Орккрафт. Последняя битва

Встреча давних врагов

Около южных ворот Скаллена сегодня было людно и суетно. Громмард долго проторчал бы на въезде, но синий демон, что присутствовал на посту, безошибочно выцелил фигуру инженера верхом на «Ревуне грозящем» с двумя аркебузными стволами впереди и бросил в сторону таможенников:

– Этого – вне очереди!

Когда Галвин проезжал во второй дорожной полосе, ракша коротко ткнул себя ребром ладони посередине груди. Так они приветствовали собратьев по духу. Инженер машинально ответил на жест ифрита. Как демон его узнал в толпе? Галвин даже гадать не стал. У инферналов свои секреты.

После въезда в город дорога раздалась вширь. На ней в одну шеренгу вполне могли бы уместиться пять повозок, не задевая друг друга. На обеих обочинах тракта галдел пестрый рынок, на котором торговали всеми дарами Фаркрайна. Инженер миновал чешуйчатые рыбные, разноцветные овощные и сверкающие белизной молочные ряды, после чего остро почувствовал поднывание пустого брюха. День близился к закату, а он не ел с самого утра. После завтрака в лагере была пыль, кровавая резня, гибель Хобарна, снова пыль, ныряющая лента дороги и запах горячего моторного масла. Теперь, когда путь и напряжение дня остались позади, организм настойчиво напомнил о себе. Галвин завертел головой в поисках трактира или харчевни. Но его взгляд постоянно цеплялся за платья и сарафаны. Девушки. Давно он не видывал мирных, гражданских девушек и даже забыл, что они могут встречаться в таком количестве на единицу площади. Молоденькие продавщицы рынка перекладывали товар и весело перешучивались с покупателями. Блестели зубки, мелькали загорелые ручки, короткие подолы оставляли доступными мужскому взгляду стройные ножки и округлые коленки. Галвину вдруг захотелось спрыгнуть с седла трицикла и нырнуть в этот хохочущий и бурлящий хоровод жизни, чтобы ему, а не кому–то другому дарили радостные улыбки эти алые губки, чтобы на него в кокетливом прищуре смотрели девичьи глаза. Молодость. Он вдруг понял, что это слово может быть отнесено и к нему самому. На войне совсем не думаешь о возрасте, если он достаточен для войны. Вражеские мечи не делают скидку на юность и неопытность, скорее наоборот. Война убивает молодость, поэтому молодости приходится скрываться, маскироваться под зрелость. Здесь, в Скаллене Галвину страстно захотелось почувствовать себя совсем юным и хотя бы чуть–чуть вкусить прелестей своего возраста. Он даже пожалел, когда кончились торговые ряды и серьезно стал подумывать, чтобы крутануть назад трицикл.

После рынка по правую сторону дороги сначала появились крытые площадки, высоко обнесенные сеткой, а потом издалека вырос купол огромного здания. Между его каменными перекрытиями до самого верха блестели оконные витражи. Громмард подумал, что в жизни он еще не видел столь грандиозного сооружения. Позади непонятного строения он различил еще десяток огороженных площадок. Инженер обратил внимание, что по разным сторонам у них установлены какие– то несуразные конструкции из согнутых труб. Около дороги под матерчатым зонтиком стояла передвижная лавка на колесах. На ее витрине гном заметил пирожки, за прилавком скучала молодая девица. Желудок Галвина по этому случаю немедленно вступил в союз с мужским естеством. Инженер не стал противиться самой деятельной в данный момент половине своего организма и с готовностью остановил трицикл напротив торговки.   

– Почем пироги, хозяюшка?

– Ну и тарахтит он у тебя! Глуши давай, а то надымил мне тут. Пирожки – вешка, как везде.

– А с чем?

– С чем душа просит. Булки с изюмом и абрикосами, расстегаи с печенкой, манники тоже есть. С краю – мясные, рыбные и с капустой.

– А попить? В горле один песок.

