Формула любви. Книга II

Часть 2 / 2

«Я проснулся на рассвете, когда солнце только-только зарядило далекие холмы алым. Да что там проснулся – очнулся, совершенно не разбирая кто я и где я, и почему сейчас нахожусь в своей малогабаритной машине. Протер глаза, ощутил едкий привкус мышиных хвостов во рту. Сплюнуть бы горькую слюну, но совершенно нет сил подняться. Я был разбит – болело все от макушки головы до кончиков пальцев на ногах. Я потянулся, чтобы хоть как-то прогнать эту болезненную ломку всего организма.

Нагретые сидения призывали к дальнейшему сну, но солнце скользило вверх по дуге, пробуждая. Как красиво! Пожалуй, именно эта мысль призвала меня хоть что-то сделать. И я, сквозь плохо продранные веки продолжал смотреть на великолепный восход. Он подтолкнул меня к мысли.

Еще немного покрутившись, кажется, уже не заснуть, я откинул куртку, которой был накрыт и поднялся на локте. Бесконечные прерии, в которых я застрял, играли свою игру. И что в них было такого?

Еще чуть-чуть, я потянулся и приоткрыл дверь, чтобы выветрить удушливый сон. Холодный, утренний воздух мигом ворвался в салон и мурашками пошел по коже. Бррррр… я тут же продрог. Надо немного размять ноги.

Я вылез из машины, обошел ее вокруг, спустился в кювет, чтобы совершить утренний моцион (прости меня за подробности).

На дороге – ни души, но корни моих предков требуют этого. Интеллигенция у меня в крови. Моя европейская сущность – прадед Анджей был из Европы, или его отец был из Европы – мой прапрадед, из Польши, кажется. Мама рассказывала когда-то, я точно не помню. А во время войны, той злой, самой страшной, они эмигрировали в Америку, найдя спасение. Тогда многие искали его, но не всем повезло. Немецкие лагеря смерти работали на износ. Да я и рад, что моя семья нашла свое пристанище, могло бы быть гораздо хуже.

Монро. Саймон Монро. Я с гордостью ношу нашу фамилию, хотя вроде бы и не прославилась ничем. Диана Монро – моя фамилия тебе идет. А как ты считаешь?

Ведь я ничего не знаю о тебе. Ничего! С той самой минуты, когда отправился этот путь. И тогда не знал. Кто-то, может быть, пролистнет ленту в f*******:, чтобы хотя бы на мгновение, хоть на долю секунды соприкоснуться с близкой душой, узнать о ней крохи той биографии, которую можно выложить на всеобщее обозрение, той, ненастоящей жизни. Я же не сделал и этого – вполне осознанно. Не хотел, не хотел узнавать о тебе ничего нового. Для меня – холодный душ, слишком отрезвляющий. Для меня ты, моя Диана, остаешься все той же неразгаданной, какой была все десять долгих лет. Я словно вышел из заключения – вокруг меня мельтешит новая жизнь, а я такой же старый, как был уже тогда. И все так же мечтаю вернуться к своему горячему камину.

Я понимаю, и принимаю, что ты изменилась – а как же иначе, иначе нельзя. Но ловлю себя на мысли о том, что я ни на миг не изменился. Все также чувствую себя молодым, тридцатилетним. А ведь время делает свое дело. И даже в зеркале, порой, не узнаю себя по утрам. Себя того, который в него смотрится. Так бы и остался на берегу моей молодости, бесшабашной, неутомимой и неумолимой, которая вместе со мной навсегда.

А что на самом деле? Вот это кислое, прогорклое лицо, которое смотрит на меня сейчас в зеркало заднего вида, почесывая трехдневную небритость? И серебристые волоски, которые проглядывают сквозь темную шевелюру. Ну неужели это все я?

Прости меня. В который раз я каюсь. И что такого? Постарел, обрюзг, что-то постоянно пишу на клочках бумаги и аккуратно складываю в большой желтый конверт – мое старческое чтиво, о котором ты наверняка не узнаешь.

А знаешь, как бы я хотел? Я расскажу. Мои мечты, которым вряд ли суждено сбыться.

Дом, большой дом в два этажа. Гостиная на первом и спальни на втором. Уже вечер, и включены ночники – аккуратные торшеры с большими головами, приглушающими открытый свет. И наши дети – мальчик и девочка. Почему-то именно так. Как бы мы назвали их? Может, Ник и Алиса? Я просто предлагаю. Конечно, в нашем доме хозяйка ты и сама вправе выбирать имена наших детей – я оставлю это тебе.

