99 дней после моей смерти.

Глава 5.

— Не знаю. Можно оправдаться головной болью, но голова у меня болит почти всегда, так что… Наверное, болела особенно сильно. Может, дело было в годовщине смерти братьев и Генри — одна дата на всех… Может, в том, что утром меня накрутила мама по телефону. Я не знаю. Урок я вынесла, шеф успокоился, все улеглось.

Она не заметила, как села рядом с мужчиной.

— Вы часто видитесь с родителями? — спросил Холмс.

— А Вы? — вопросом на вопрос ответила Фицрой.

— Стараюсь по возможности избегать встреч.

— Почему?

— Не хочу ненужных вопросов и ожиданий. Стараюсь честно отрабатывать сыновний долг в общественных местах и на праздники, но не хочу подолгу слушать нравоучения и терпеть вмешательство в личную жизнь.

— В каком смысле?

— Матери все одинаковые, — вздохнул Холмс. — Ждут, когда дети предоставят на смотринах спутниц или спутников жизни, осчастливят внуками…

— А Вы?..

— Нет. И не уверен, что в принципе мне это нужно. Некоторые не созданы для брака и отцовства. Шерлоку повезло, мамуля обращается с ним, как с хрустальной вазой, просит только беречь себя, а девушки, секс, дети… У него никогда не было девушки и вряд ли будет. Они его не интересуют, пока живые.

— Мужчины?

— Нет. Он любит говорить, что женат на работе и хранит жене верность.

— Значит, все внимание направлено на Вас?

— Увы. Тут не работают никакие методы дипломатии. Мамуля вызывает у меня головную боль безо всяких способностей.

Фицрой горько усмехнулась.

— Моим родителям пришлось хуже. Отец ушел с головой в работу, а мама устроила мне гиперопеку. Я понимаю ее, она желает мне добра, волнуется, но… Она заговорила о том, что мне нужно думать о будущем, жить дальше через полгода после смерти Генри, как будто я должна была перестать думать о нем и начать жить по какому-то расписанию. Тогда был первый скандал, тогда отец просто вышел из дома и ушел проветриться на улицу, тогда были крики, слезы, упреки — все то, что делает мать, когда понимает, что дочь не хочет жить по ее плану.

— Ваша мама потеряла двух сыновей.

— А я лишилась двух братьев и мужа. Любимых братьев и любимого мужа, Майкрофт. Тогда я сказала, а что она бы чувствовала, лишившись мужа? Стала бы сразу прыгать в койку к первому попавшемуся, чтобы только жить дальше?

— Жестоко.

— Наверное. Но она меня не слушала. Дала пощечину и разрыдалась. А я ушла. А потом все стало еще сложнее. Каждый звонок она начинала с тонкого намека на то, что мне бы нужно навестить ее и папу, устроить семейный ужин в ресторане, а заодно познакомиться с чудесным мужчиной, сыном ее подруги или коллегой отца — да не важно. Она готова была сватать меня хоть фонарному столбу, только бы я была под боком. В ход шло все — от лести до тяжелой техники, когда она жаловалась, что я работаю в ужасном месте, постоянно рискую жизнью, а в конце могу остаться одна в пустой квартире с десятком кошек и кончить жизнь в доме для престарелых.

— Ваша мама хотела, чтобы Вы не остались в одиночестве. Ее тоже можно понять.

— Можно. И я ее понимаю, но… Я не предмет мебели, чтобы меня двигать с места на место по фен-шую. Я люблю свою работу, свои принципы и устои, в конце концов, ее сыновья и зять тоже рисковали жизнью, так что не так со мной? Потому что я теперь единственный живой ребенок и мне срочно нужно обзавестись десятком детей для продолжения рода? А как же мои желания? Как же мои интересы? Как же моя жизнь? Да и кто в здравом уме свяжет судьбу с телекинетиком-эхолокатором? А одной растить детей я морально не готова. Я вообще не готова нести ответственность за детей, которым могут передаться мои способности. Мама хочет идеальную картинку, но я знаю, я помню, как она постоянно плакала, когда у меня начались все эти… способности.

— Ваш муж не хотел детей?

