В ледяном крошеве вьюги мелькнул неясный силуэт. Что –то остроконечное. Шакнар повернулся к приближающейся фигуре, и ветер тут же залепил ему в лицо снежным зарядом. Непонятным существом оказался Сонгал в конусе шерстяного одеяла. Его густые брови обметало инеем, отчего они стали походить на две белых щетки.
– Через триста шагов Юкагир нашел удобную площадку для ночлега. Следопыт уже разжег огонь и теперь раздает еду и осматривает пострадавших.
– Хорошо, – кивнул Шакнар. – Обмороженных много?
– Да. Не все воины встретят рассвет. Уже на привале умер Такташ. Дошел, потом умер. Юкагир отроет ему могилу завтра. Он сказал, что пока неизвестно сколько наутро нам их понадобится.
– Ясно. Ты останешься здесь?
Сонгал отрицательно помотал головой.
– Нет. Я обещал вернуться.
– Будь острожен, не сбейся с пути в этом буране, – напутствовал крепыша Шакнар.
За пять суток горного перехода их отряд ни разу не ночевал единой группой. На узких скальных карнизах и осыпях не хватало места на всех солдат. Хотя из отряда теперь в живых осталось меньше половины. Холод, занесенные снегом трещины и провалы повели счет своим жертвам сразу с первых дней пути. Но самую большую смертельную жатву собрал внезапный оползень, что едва не похоронил под собой всю экспедицию. Из трехсот семидесяти орков и почти стольких же гоблинов поход теперь продолжало не более двух сотен бойцов. Точного числа воинов не знал даже Шакнар. Он видел лишь цепочку их спин. А вечером узнавал об очередных потерях. Это потому, что теперь его место было в самом хвосте отряда. Он, вкупе еще с двадцатью калимдорцами, по очереди тащил волок, на котором лежала верная Хала.
Шакнар дотянулся до львицы рукой и ласково погладил тяжелую голову. Пума в ответ приоткрыла потускневшие янтарные глаза, попыталась потереться о хозяина мордой, но боль пронзила ее острой иглой и она жалобно заскулила. Камнями из сошедшей лавины пуме раздробило ключицу, перемололо в костное крошево переднюю левую лапу и повредило что-то еще, отчего Хала лишилась подвижности. Ханчи со своими ребятами, как мог, перевязал ее раны, наложил тугие повязки на перебитые кости. Сраженный горем Шакнар обратился к солдатам:
– Долг перед вами обязывает меня прикончить Халу. Но этот зверь многократно спасал мою жизнь и теперь у меня есть долг и перед ней тоже. Я не хочу бросать своего друга, как не бросил бы никого из вас. Кто готов рискнуть своей шкурой и помочь мне тащить львицу? Тут я не имею права приказывать. Я прошу.
Вперед вышел следопыт Юкагир:
– Из веток кустарника, прочных веревок и одеял я сплету волок. Иногда, чтобы перевалить ее через острые камни, волок придется немного приподнимать. Крепко буду вязать – она тяжелая. Так что приподнимать нужно будет сначала за один конец, потом за другой.
– Я смогу! – выкрикнул здоровяк Сонгал.
– Нет. Теперь ты – заместитель командира отряда. Старшим я назначаю Юкагира, – распорядился «Жизнь в сапогах» и добавил. – А я буду тащить Халу наравне с теми, кто пожелает мне помочь.
К двадцатке парней, что вызвались нести раненую львицу неожиданно примкнул Ханчи еще с несколькими сородичами.
– Раз ты сдал полномочия, мне впереди тоже делать нечего, – пояснил он. – По крайней мере кто–то должен будет отрапортовать Керрушу, каким образом ты, Шакнар, отдал концы. Я прослежу, чтобы тут не случилось ошибки.
Хотя гоблины и не волокли пуму, от них оказалось немало пользы. Они несли запасы, к приходу носильщиков успевали разжечь костер и соорудить вокруг стоянки защиту от ветра. Вот и сейчас их временный бивуак обогревала одна из механических штуковин из мешка Ханчи в виде металлического раскаленного шара. А еще две других, упрятанные в каменные трещины, не давали драгоценному жару улетучиться с горным ветром. Ногам и телу было тепло, но стоило чуть привстать от земли, как колючий снег облеплял лицо.
– Много у тебя еще этих причиндалов? – спросил Шакнар.
Ханчи перестал греть озябшие ладони и нырнул с головой в свою торбу.
– Ты будешь смеяться, но это последняя, – заявил он через паузу. – Если завтра не наступит резкое потепление, мы околеем. Или придется бегать по кругу до самого рассвета.
Все собственные запасы талисманов Шакнар передал Юкагиру при назначении. Да и осталось их всего ничего – большинство волшебных амулетов погребла под собой злополучная лавина. А лечебные фиалы вообще успели закончиться за день до оползня. Последний механически обогреватель. Через одну ночь, к утру, половина из них превратится в замерзшие сосульки. Шакнар подивился самообладанию гоблина. Его расу никогда не считали символом храбрости.