И все же, в тусклом свете ночника Алиса играет на детском коврике с куклами, кормит их вечерней кашей, а Ник - озорной и громогласный мальчишка уже угомонился и требует сказку. Но его глаза сами закрываются – слишком много приключений за день. Я же удобно расположился в кресле, перевернул еще одну страницу книги и читаю. Под мой голос малыш засыпает, отправившись навстречу новым приключениям, а Алиса смотрит на меня, открыв рот. Ей бы тоже поспать, но она уверяет, что не хочет. Так и засыпает, положив голову на пластикового пупса, который оказался тут очень кстати…

А дальше… дальше я не придумал. Наверное, додумаю вместе с тобой, о том нашем будущем, которое может случиться. Я искренне верю в то, что оно есть. Иначе, все, что случилось со мной за все последние дни лишь пустышка, моя придуманная фантазия, которая не стоит и гроша.

Я потянулся. Солнце уже взошло над горизонтом, накрыв ближайшие холмы утренней позолотой.

Я справедливо понимаю, если я не буду мечтать – я не буду жить. Хотя бы в этом моя отдушина. Дай же мне шанс прожить жизнь с тобой, моя любовь! Не зря же я выехал на эту дорогу. Мне надо спешить, иначе имена твоих детей будет выбирать кто-то другой. А я бы не хотел. Поверь мне!

Я посылаю сигналы во Вселенную, где они могут найти тебя. А я, по их отражениям, найду тебя. Впрочем, надо досыпать, иначе все, сто скрывается в этих строках – только бред моего воспаленного сознания. Я и так слишком много сказал, чего не следует, как какой-то пропойца, открывающий душу первому встречному, а поутру потерявшийся в хмельном угаре.

Я открыл дверь моего Chevrolet и вновь откинулся на кресле, прикрывшись курткой. Свежесть утра задала бодрости, но глаза слипались. «Раз-два-три», - только успел посчитать я, и сон вновь накрыл меня пеленой, не оставив шанса на быстрое пробуждение».

Так мы и продолжали падать в абсолютной темноте. Диана держала меня за руку и хотя бы поэтому не было страшно. Сколько там еще осталось? Не разглядеть ничего. Наверное, так себя чувствует студент на зачете – неизвестно, какие ловушки приготовил преподаватель, и сколько еще будет мучить его.

Честно говоря, я уже изнемогал от неистового чувства скуки и бесконечного падения. Что за черная труба, которой конца и края нет?

Я попытался дотянуться до стенки колодца, но только лишь хватал пустоту рукой.

- Что за место такое?

Диана молчала.

Куда нас все время несет? Главное выбраться, а там уже будет понятно. Страшнее, когда впереди неизвестность.

- Диана!

- Да.

- Ничего. Просто хотел услышать твой голос.

- Это вряд ли нам поможет.

- Хотя бы поможет мне.

- Хорошо, если ты так думаешь.

Что же дальше? Я все время пытался представить наше падение. Что дальше будет? Чем закончится? Но вряд ли можно тешить себя какими-то мыслями. Кромешная тьма и ни намека на ее окончание.

- Я бы все отдал, чтобы узнать, что там внизу. – Я опять попытался завязать разговор.

- С твоей тягой к саморазрушению я даже боюсь представить. – Я услышал, как она улыбается. Но, конечно, она была в чем-то права.

- Нет, правда, - мне захотелось выплеснуть весь мой накопившийся страх из себя. Чтобы его не было во мне, чтобы его больше не оставалось. – Может быть, именно там есть все то, о чем мы мечтали на той вершине? – Мои слова разносились эхом. Ну, хотя бы кто-то третий, кроме нас. Гнетущая тишина порядком надоела.

- Не обольщайся. – Диана, как всегда, все расставила по своим местам. – Сомнительное удовольствие.

Ничего кроме неизвестности, и она права. Очередная ловушка, которая так гостеприимно раскрыла для нас дверь к еще одному испытанию. Ни больше, ни меньше.

А я, как всегда, поддавшись своим мечтам, уже напридумывал себе всякого. Даже в темном колодце, ведущем в неизвестные миры. Способность моего ума находить во всем положительные моменты. Что здесь? Мы все еще вместе. Неизвестно, правда, надолго ли. Кропотливая работа, которой столько предшествовало. Но ведь этого не отнять. Пока не отнять, точно. А значит, время еще есть.

- Знаешь, я думал, такого никогда не будет.

- Чего такого? – Она удивилась.

- Ну… - я помедлил. – Нас с тобой.

- Или ты сошел с ума, или действительно псих. – Констатировала она.

- А, может, романтик? – Конечно, не очень уместное сочетание с тем, что происходит.

- То есть так ты представляешь романтику? Мне она казалась несколько иной – цветы, шампанское, свечи, лепестки роз, даже ванна с пеной и та сойдет. Но вот это?

- Есть рестораны, где все едят в полной темноте. – Я было попытался оправдаться.