— Генри был слишком ответственным за мою жизнь и жизнь других. Он не хотел оставить меня вдовой и матерью-одиночкой. Что ж… повезло хотя бы стать просто вдовой. Я бы сорвалась, если бы на руках был еще и ребенок.

Холмс взглянул на нее.

— Вы молодая привлекательная женщина, — произнес он. — Вы…

— Хоть Вы не давите, Майкрофт, — Фицрой сгорбилась и закрыла лицо ладонями. — Хватит с меня и интрижек на раз, — пробормотала она глухо, а когда разогнулась, добавила: — Вряд ли будет кто-то, кто бы доверял мне так, как трое близких мужчин в моей жизни. И вряд ли будет тот, кому я бы могла так доверять, как им.

— Трое? — уточнил Холмс.

Фицрой опрокинулась на кровать. Рубашка задралась, обнажив бедра и белый шрам на правом. Будь Холмс чуть менее джентльменом, он бы вряд ли выдержал такое соблазнительное зрелище.

— Джош… — она потерла щеки ладонями. — Он был всегда чуть в стороне. Мы старались не слишком углубляться в то, что со мной делали в Канаде, что со мной не так и вообще. Питер его игнорировал, мама старалась отмалчиваться на все вопросы о моем состоянии, папа наверняка что-то говорил, но Джош почти никогда ничего не спрашивал у меня, как будто даже не был в курсе всего того, что с его сестрой происходит. Поэтому да, по-настоящему близких мне мужчин было трое, с одним из которых у меня были исключительно родственные сестринские отношения.

Холмс не стал спрашивать, какие же были с Дойлом. Она и так сказала.

— А родители?

— Про мать я уже сказала, а отец старался держать семью на плаву, не дать просочиться ненужной информации не в те руки и уши, чтобы не лишиться работы и не сломать карьеру. В среде юристов, среди видных адвокатов репутация — это все. Если бы хоть кто узнал о том, что не так с дочерью старшего партнера крупной фирмы, начался бы отток клиентов, а это деньги. Мы варились в собственном соку и были под надежным крылом Управления. Доннер… — Фицрой сглотнула. — Я не разозлилась, я испугалась, Майкрофт. Не за себя — за отца и мать. Если всплывет хоть слово о том, кто я и что со мной, если узнают в Бостоне, отец лишится всего, а мать этого просто не переживет. Одно дело иметь сына-вундеркинда, другое — дочь, полуправляемого телекинетика, способного взорвать здание, перенервничав. Мне не нужна слава буйного психа и не нужно повышенное внимание ни правительства Штатов, ни Англии, ни военных структур, так что…

— Я понимаю, — заверил Холмс.

— Нет, — спокойно парировала Фицрой, после чего встала с кровати. — Я руководствуюсь законом и выполняю свою работу копа, я не хочу никому причинять вред, но если хоть где-то хоть кто-то услышит или произнесет хоть слово о том, что я могу, если это навредит моей семье, угадайте, с кем я захочу побеседовать в первую очередь и чем это кончится?

Холмс не стал вставать, глядя на нее снизу вверх.

В ней говорил не только страх или желание угрожать пустыми обещаниями. О, нет. Люди, имевшие власть, деньги, связи обычно не угрожали, а предупреждали, а если и угрожали, то открыто, без экивоков — с пушками наперевес и ломанием пальцев, простой коп полиции Лондона всего лишь просила быть благоразумным, гарантируя в случае утечки информации то, на фоне чего блекла даже деятельность мексиканских наркоторговцев.

— Вы мне не доверяете, я это понимаю, но что бы я ни обещал, какое бы слово ни дал, Вы не начнете мне доверять больше.

— Больше? — Фицрой прищурила глаза. — Так Вы в самом деле не понимаете, во что играете? Слушайте, Майкрофт, я понимаю, мне до Вашего интеллекта далеко, но я не настолько идиотка, так почему Вы до сих пор играете роль внимательного слушателя, терпеливого наставника и… не знаю уж, кого еще?

Майкрофт приоткрыл рот, чтобы возразить, но понял, что его план полностью провалился.