– Э–э–эх, Ханчи, как же тебя, такого ушлого угораздило оказаться в этом походе? – вздохнул орк.
– Ты еще поинтересуйся, зачем мой народ участвует во всеобщей войне, – отозвался Ханчи.
– Интересуюсь.
– Ну, во–первых, нас особо никто не спрашивал. Во –вторых, а как же коммерция? Неужели военные заказы пройдут мимо нас? Все эти замечательные поставки обмундирования и продовольствия? А оружие? Да знаешь ли ты, сколько армия потребляет в год банальных наконечников для стрел? Или восковых свечей, к примеру. Про лекарства я не упоминаю – на них монополия у йотунов.
– Погоди, уж не хочешь ли ты сказать, что гоблины сражаются за Шенк ради возможности при этом торговать?
Ханчи изумленно воззрился на бывшего командира:
– А ради чего по–твоему вообще ведутся войны?
Теперь настала очередь Шакнара вытаращиться на начальника штаба:
– Уж точно не ради барышей!
– Ага. Конечно. Рассказывай. Ради чего тогда?
«Жизнь в сапогах» замер на мгновение. Он уже и сам немного подзабыл первоначальную причину столкновения с Лигой, но призвал на помощь всю свою сообразительность:
– Ради захвата вражеских территорий. Дань, контрибуция.
– Вот. Тот же бизнес. Это чтобы окупить первоначальные вложения.
– Стой. Забудь про контрибуцию. Иногда ее и брать бывает не с кого. Хм… Вот! Война ведется, чтобы получить власть над мирным населением противника.
– И зачем тебе эта власть? – вкрадчиво поинтересовался Ханчи.
– Чтобы собирать.., – Шакнар осекся. – Ах ты, гнойная отрыжка! Чуть не поймал меня! Стоп!!! Я понял! Война ведется для того, чтобы присоединить земли врага к своим территориям. Съел?
– Это если ты собираешься туда переселить собственный народ. Только в этом случае. А Калимдор готов обосноваться в эльфийских лесах?
– Мы не променяем свои предгорья ни на одно место в мире.
– Может Нургай попробует их обжить?
– Они – кочевники. Сам знаешь.
– Понятное дело. Для любого народа нет ничего краше Родины. Так? Конечно, так! Тогда на кой, скажи, тебе земли эльфов?
–Ну, земля производит различные дары.
– Угу. Дары. Товар. Деньги. Вот мы опять вернулись к деньгам. Будешь еще спорить?
– Да чтоб тебе рожу чирьи вздули! Плевать мне на все расчеты. Просто мы правы, а они – нет! Мы – хорошие, они – плохие.
– Ставлю сто цехинов на то, что на другой стороне думают точно так же!
Шакнар сердито отвернулся. Ханчи бросил на него сочувственный взгляд, а потом достал из торбы гоблинскую лепешку–завертыш с начинкой из требухи, разломил и протянул орку половину. Шакнар со вздохом взял еду, поднес к морде Халы, но пума даже не открыла глаза. Лишь ее бок под одеялом вздымался от прерывистого дыхания.
– Как считаешь, долго нам еще ползти по этим перевалам?
Ханчи с усилием протолкнул внутрь откушенный кусок и ткнул черным от засохшей земли пальцем в направлении утеса, что преграждал им путь.
– Посмотрим, что находится вон за той горой. Важно, чтобы Юкагир держал направление. Может тогда и дойдем.
Шакнар осторожно придвинулся к горячему боку Халы и стал укладываться на ночлег. От жара металлической болванки снег вокруг стаял в жирную грязь. Ветер понемногу превратился из воющего волка в негромко ворчащего пса. Льдистые снежинки уже не метались над их головами, а тихонько падали на плечи.
– Держись, Хала, – тихо попросил Шакнар, чуть коснувшись губами ее палевой шерсти. Он немного еще посмотрел, как поднимается и опадает войлочная накидка на ее израненном теле, а потом положил голову на свой походный мешок.
На следующий день они перевалили за еще один горный хребет и им открылась зеленая долина у его подножия. Они различили в ней рощи, увидели полосато распаханные поля, а еще дальше глазастый Юкагир рассмотрел город. Строения в нем были сложены из тесаного камня и лепились густо друг к другу. Несмотря на то, что до обжитых мест было еще больше дня пути, им показалось, что в воздухе повеяло домашним теплом и запахами очага. Шакнар почувствовал, что внутри все дрожит, словно натянутая тетива лука. Глаза застилала пелена. Ханчи фамильярно хлопнул по плечу бывшего командира и радостно воскликнул:
– Бегенч! Слышишь? Это – Бегенч!!!
– Тихо! – шикнул на него «Жизнь в сапогах». – Вдруг лавина?
Гоблин испуганно втянул голову в плечи. Но лавины по счастью не случилось.