- Ты слышишь себя? – Она одернула меня. – Рестораны. Где все едят. В полной темноте. Только мы – в полной темноте. И все, больше ничего вокруг. Даже еды. Даже одежды. И вряд ли все вокруг можно назвать приятным местом.

И вдруг, в какую-то секунду, наше падение ускорилось. Мы почувствовали это одновременно. Только что мы парили, медленно спускаясь, а теперь ветер засвистел в ушах.

- Смотри! – Закричала Диана, почти взвизгнула от страха, пытаясь перекричать назойливый шум ветра.

Я посмотрел вниз. Всполохи молний – белые, розовые голубые – расчерчивали пространство далеко под нами. Словно буря, оставшаяся наверху, вдруг догнала нас. Обогнала, нашла более короткую дорогу и оказалась на месте прибытия раньше. С каждой секундой она приближалась, не давая нам никакого шанса не встретиться с ней.

Черт возьми, а мне казалось, что все будет иначе.

* * *

Позади нас, там, наверху, остался холм и трасса, текущая с него на шумное в этот час побережье Неаполя. Держа Рождин за руку, мы отклонились от проложенных асфальтом путей и спускались по желтой выжженой траве, туда, ближе к натянутой алюминиевой сетке высокого забора, отделяющего местные достопримечательности от жизни обычных людей. Трава хоть и была абсолютно сухая, но высокие каблуки туфель невесты все равно скользили по ней. Мне приходилось постоянно придерживать ее, чтобы она не упала.

- Чертова трава! – Выругалась она.

Я в очередной раз подхватил ее.

- Твоя интуиция не могла найти путь поудобнее?

Я промолчал, и мы продолжали спускаться.

Чем ближе к морю, тем сильнее ветер. Он хлопал полами моей рубашки, поднимал рукава. Хорошо, что фасон ее узкого обтягивающего платья не позволял ему такую игру. Впрочем, был минус – невеста была слишком скована в движениях, и ее неуклюжесть замедляла наш спуск.

- Когда уже все закончится? – Бурчала она себе под нос, поминая всех святых и их родителей.

Я поднял голову – высоко над нами обзорная площадка и куча туристов, внимающих бесконечной красоте моря. Хорошо, что они нас не видят – вот было бы смеху. Рождин осторожно переставляла ноги, пытаясь не завязнуть каблуками в крошащейся земле.

- Да, твои лабутены не для таких прогулок. – Заметил я.

Она хмыкнула.

Еще немного вниз по склону и вот она перед нами – сетка забора. Так и не перепрыгнуть – метра три в высоту. И чего им там скрывать, если и так все видно?

- Кто здесь живет? Патриции[9], или кто там у них сейчас?

- Не знаю. – Она одернула платье и сделала шаг, оказавшись на узкой каменной дорожке, что вела вдоль всей стены, скатываясь дальше прямо в море. Рождин всем видом выражала недовольство.

Я схватился за сетку пальцами и подергал ее. Она отдалась звуком, больше похожим на шипение.

- Ну что ты мнешься? – Рождин посмотрела на меня. – Что дальше?

- Так это ты знаешь, а не я. – Я ухмыльнулся.

Я вспомнил, как бетонная стена критского аэропорта легко поддалась нам. Но тогда впереди шел Себастьен. Какие магические слова прошептал он, чтобы мы вот так легко ее миновали? Уж точно не «сим-сим, откройся!».

Еще какие-то мгновения я удерживал тонкие прутья в пальцах, прикладывался к нему лбом. Может быть, как тогда, в темном лабиринте – вот-вот и холодный металл потечет от прикосновений моих рук? Но, нет, все бесполезно. Железяка и есть железяка.

Тогда я отошел на пару футов, сконцентрировался, представив себе дыру в заборе с острыми краями – где-то я уже это читал – и с разбегу налетел на сетку. О! Моя беспечная уверенность. Мне даже показалось, что у меня все получилось, но в следующий момент я распластался на земле, на том самом пологом холме, по которому мы спускались. Не получилось! А невеста Рождин зашлась в смехе.

- Ты… тебя… - Она схватилась за живот. – Как из пушки!

Я потер грудь – тебя бы так да об столб.

- Подожди. – Я поднялся. Я был полон ощущения того, что просто навалился на сетку не в том месте. Надо было подумать. Снова подошел к ней и ощупал, пытаясь найти слабое место.

- Вот здесь, да, точно! – Я ковырял пальцами неприступную алюминиевую стену. На мгновение я ощутил, что металл поддался, проявив слабость.

- Здесь! Точно здесь есть проплешина! – Заорал я.

- Проплешина? – Она не могла остановиться, зайдясь в хохоте. – Что за слово такое?

- А, - Я махнул рукой. Не время для объяснений. – Ну да, наверное, здесь.