— Венди, послушайте…

— Это Вы послушайте, Холмс, — в его грудь ткнулся указательный палец, а тон голоса женщины зазвенел статью. — Доверие между Дойлом и мной было основано на терпении и понимании того, что из себя представляет мой дар. Дойл никогда, ни разу не надавил на меня, не угрожал, не устраивал проверки стрессом, а если понимал, что я готова была сорваться, прекращал эксперимент и… Да к черту все! — рявкнула она в лицо вздрогнувшего мужчины. — Думаете, Вы узнали обо мне хоть что-то новое после того, как запустили лапы в мою квартиру, мою семью, вытащили на свет все мое досье, которое вел Дойл, узнали все — от моего любимого цвета до позы в сексе, а потом рассчитывали сыграть на моей женской наивности, подыгрывая мне в милых рассказах о прошлом? Вы знали все о том, что было между мной и Дойлом, Вы сходу можете назвать каждую песню, что играла на моей с Генри свадьбе, Вы давно знаете о том, что говорила мне мама и какое последнее дело вел отец, так что нужно ли было делать заинтересованное лицо, когда я рассказывала о том, откуда у меня шрам от пули? Вы бы, если б я спросила, назвали мне имя, вес, рост и национальность любого человека из того моего дела вместе с приговором суда. До какой же степени лицемерия Вы готовы были идти, чтобы только вовлечь меня в свои грязные дела? И, господи же боже, в какую дрянь Вы втянули Доннер? Сидеть! — рявкнула она, когда Холмс шевельнулся, ощутив, как грудь начало сдавливать, а из легких как будто начали выкачивать воздух.

— Венди, послушайте… — еле выдохнул он, схватив себя за горло.

— Милые сказки Вы рассказываете по ночам, — продолжила Фицрой, убрав палец. — А вот моя сказка перед тем, как Вы уснете — не смейте играть со мной, потому что, клянусь, если папа пришлет мне очередную смс, где напишет, что на фирме и около дома крутились какие-то подозрительные типчики, явно ведя наблюдение за ним и мамой, Вы об этом сильно пожалеете. Оставьте мою семью в покое или я займусь Вашей, а начну с Вашего крайне назойливого брата. Вы не теряли родных, Вы даже не представляете, как это пережить. Могу дать шанс узнать, если не уберете своих ищеек даже от моей рыбки дома.

— Ве… нди… — прохрипел Холмс, почти теряя сознание от удушья. — Вы не…

Пристальный, удерживающий Холмса взгляд женщины прервался, когда она отвернулась и быстро вышла из спальни.

Первое, что Холмс сделал на автомате, отдышавшись — потянулся к тумбочке, где хранил пистолет, но тут же передумал.

Эхолокация вряд ли имела место быть. Холмс действительно распорядился узнать о Фицрой буквально все, но не ожидал допустить крупную ошибку — не отследить и не перехватить смс от ее отца, в прошлом спецназовца с наметанным глазом на слежку.

Детектив знала обо всем, буквально о каждом шаге против себя и вела свою игру на чужом поле, причем вела блестяще, но не стала затягивать ее, поняв, что противник будет блефовать и дальше.

Нужно было предупредить Доннер о том, что нужно было сказать ради установления мира между ним и Фицрой, но он упустил и этот момент.

В итоге он имел крайне разгневанного телекинетика-эхолокатора чуть не убившего его, основание для ремонта в доме и ноль идей о том, как объяснить рассерженной женщине правду о том, почему эта игра вообще велась, ради чего и почему Холмс просто не мог открыть всех карт сразу.

Нужно было срочно что-то предпринять.

— Мистер Холмс, детектив Фицрой покинула дом, — раздался по рации голос одного из охранников дома.

И сразу другой по другой рации: — Мистер Холмс, настоятельно рекомендую покинуть дом. Под домом формируется геомагнитная аномалия. Все приборы зашкаливает. Над домом формируется грозовой фронт. Мистер Холмс, Вы меня слышите? Уходите немедленно!

Холмс дотянулся до раций.

— Джон, отпустите детектива Фицрой, — приказал он по одной. — Доктор Стоун, принято. Выхожу.

