимоно струится по полу, шаги становятся все слышнее и четче — всякий находящийся в Черном мотыльке отсчитывал каждый удар гэта* по земле. Гейши и клиенты скрылись в комнатах, когда Чон открыл деревянные ворота. За Чоном верным псом шел Сокджин, но он остался за дверью отведенной им комнаты. Полминуты в округе стояла ничем не потревоженная тишина, помощник даже начал сомневаться в намерениях Чонгука. Но вскоре надежды Кима были разбиты вдребезги отчаянным воплем и лязгом металла. Когда шум стих и дверь, тихо скрипнув, открылась, Сокджин ожидал увидеть с головы до ног облитого кровью Чона, однако тот был чист, как и до прихода сюда. Помощник лишь поджал губы и заглянул в комнату, где были собраны все члены Совета, теперь уже бывшей — она сейчас напоминала лишь частичку Ада на земле, где ужасно пахло свежей кровью.

                                                                    * * *

Капли дождя испортили идеально уложенные волосы, и теперь намокшие пряди лезли в глаза, а ткань кимоно противно прилипла к коже. Но Чону это не приносило дискомфорта, он всецело погряз в воспоминаниях. Его отсутствующий взгляд был направлен на надгробный камень, на котором было высечено имя биологической матери. Он судорожно искал в памяти моменты, связанные с ней, но не находил ничего существенного. Всю свою сознательную жизнь он провел вдали от матери — был занят тренировками, учебой и делами клана. В памяти всплывали лишь редкие кадры с деловых встреч, устраиваемых в особняке, где он мог пересечься с ней. Он даже не мог воспроизвести в памяти их последние разговоры, словно их и вовсе не было. От этих мыслей холодело нутро. Ведь, действительно, нечего вспоминать. Он даже позабыл ее голос и переполненные надеждой глаза. Чон пытался быть достойным этой надежды, собирался воплотить в жизни все мечты матери, с честью носил титул, возложенный на него с самого рождения. Он настолько ослеп, гоняясь за успехом, знаниями, властью, что упустил из виду самое главное, самое ценное и единственное — ее. Ведь такой, как она, больше никогда не будет, отныне некому посвящать свои достижения, потому что некому будет гордиться ими, теперь даже нет смысла выкладываться так, чтобы Сокджин соскребал его остатки с рабочего места.

Только сейчас, находясь под дождем, мокрый, как побитый щенок, потерявший своего хозяина, Чонгук осознал, что это и правда конец. Такой невозвратимый конец.

Потому что в руке намокал конверт с именем кровного — своего рода последний совет отца перед отставкой. Новый оябун, как лев, ставший главой прайда, убивал всех отпрысков мужского пола от предыдущего оябуна, но оставлял единственного. Кровный, который должен будет помогать делами Якудза, выбирался отцом и являйся последней помощью от него. Всех, кроме кровного, Чонгук должен был у***ь собственными руками.

В конверте не было имени его единственного родного брата.

                                                                                   * * *

Когда новость о кровавой расправе нового оябуна над членами совета, приукрашенная и преувеличенная, вовсю растворялась среди народа, Чон уже вернулся в Корею. Официально преподнёс искреннее соболезнование своему деду, попросил не поддаваться дикому желанию мести, но было видно — старичок настроен серьезно и отступать не собирается. После его визита стало ясно одно — нужно поговорить с отцом и запомнить его уже точно последние слова.

Учеба в университете и образование в целом считалось одной из основных обязанностей отпрысков клана, а если ты еще и наследник отцовского места, то правила ужесточались. Чон по мере возможности не пропускал занятия и, даже если из-за дел клана пропадал на длительное время, не имел права получать низкие баллы. Чонгук отчетливо помнил, как в начальной школе он получил оценку ниже ожидаемой, и в тот же день во дворе особняка при всех членах семьи его избили приставленные к нему же охранники. Самым унизительным и незабываемым было не то, что у него кости друг за другом хрустели от рук нижепоставленных, а то, что сказал ему отец. Мужчина после побоев лишь подошел к телу лежащего сына, присел на корточки и тихо заговорил. Чонгук слово в слово запомнил всю произнесенную отцом речь:

« — Теперь представь: спустя годы, когда ты займешь мое место, все присутствующие тут сегодня будут помнить, как ты, жалко харкая собственной кровью, лежал и грел землю. Как ты думаешь, будут ли они воспринимать тебя и твою власть над ними всерьез?»