– Квасу холодного налью, могу и киселя клюквенного.

С голодухи Галвин набрал себе всего и много. Продавщица тут же вытащила для него из закромов лавки низкий складной столик и короткую скамейку.

– Присаживайся, поешь спокойно. Вижу, что с дальней дороги, весь в пыли.

Галвин торопливо кивнул и так жадно впился в бок рыбника, что капли жира брызнули на его подбородок и куртку. Девушка откинула доску, что заменяла ей прилавок и с мокрой тряпкой в руке шагнула к инженеру. С ласковой женской бесцеремонностью она сказала:

– Дай оботру. А ты – ешь.

– Ммм, угу, ммм, спасибо.

Пока продавщица возвращалась за прилавок, Громмард с удовольствием прошелся взглядом по ее крутым бедрам под цветастой материей сарафана. Через короткое время он торопливо насытился и отвалился от стола со стаканом кваса в руке.

– Вокруг площадки. Для чего они?

– Для пушера. А то ты не знаешь? Погоди… Выговор у тебя не наш. Из северной Тарнеги что ли?

– Угадала, – наобум согласился Галвин. – Оттуда.

– Драйона, говорят, разлилась сильно. На чем ривеленские скалы прошел? Или в обход, через поля Амрока?

– Да нанял одних…, – решил не усугублять вранье Галвин. – А пушер – это что и как?

– Первый раз вижу человека, который не знает, что такое пушер. Игра это. Ты сейчас сидишь рядом с Дворцом Игрищ. У нас его еще Пушдомом называют. Или Пушерником.

– И по каким правилам в него играют?

– По обыкновенным. В два раунда. Сначала выкатывают пушчонки, что стреляют деревянными шарами и по очереди попадают в ворота соперника. Железяки квадратные видишь? Это ворота и есть, а в них конструкции из труб вварены для сложности. В центр – одно очко, в нижний угол – два. Под перекладину – три. От перекладины – пять. А если отскочит от двух штанг, то десять. Всего делают по одиннадцать залпов. А потом игроки, пара на пару, катаются на досках с колесами и загоняют двумя клюшками оставшиеся на поле шары в ворота противника. Другая сторона старается помешать и сама забить. Вот такой вот  пушер.

– Игра прямо, как для меня создана. Насчет двух клюшек – это я не мастак, а из орудия на прямой наводке не промахнусь ни разу, – самоуверенно заявил Громмард.

– Ну, так через декаду начнутся отборочные игры на чемпионат Фаркрайна. Найди напарника и отличись. Знаменитые игроки в пушер у нас в почете. Все девчонки твои будут, – насмешливо поощрила его барышня.

– Все говоришь? И ты тоже? – осмелел Галвин.

Взгляд девушки подернулся жалостинкой:

– Со мной ты, кавалер, припоздался. Я уже засватана.

Когда он добрался до «Славы металлургов», начало смеркаться. Галвин поставил трицикл под деревянный навес для техники, а потом долго плескался водой у общего рукомойника во дворе. В главную залу гостиницы он вошел частично умытый, но с грязными разводами на одежде. Кастелян, что принял у инженера деньги и выдал ключи от комнаты, посетовал, дескать, номеров хороших почти не осталось, а последний приличный занял постоялец из Бегенча. По всему вельможа серьезный, хоть и одет неряшливо. Так что Громмарду досталась небольшая каморка на первом этаже, как раз над трактиром. Немного шумно, зато весело. Служка заговорщицким тоном поведал, что скоро в кабак подтянется всякий народ, среди которого он лично знает несколько сговорчивых вдовушек. Женщины всем видом душевные и живут по соседству. Галвин ответил, что совсем не против душевности, потребовал на ужин гуся с капустой и жбан холодного эля. Гуся наказал готовить вдумчиво, с румяной корочкой, для чего постоянно поливать жирком, а после поднялся в комнату, упал лицом в подушку и мгновенно вырубился.