Быстро одевшись и обувшись, Холмс выбежал из дома и присоединился к Стоун, сжимавшей в руках какие-то приборы и попеременно смотревшей то на них, то на то, что творилось с домом.

— Это она? — коротко спросила Стоун. — Не знаю, что Вы сделали, но игры кончились, мистер Холмс, — сухо сказала она. — Вы знаете, на что это похоже и чем может грозить.

Холмс зачарованно и с долей страха взглянул на свой дом, окутанный темной дымкой и сполохами разноцветных нитей-энергий. Последний раз он видел такое внутри, пожалуй, самого странного и страшного артефакта, какое только было в Управлении. И это несло только смерть и множество проблем.

Если Фицрой каким-то образом вызвала этот феномен с обычным домом, что она могла бы сделать с самими артефактами?

— Это надолго? — спросил он Стоун.

— Сейчас пропадет, — пообещала женщина. — Мистер Холмс, Вы понимаете, что она сделала?

Холмс в ответ только кивнул.

Слова были излишни. Фицрой была не просто опасна для других, она была опасна для себя самой, но пока еще не отдавала себе отчет, в чем именно.

Голова раскалывалась с такой силой, что Фицрой даже сделала передышку, чтобы отдышаться.

Она только что чуть не убила Холмса! Этого политикана с елейной улыбочкой и мерзкими мыслишками!

Навалился не просто страх — дикий ужас, когда она за несколько минут собралась в свою одежду, пусть и здорово потрепанную, наброшенную прямо на рубашку самого Холмса, обулась и вылетела вон из дома, побежав прочь от этого места, даже не оглядываясь. Вот теперь у нее точно начнутся неприятности на работе, а отец потеряет свою.

О чем она думала, когда угрожала этому чертовому Холмсу? Да что он вцепился в нее, как клещ? Почему так и не озвучил требований? Зачем ему понадобилось так близко подходить к ней и втираться в доверие, если он наверняка не раз читал ее досье и мог бы с первого раза понять, что она никогда не доверится ни одному человеку в принципе?

Да и кому было доверять теперь? Отец почти закрылся, пытаясь справиться с потерей сыновей, мать думала только о себе, старший брат когда-то давно решил стать не только защитником страны, но и сестры, перерезав все нити помощи, ведущие к Управлению, когда не стало ее куратора, младший брат и вовсе знал лишь часть того, что творилось в семье, а муж… даже с мужем было не все ладно, но он погиб, как и братья, а о мертвых было не принято говорить плохо. Генри был любимым мужем, он должен был им и оставаться несмотря ни на что, даже на свою смерть.

Фицрой очнулась от воспоминаний, глядя на папку Пирса.

После ее побега и почти покушения на жизнь Холмса, оставалось только оглядываться каждый раз, даже ступая по полу у себя дома, но Холмс просто исчез, растворился в делах, напомнив о себе только смс, где сообщал хорошую новость о том, что именно в тот день, когда Фицрой его чуть не убила, детектив-инспектор Грегори Лестрейд пришел в себя, очнувшись от комы в больнице Штатов.

Совпадение или нет, Фицрой было наплевать. Ее судьба приближалась к логичному завершению в офисе Ярда. Возможно, что конец ждал и всю ее деятельность, как копа.

Но Холмс не установил слежку, отец тоже при звонке домой сказал, что все тихо и спокойно, поинтересовался работой дочери и лишь мягко укорил, что та давно не была дома, что мама скучает и хочет увидеться.

В принципе, не так и плохо, если не вспоминать о том, что она могла задушить политика, фактически, британское правительство.

И вот теперь, спустя месяц, жизнь детектива по-прежнему была спокойной и ровной, если не считать зачастившего с визитами вежливости Холмса-младшего.

Она встала и прошлась по кабинету, массируя виски, а когда остановилась, заметила валяющийся под ее столом кусок бумаги, который оказался не бумагой, а старой полароидной моментальной фотографией, когда она подняла его.

На снимке были еле видны какие-то размытые сооружения, как будто фотограф то ли специально, то ли случайно оставил снимок на свету и долго его там держал.