После того случая Чонгук ни разу не давал повода сомневаться, позорить на глазах подчиненных и смотреть свысока, потому что на высоте был он сам, а не кто-то другой. По головам проходил, вечно стремился к вершине, всегда был лучше всех, но теперь начал рассуждать, нужно ли это вообще. Он настолько посвятил все свое время, силы и внимание тому, чтобы единолично править бал, теперь достигнув всего, остался абсолютно брошенным.

Из раздумий его вырвал вошедший Сокджин. Сато на его рабочий стол положил серебряный кейс, открыл его, достал пару шприцов, жгут и ампулы с растворами инъекции.

— Ты уверен, что потянешь его? Он не проверялся на людях, — разбираясь со шприцами, спросил Ким.

— Я должен быть готов к следующему месяцу, Намджун обещал ускоренный процесс с этим препаратом. Думаю, дед не оставит отца в живых. До его смерти я обязан стать полноправным оябуном, — закрывая глаза, ответил Чон. Помощник обработал кожу и ввел внутривенно инъекцию.

— Побочных эффектов будет больше, чем у предыдущего аналога.

— Ясно, — Чон прижал вату к коже и согнул руку в локте.

— Могут наблюдаться нарушения в функционировании головного мозга и нервной системы. Очень серьезные нарушения. Я бы посоветовал…

— Понял, — перебил Кима Чонгук.

— Таро слишком беспечно относишься к своему здоровью.

— Что у нас сегодня по расписанию?

— Три пары в университете, встреча с господином Чхве и проверка западных провинций. В девять вечера в порт Кванъян привезут партию черного, думаю, тебе стоит появиться там.

—  Распланируй время тщательно, этой ночью я хочу отдохнуть.

—  Тебе сейчас не стоит расслабляться, каждый, что в Японии, что в Корее, ждет твоего неверного шага…

—  Слишком много слов, —  холодно отчеканил Чон, и сато заткнулся.

В университете скучно, Сокджин снова учил профессоров, как надо подобает преподавать, пары до задерганного глаза мучительно медленно проходили. Чонгук просматривал приготовленные Кимом документы и вполуха слушал лектора. После пар он решил подождать своего сато на стоянке, искать его по аудиториям не было никакого желания. Чон копался в телефоне, проверял данные сегодняшнего поставщика — он был китайцем. В работе с представителями именно этой нации Чонгук слишком осторожничал, уж больно проворные. Чон как истинный представитель своего рода всегда дважды проверял, а потом что-то предпринимал, иначе никак.

Время от времени Чонгук бегло бросал взгляд на выход из кампуса. Спустя достаточное количество времени он оперся на машину и начал названивать Киму. В нем медленно, но верно просыпалось раздражение. Пустая трата единиц времени на ожидание сильно нервировала.

Нервировала, пока в поле его зрения не появилась Сохи, первогодка и девушка, которая с первых минут появления в университете приковала его внимание. Красота ее была очаровывающей, лишающей спокойного дыхания каждого встречного, и среди этих зевак так отчаянно затерялся сам таро. Чон не знал причину собственной назойливой заинтересованности, всячески пытался отыскать ее с помощью молчаливого наблюдения со стороны. Девушка не окружена толпами людей, студенты, несмотря на желания познакомиться с симпатичной девушкой, обычно держались на расстоянии. Если в случае Чона они тупо, на уровне первобытных инстинктов, боялись иметь связь с подозрительно таинственным мрачным типом, то с ней дела обстояли по-другому. Всякий рядом с ней робел, подсознательно понимая, что она в стократ лучше их. Возможно, дело в подаче себя. Ее прямая осанка, поднятая голова, даже несмотря на ее маленький рост и милую комплекцию, ровный голос, даже градус поклона, выдавали в ней сильную и уверенную личность. Что пугало других, привлекало его внимание. Не скрыть того факта, что Чонгук хотел иметь партнершу по жизни подобную ей. Сколько бы он ни наблюдал за этой милой первокурсницей, его не покидало стойкое желание сделать её своей. В любом случае ему придется искать свою леди для семьи, и Чон пока видел только ее на этом месте.

Он хотел её себе, всю, до последней капли и по-звериному жадно. Если он хочет, то он получает все, любой ценой, жертвами или без них. Это уже было как данное, аксиома, то, на чем строился весь чонов мир.