Под утро ему приснился кошмар. Он вновь был на палубе «Молнии» и ее борта взрывались градом щепок. Стая архонов окружила фрегат со всех сторон. Там и сям хлестали гигантские хвосты, трещало дерево. «Почему мы не отстреливались? Где помощь?». Странно, но сам Галвин неподвижно стоял около грот – мачты и не мог сдвинуться с места. Его ноги словно приросли к дощатому настилу палубы. А потом корпус «Молнии» стал заваливаться на бок. Его тело ударила волна, гном почувствовал, что погружается в глубину и никак не может перебороть эту мягкую обволакивающую силу. Руки беспомощно пытались ухватиться хоть за что–то твердое.

Галвин проснулся с судорожным всхлипом. Под ним по–прежнему было что–то мягкое. Гном стал барахтаться, стремясь вырваться. Он не мог понять, где находится и почему его тело куда–то вдавлено. А потом до него дошло. Перина. Под ним была перина. Мягкая постель, от которой он уже отвык. Галвин сел на кровати, несколько раз приподнялся и вновь плюхнулся, проверяя надежность ложа. Так, на всякий случай. А потом расхохотался.

По солдатской привычке Громмард поднялся на рассвете. Гостиница еще спала, никто не скрипел половицами в коридоре, не было слышно голосов служек. Мирный, славный город Скаллен. Галвин подошел к окну, которое выходило на большой внутренний двор. По нему вышагивала одинокая фигура.

– Еще кому–то не спится, – усмехнулся инженер и тут же его пальцы изо всех сил стиснули подоконник, а тело напряглось, готовое к борьбе.

Это был орк! Пожилой орк в потертом стеганом халате спокойно шествовал по гостиничному двору в центре города гномов! Громмард встряхнул головой и обругал себя последними словами. Он же в Фаркрайне. Тут живут гоблины, тролли и даже орки. Прекрасно сосуществуют с остальными. Может этот орк из тех армакодских мастеров – кожевенников, которых так превозносил случайный встречный гном из рода Подгорнов. Привез поди тюки с кожами, а теперь идет спозаранку проведать товар. Ответственный какой. Надо будет налить ему кружечку. Галвина позабавила мысль – посидеть с орком за одним столом, посмотреть вблизи на существо, которое еще недавно он был рад увидеть в прорезь аркебузного прицела. Пока инженер развлекался фантазиями, орк скрылся за тяжелой дверью одной из дворовых пристроек. Ну, точно, отправился доглядывать за своим барахлом. Когда он вышел обратно, Галвин даже пренебрежительно хмыкнул. И снова застыл на месте от неожиданности. Вслед за орком во двор гостиницы выскочила огромная пума. Этого зверя Громмард узнал бы наверное из сотни других. Лобастая голова с низким лбом, шрамы на шее, ярко– желтые глаза, что смотрели на него с такой ненавистью в день аркельской битвы. Орк повернулся и Галвин вгляделся в его черты.

– Не может быть! – прошептал он.

Это лицо он видел безжизненным, посеревшим, голова болталась, а тело было перевалено через холку его питомицы. Тот самый калимдорец с сединой на голове! Из Шенка!

Пистолеты! Он оставил в багажнике пистолеты! И меч! Расслабился слюнтяй, потерял бдительность. Галвин метнулся к столу, что стоял в центре комнаты. Рядом с пустой тарелкой лежал столовый прибор. Тупой нож не годился, поэтому гном схватил вилку. Он несколько мгновений смотрел на свое оружие, а потом с ненавистью швырнул на пол, как будто вилка была в чем–то виновата. Он что – свихнулся? Вилка против калимдорца? Малоэффективно.