Только нечеткие формы того, что Фицрой откуда-то знала, никогда в жизни не видя в реальности.

Голова как-то резко перестала болеть.

— Салли, — Фицрой открыла дверь своего кабинета и вышла в общий зал, подойдя к Донован, — Холмс уже ушел?

— Эй, кто-нибудь видел психа? — громко спросила полицейских Салли. На дружный отрицательный ответ она только развела руками. — Кажется, ушел. А что?

— Ничего, — нахмурилась Фицрой, обведя глазами собравшихся — никто на нее особо не смотрел, все были заняты делами, кто-то шепотом выяснял отношения с женами, кто-то просил учителя математики встретиться после работы, чтобы обсудить оценки сына, кто-то искал информацию по базе данных.

— Задержать его? — с надеждой спросила Салли, уже потянувшись к телефону.

— Нет, — качнула головой Фицрой. — Все нормально, работай.

— Э… Вы не против пообедать вместе?

— Не против.

На рассеянный ответ снова привычно задумавшегося начальства Салли поджала губы и уткнулась в монитор компьютера.

Начальница старалась не есть на работе, могла за целый день обходиться этими своими энергетиками, хотя, как бы признала Салли, энергии у нее и правда было хоть отбавляй. Зато после работы она уже не торчала на работе, а шла со всеми в бар или паб пропустить по безалкогольному коктейлю и просто поболтать ни о чем, впрочем, не касаясь личной жизни и прошлого, о котором офис хоть и знал, но старался тактично держать язык за зубами. Личная жизнь всегда была предметом пересуд у всех людей, но молодую вдову военного офицера и сестру двух погибших братьев-солдат старались не трогать даже между собой, гадая, как же женщина теперь справляется с таким адом, почему даже ни на кого из мужчин не смотрит и почему на вопрос-флирт о том, как бы вместе выпить кофе, ответит неизменным отказом.

— Шеф, — Салли снова сунулась в кабинет начальства, когда часы показывали хорошо за полдень.

— Да? — Фицрой подняла голову от бумаг, одновременно выпустив изо рта соломинку, через которую пила очередной энергетик.

— Идете на обед? — безо всякой надежды предложила Салли.

— Да, — Фицрой одним глотком допила свой напиток, бросила в урну банку и накинула куртку на плечи.

— Вы какая-то задумчивая, — заметила Салли, когда обе женщины уже сидели в ближайшем кафе.

— Есть немного, — согласилась Фицрой, помешивая слишком горячий куриный суп ложкой. — Пирс не идет из головы.

Салли отвела глаза, тыкая вилкой в рыбу с картошкой.

У нее у самой душа была не на месте из-за того, что правительство делало с ветеранами, но что мог сделать простой коп?

— Думаю, он справится, — произнесла она, слабо в это веря.

— Справится, — поддержала Фицрой задумчиво. — Так… — встрепенулась она. — Насчет Лестрейда. Может, нужно как-то поздравить его, когда вернется? Может, устроить вечеринку после работы?

— Хорошая идея, — наконец-то улыбнулась Салли. — Уже знаете, когда он вернется? Есть новости.

— Ди-си-ай сказал, что отлежится еще немного, придет в себя, врачи покопаются у него в голове, чтобы проверить, как там дела, пара недель и выйдет на работу.

— После комы? — уточнила Салли. — Всего пара недель?

— Я не знаю, — пожала плечами Фицрой. — Так сказал наш с тобой шеф. Врет, конечно. Минимум месяц на восстановление и больничный, а потом комиссия, то, се…

— Думаете, он может не пройти комиссию?

— Пройдет.

— Опять это Ваше видение будущего?

— Я не экстрасенс, а это просто большое желание.

— Чтобы он вернулся?

— Чтобы можно было сдать тебя и отдел.

Салли засмеялась, когда Фицрой тоже усмехнулась.

— А Вы тогда куда? Обратно в Манчестер?

— Вряд ли, — покачала головой Фицрой. — Может, оставят в отделе, может… не знаю… может, повысят до ди-си-ай? Что скажешь?

— Вместо нашего? Было бы неплохо, — поддержала Салли.

— Нет, наш никуда, вроде, не собирается, до пенсии ему далеко, а убрать его зад из кресла можно только тягачом.

Салли снова засмеялась.

— Я не в восторге, но он хотя бы слушает, когда есть какие-то проблемы. Ну, я хочу сказать, слушает-то, конечно, через раз, зато внимательно.

— И потом орет на визитеров, — покивала Фицрой, принявшись за суп. — Замечательный метод работы.

— А Вам в отделе нравится? И вообще в Лондоне — как Вам?

— Шумно, многолюдно, криминально. В Манчестере тоже не было тихо, но… там был знаком каждый камень на дороге, каждая собака, а здесь я как будто чужая — вроде и на месте, вроде и работу делаю, а ощущения единства с группой нет. Диммок смотрит так, как будто я одолжила у него пару сотен фунтов и никогда их не отдам, Кленс считает, что женщина — ди-ай перебор.

— Он старой закалки. На него никто не обращает внимания.

— А Стюарт?

— Он просто завидует. Ему сорок, а он до сих пор сержант.

— Ты тоже сержант.

— Но я-то младше, у меня все впереди, да я и не гонюсь за званиями. Тут мало просто поймать пару крупных рыб или обезвредить вооруженного бандита. Нужно дело на миллион, на миллиард, нужно поймать минимум крупную сделку по наркотикам или раскрыть поставку проституток из Украины.

Фицрой чуть не подавилась супом.

— Это тебе не Штаты с Мексикой — проституток и наркокортели ловить через день, — откашлявшись, сказала она. — Тут сплошь нелегалы-работяги, с них много не поимеешь на звездочку на погоны. Громкие убийства есть, но, слава богу, не настолько громкие.

— Да-а-а, — протянула Салли. — Тут для звания нужно расследование убийства минимум королевы.

Фицрой укоризненно покачала головой.

— Не болтала бы ты. Как там у тебя дела с Филом, кстати?

— Неплохо, — Салли погрустнела. — То есть… как может быть с женатым мужиком? Он спрашивал о Вас, кстати.

— В связи с чем?

— Просил посмотреть его будущее.

— Можешь передать, что жена его обчистит при возможном разводе.

— Да что с него брать-то?

— То же, что берет жена Лестрейда со своего теперь уже бывшего мужа.

Салли фыркнула и принялась за горячее.

Разговор перетек в обсуждение новинок моды.

Машина плавно припарковалась у бордюра, детектив вышла из нее и направилась к дому 221В.

После работы можно было заняться и своим личным делом, рассудила она, а это требовало визита к тому, кто оставил улику в ее кабинете.

— Да? — поинтересовалась миссис Хадсон, уже знакомая Фицрой по ее прежнему визиту к Холмсу-младшему.

— Добрый вечер, мэм, — поздоровалась Фицрой. — Могу я увидеть мистера Холмса?

— О, детектив Фицрой! — непонятно чему обрадовалась пожилая женщина. — Конечно-конечно, проходите, дорогая.

Фицрой переступила порог и услышала звуки мелодии, которую играли умелые руки на скрипке.

— Значит, он Вас предупредил о моем визите? — спросила она.

— Ну, что Вы! — воскликнула домовладелица. — Просто к нему так редко ходят девушки из полиции, способные его развеселить.

Весельем как-то не пахло, подумала Фицрой. Мелодия, конечно, была очень красивой, скрипач выводил такие переливы, что душа замирала, но ничего веселого в музыке не было. Это было что-то лирическое, протяжное, грустное, но безумно красивое и, кажется, созданное не для широкой публики.

— Мистер Холмс занят? — чуть ли не шепотом поинтересовалась Фицрой.

— Не-е-ет! — махнула на нее руками Хадсон. — Шерлок в прекрасном настроении, Вы поднимайтесь.

Дверь наверху лестницы и правда была открыта — Фицрой отметила эту особенность в прошлый свой визит, решив, что мужчины-квартиросъемщики и так народ странный, а когда они объединяются, видимо, окончательно сходят с ума. Впрочем, особо чего-то брать у них не было, а пистолет капитана Ватсона моментом остановил бы любого воришку, да и сама бдительная домовладелица едва ли пропустила бы хоть муху, реши она взлететь в квартиру наверху, но все-таки на взгляд детектива полиции Холмс и Ватсон были слишком уж беспечными — квартира в центре Лондона, где полно ворья, наркоманов и другого сброда, а тут открытая дверь.