Он вновь прокрался к окну. Орк сидел перед львицей на корточках и чесал ей загривок. Пума вытянула шею и лизнула своего хозяина прямо в нос. Мило. А потом они оба продолжили прогулку по двору. Галвин заметил, что грозный зверь хромает, присмотрелся – у львицы не было одной лапы. Что с ней случилось, интересно? Когда они виделись в последний раз, пума была в полном порядке, это как раз орк чувствовал себя неважно после его, Галвина, выстрела. Инженер потихоньку отодвинулся от оконной рамы. Не стоить маячить на виду – неровен час, заметят. Он уселся на постель и обхватил свою голову руками. Что же делать? Предположим, он сейчас рванет за пистолетами, зарядит их, а дальше? Пристрелить калимдорца? Тут? В центре Скаллена? А если он не один? Если врагами полна гостиница? Громмард выставил перед собой ладони, потом, крутанул их в воздухе по примеру того, как делал намедни Аргантэль. И где его шестое чувство, спрашивается? То самое, которое предупредило о засаде в кедровом лесу? Во дворе преспокойно разгуливает недобитый противник с когтясто–клыкастой тварью, а оно знай помалкивает себе? Почему?

Галвин постарался успокоиться, чтобы попытаться рассуждать разумно. Предположим, он убьет орка. Но раз этот приспешник Шенка тут, значит его пропустила стража города. Следует ли из этого факта то, что Громмарда после убийства свяжут и посадят за решетку или туда, где они, скалленцы, держат преступников? Конечно, следует. Сородичам–  гномам, наверняка, плевать на их таашурские разборки. А вот у******о человека станет делом подсудным, за которое будет полагаться наказание, если не смерть. Проклятье. Раздобыть бы где их законы, что ли.

Гном вздохнул. Ему никак нельзя было рисковать. Сначала переговоры с Каранноном. На них решится судьба армии, судьба всей кампании. Орку сегодня повезло. Инженер артиллерии Лиги, не станет начинать в мирном Скаллене военные действия. А как быть, если он столкнется с калимдорцем на завтраке или у пивной стойки кабака?

Громмард в третий раз сунулся к окну. Ни орка, ни львицы не было видно. Похоже, что ушли гулять на улицу. Гном схватил свой дорожный мешок, вытряхнул оттуда сменную одежду и быстро начал в нее облачаться. Еще раз обрыскал комнату в поисках того, что могло послужить ему хотя бы временным оружием. Ничего. Разве что табуретку за ножку ухватить.

В дверь комнаты Громмарда постучали. Галвин, еще весь в своих думках, шагнул к ней и рванул на себя дверную ручку.

За порогом стоял тот самый орк. Широкие плечи, внимательный взгляд серых, умудренных жизнью глаз. Калимдорец вздохнул и задал тот же самый вопрос, который так терзал разум Галвина:

– Ну и что нам с тобой теперь делать?

Они рассматривали друг друга. Два заклятых врага. Инженер беглым взглядом проверил – нет ли у противника оружия, но орк сразу медленно повернул ладони – они были пусты. Хотя гостиница еще и спала, снизу уже доносился щекочущий ноздри аромат еды, которую, очевидно, готовили в трактире на первом этаже. В голове Громмарда что–то щелкнуло и он неожиданно для самого себя произнес:

– Что делать? Думаю – завтракать.

В полном молчании они спустились в харчевню постоялого двора. Уселись за свежепомытый дощатый стол друг напротив друга. Через несколько минут перед каждым стояла маленькая сковородка с шкворчащей яичницей. Под глянцевой пленкой поджаренного белка виднелись розовые ломти бекона. Посередине стола слуга водрузил общий поднос со свежим хлебом. Нарочито неторопливо орк взял из него белую краюху и разломил на два куска. Половину протянул Галвину. Гном так же торжественно принял хлеб.

– Как ты меня углядел? – наконец спросил он.

– Не я. Хала. Это львица моя. Еле успокоил – хотела на окно броситься. Я сразу обогнул дом, под навесом увидал четыре трицикла. Один из них с ружьями. Тот, который «Ревун грозящий». На бензобаке монограмма – «ГГ» под горкой орудийных ядер. Галвин Громмард, насколько я понял?

– Да.