Она поднялась по лестнице, стараясь не наступать на особо скрипучие ступеньки, и замерла в дверях, увидев исполнителя мелодии.

Холмс-младший стоял чуть боком к окну, закрыв глаза, и выглядел настолько сосредоточенно, увлекшись игрой на скрипке, что Фицрой даже на миг забыла, зачем зашла к нему.

Но музыка прервалась на высокой незавершенной ноте и Холмс обратил на гостью внимание.

— Детектив.

— Очень красиво, мистер Холмс, — от души похвалила его Фицрой, обратив внимание и на окна, и на его домашнюю одежду, на босые ноги, даже на каждую дырку на старой вытянутой линялой футболке под его шелковым халатом и на нож, которым были проткнуты пара писем на каминной полке.

Холмс кивнул, явно польщенный комплиментом и указал смычком на стол, видимо, решив таким образом пригласить гостью присоединиться и не топтаться в дверях.

— Я мог бы предложить Вам чаю, но знаю, что Вы откажетесь, — произнес Холмс, сложив скрипку и смычок в футляр и водрузив его на стол, забитый ворохом бумаг и картонных коробок.

— Можете предложить кофе, — пожала плечами Фицрой.

— Можете сделать себе самостоятельно и по вкусу, — благодушно разрешил Холмс, кивнув на кухню. — Вы все равно не будете пить, даже если я подам его сам.

— Вообще, да, — согласилась Фицрой. — Здоровая паранойя.

— Нездоровая паранойя, но это частности, — поправил Холмс. — Похищение, допросы, подкуп, угроза убийства и отравления… Интересная жизнь, детектив. Однако Вы пришли за ответами, так что не будем, как выражается Джон, тянуть кота за хвост. Это арки.

— Откуда они и что делают? — Фицрой не стала выполнять обязательное выступление по ненужным дополнительным вопросам, решив, что если Холмс так умен, с ним можно говорить сухо и сразу по делу.

— Хороший ход, — похвалил Холмс, подняв из вороха бумаг шахматную доску. — Играете?

— Уже нет, раньше играла, — ответила Фицрой. — Так что за арки и в чем их суть?

— Неправильно поставленный второй вопрос, — Холмс поставил доску обратно и даже прикрыл бумажками и газетами. — Не в чем, а где.

— Где суть или где находятся арки?

— То и другое. И Вы уже знаете, где они.

— В Управлении? В Архиве?

— Именно так. Надежно опечатанные, охраняемые, отключенные от всех приборов, но подключенные к камерам слежения, чтобы контролировать их активность, которая, впрочем, не проявлялась с самого последнего момента пользования одной из арок, а возможно, обеими сразу.

— А Вы это знаете, потому что…

— Я не член группы, если Вы хотели спросить об этом.

— Член правления?

— Предпочитаю обходиться собственным умом и не лезть в паранормальные дела, детектив. У меня есть… был пропуск.

— В Архив или дом брата, где можно было взять его?

— В доме Майкрофта мне делать нечего, там пусто и уныло, а Архив слишком далеко. Ближе файлы, которые можно взломать, если знать, в какое слабое место бить.

— Разве документация не была строго засекречена?

— И охранялась намного лучше военного объекта в Дартмуре, если Вы в курсе историй в блоге Джона.

— Я знаю о существовании этих арок, знаю, хоть и весьма приблизительно, то, что они делают, хотя это больше похоже на фантастику, чем на реальность.

— И это говорит человек с телекинетическими и эхолокационными способностями?

— Это другое.

Холмс оглядел ее с головы до ног и обратно, и пожал плечами.

— Как скажете.

Фицрой даже усмехнулась смене ролей. На ее территории она могла подтрунивать над Холмсом, на своей вел он.

— Вы хотите помочь? — поинтересовалась она.

— А Вы примете помощь? — вопросом на вопрос ответил Холмс.