– Шакнар.

– Ух ты! – поразился Галвин. – Лис Шакнар? «Жизнь в сапогах»?

– Ну, да, – признался орк.

Громмард мрачно ткнул вилкой в кусок ветчины:

– Твои воины вчера убили старину Хобарна, моего денщика.

– А ты сам едва не прикончил меня в аркельской битве. Если мне правильно сообщили, конечно.

– Правильно, – подтвердил Галвин. – Полагаю, что ты хочешь узнать о судьбе своего отряда. Отвечу так – они храбро бились. В плен не сдался ни один.

Шакнар опустил голову.

– Значит, нет больше «Злого духа». И остальных ребят. Кгм, – калимдорский вождь кашлянул, словно сглатывал комок. – Это тяжелая для меня весть, но я понимаю – если мы начнем считаться, то не придем ни к чему хорошему. Давай решать, как командиры, а не как воины. Личные счеты предлагаю оставить на потом.

– Хорошо, – Громмард уже и сам понял, что у подобного разговора есть только один исход – поединок. Которого в нынешних условиях, похоже, не хотел никто.

– Ты прибыл на встречу с Каранноном. Как и я. Не имеет смысла скрывать очевидный факт. Думаю, что мы почти договорились не злоумышлять друг против друга, чтобы не срывать миссии, важные для нас обоих. Остается тот же вопрос. Как мы теперь будем? Мы поневоле станем шпионить один за вторым, выслеживать. Неужели ты сможешь относиться ко мне без подозрения?

Галвин отрицательно замотал головой:

– Калимдорцы – воины Чести. Так, кажется, говорят? Ты исполняешь свой долг, а я – свой. Мы враги, но мы можем уважать друг друга. Без лести скажу – имя Шакнара всегда вызывало уважение в армии Лиги. Да и у меня лично – тоже.

– Безрассудством Галвина Громмарда в бою восхищаются даже в Шенке…, – в тон ему ответил старый орк.

Комплименты были сказаны словно дополнения к верительным грамотам. Внутри каждого из них по–прежнему сидело враждебное недоверие. К их столику подошел слуга в белом кухонном фартуке.

– Простите, господин, а не вы случайно заказывали вчера вечером жареного гуся?

– Я. И что?

– Так его сготовили, а вы изволили уснуть с дороги. Я сказал поваренку в лед его положить. Можем на ужин разогреть, заправить заново. Если пожелаете, конечно. Хороший гусак, жирный.

Галвин поднял на Шакнара вопросительный взгляд:

– Как ты относишься к жареным гусям?

Впервые за разговор «Жизнь в сапогах» улыбнулся:

– К жареным? Сугубо положительно. Когда еще новобранцем был, помню, умыкнули мы гуся. Прямо с деревенской околицы. Весь белый, только на хвосте несколько перьев черных, как у ворона. Потом зажарили на двух мечах. Сейчас сказал – и сразу слюнки потекли.

– А мы пару куриц увели как–то у крестьян. На постое. Жрать хотелось до одурения. Кухня где –то, как всегда потерялась…

– Сколько я перепорол этих обозных, ты даже не представляешь.

– Отчего не представляю? Отлично представляю. До того у нас дошло, веришь, холостым пальнули по кашеварам, – Галвин вспомнил, что слуга до сих пор стоит рядом и с воодушевлением распорядился. – А принеси–ка нам, любезный, пива жбанчик. Холодненького, с ледка. А гуся ты, малый, взбодри на угольях! Шакнар, ты пиво пьешь? С раннего утра?

– Пью ли я пиво с утра?! А приходилось ли тебе, Громмард, надираться прямо в карауле?

Инженер покаянно вздохнул:

– Было дело, один раз даже девок привели. Потом прятали их в кустах от префекта лагеря. До того нализались за ночь тминной водки с этими особами, что утром друга плечами в строю поддерживали. Сотник добряк был. Глаза отвел.

– Слуга! Водки нам немедленно!