— От Вас?

— А есть разница, кто ее предлагает?

— Допустим.

Холмс замер у окна, глядя на улицу.

— Вы без боязни взяли чашку из рук Джона, так же без опасений пьете кофе, который приносит Донован, Вы едите в присутствии Майкрофта и даже сегодня в кафе Вас не смутило то, что Вы не видели, кто и из чего готовил Ваш суп. Почему тогда такая настороженность в том, что предлагаю я? Только из-за того, что я брат человека, который, опять же выражаясь языком Джона, вешает Вам лапшу на уши и при этом занимается с Вами сексом?

Он оглянулся, но разочаровался в реакции женщины.

Она не смутилась, не начала оскорблять его или указывать ему на место. Она только пожала плечами.

— Как Вы сказали, нездоровая паранойя. Хорошо быть под крылом любящего старшего брата, который в случае чего отведет от Вашего виска заряженный пистолет, подстрахует, протянет руку помощи и найдет любого врача, чтобы вернуть Вам мозги на место, мне такого счастья не дано. Вы гений, мистер Холмс, Ваш разум, мышление, способность аналитика блестящи, но на случай дури Ваш тыл всегда надежно прикрыт братом, я справляюсь самостоятельно, хотя у меня способности человека, превосходящие даже Ваши. Без обид.

— Без обид, — дернул нижней губой Холмс, в самом деле немного обидевшись.

— И лишь поэтому я стараюсь не просто не есть с рук и не кусать эту руку, но и вообще не приближаться к руке с едой, которая может быть для меня опасной, — закончила Фицрой.

— В чем отличие незнакомца от уже знакомого человека? — неожиданно спросил Холмс.

— В том, что, представившись, незнакомец перестает быть незнакомцем. К чему Вы ведете?

— К тому, что Вы доверяете узкому кругу людей, но это я понять могу. Мне не понятно, как Вы, с Вашими способностями читать мысли…

— Я не телепат. Я не читаю мысли, я считываю намерения.

— Простите. Конечно. Итак, как Вы, способная считывать намерения о том, что Ваша еда может быть отравленной, не доверяете даже мне?

Холмс глазами указала на заставленный пробирками и ретортами кухонный стол.

— Цианид, кислота, щелочь, крысиный яд, даже глазные капли — перечислять можно бесконечно. Вы химик, а мой дар не рубильник, чтобы его включать и выключать. Я как Халк.

— Как кто?

— Большой, зеленый… из комиксов… ученый… Нет? Ладно, забудьте.

— Уже забыл.

— Вы анализируете каждый жест гостя, можете назвать профессию по волоску или мозоли, что ел, где спал или с кем спал Ваш гость, Вы это можете выключить по желанию, а я — нет. Вы аналитик, а я живу в мире нескончаемого шума, который издает каждый человек каждым действием или намерением. Возможно, это ближе к телепатии, но тогда я бы слышала, что думают люди, о чем, узнала бы все грязные мыслишки и ловила бы убийц еще быстрее, но нет, я считываю информацию как с листа, как из базы данных… скажем, планеты.

— Информационное поле Земли?

— Вам это не нравится?

Холмс дернул плечом.

— И что с Вами будет, если однажды Вы лишитесь этих способностей?

— Я стану свободной от бесконечной головной боли.

— Обычной? Обычной, серой, невзрачной женщиной-полицейским, которая будет смотреть на картину убийства и ничего не замечать?

— Возможно. А возможно, мне поможет многолетний опыт по раскрытию преступлений. Может, гением, знающим двадцать языков…

— Двадцать?

— Исключительно для баловства. В общем, даже если я не смогу и монетку сдвинуть или прочитать место преступления, я все-таки буду опытным копом. Почему Вас так это интересует? Думаете, если я эхолокатор, я не коп, а фальшивка?

Предположение ударило точно в цель.

Холмс приподнял подбородок.

— Лондон — мой город, детектив, — заявил он. — И Вы не желаете сотрудничать. Боюсь, нам уже тесно.

— Кому? — удивилась Фицрой. — Вам, Вашему брату, Мориарти и мне?