Я опять сделал пару шагов назад, сконцентрировался и со всей силы попытался преодолеть высокую преграду. Забор смеялся надо мной. Чуть прогнувшись под моим весом, он со всей силы откинул меня назад.

- Черт возьми, как больно. – Я поднялся с земли, потирая ушибленную спину.

Невеста стояла, сложив руки на груди, с улыбкой смотря на мои старания.

Как же так? Неужели нет никакого другого способа преодолеть дурацкую стену? Я почти разочаровался в себе.

- Ну, и что ты скажешь? – Я посмотрел на Рождин.

Она еще какое-то время стояла молча, кажется, оценивая представший перед нами неприступный фарватер. Потом прищурила глаз, подняла бровь.

- А что, если так? – И щелкнула пальцами.

Словно по волшебству алюминиевая сетка разошлась на две части, как будто чья-то невидимая рука подняла молнию. Железный занавес со скрипом отворил нам вход, скрытый случайным туристам.

Все время забываю об этом ее умении, хотя практически к нему привык. Если кто-то в сейчас наблюдал за нами с высоты обзорной площадки, то мог бы сильно удивиться. Но об этом я сейчас старался вообще не думать.

- Почему ты не сделала этого раньше?

- Не знаю. – Она пожала плечами.

- Я сбил себе всю спину. Можно было бы и предупредить.

- Извини.

Она протянула руку, указывая на проем.

- Идем?

- Только после вас. – Я хотел казаться галантным. Взял ее за руку и склонился, пропуская Рождин вперед.

Она прошла в дыру, я сделал шаг за ней. С очередным ее щелчком пальцев металлическая сетка вновь с треском закрылась от любопытных глаз за нашими спинами.

- И куда теперь?

Перед нами открывалась необъятная ширина элитных строений, где уже не было тех высоких глухих заборов, что остались там, позади, в городе. Казалось, здешние хозяева слишком гостеприимны и вполне уверовали в сетчатую преграду, что отделяет их мир от того, более настоящего.

Сразу за забором начиналась каменная дорожка, футов десять шириной, и спускалась вниз, к самой марине. Вполне достаточно и для пеших прогулок, и даже для того, чтобы на ней развернулся небольшой автомобиль. Впрочем, других дорог тут и не было.

Нашему взору открылись ухоженные дома с зелеными лужайками. В каких-то искрились фонтаны поднимая высоко струи, в других отливали прозрачной голубизной бассейны, с еле колышущейся в них водой. А за всем этим великолепием – мечтой случайного прохожего, не принадлежащего высокой касте, - возвышался вход в катакомбы. Он зиял огромной дырой в скале. Арка над ним, укрепленная каменными глыбами, казалась чуждой, случайно попавшей в это затаенное место. Но, может, в этом вся и прелесть?

Меня неистово тянуло туда, к черному входу, но надо было немного собраться с мыслями.

- И что ты думаешь? – Рождин посмотрела на меня.

- Не знаю. Как будто нам туда. – Я указал на возвышающийся свод.

Она пожала плечами.

- Если ты так уверен, то идем.

А я, отдышавшись, был уже на все согласен.

- Идем.

Взяв ее за руку, мы, аккуратно ступая по выщербленным ветром камням, начали спускаться по дороге, витающей вдоль грациозных построек с низкими заборами.

* * *

«Когда я в очередной раз продрал глаза, солнце освещало холмы ровным светом, утвердившись в зените. Кто сказал, что спать на природе – удовольствие? Аварийные огни моего Chevrolet продолжали испускать бесполезный днем красный свет, моргая и распугивая местных жителей затерявшегося местечка.

Я потянулся. Ночное приключение со спущенным колесом осталось далеко позади. Почему такие странные ощущения? Я ловил себя на мысли об украденном времени. Как будто и не я теперь.

Длинная асфальтовая трасса, что стелилась до самого горизонта, отливала белой разметкой в лучах дневного светила так, что даже было больно глазам.

И опять ни одной машины. Можно было подумать, что и никакого трейлера тоже не существовало. Но колесо цело, а, значит, мое ночное происшествие мне не приснилось. Или, на крайний случай, тот водитель был капитаном на своем призрачном сухопутном Летучем голландце. Пусть так. Впрочем, может, я просто слишком долго спал? И откуда такое спокойствие? И что за заспанное лицо в зеркале заднего вида? Ах, да, это я сам. Точнее, все, что от меня осталось. Пора бы привести себя в порядок.

Еще пара минут – я опустил боковое стекло, чтобы вдохнуть свежий воздух. Да откуда ему тут взяться – раскаленные прерии не давали вдохнуть полной грудью. Жара давила, и даже моя машина нагрелась, не оставляя ни единого шанса. Хотелось пить. Но во всей своей запасливости именно этому и не хватило места – я заглянул в бардачок, кинул взгляд на пустую бутылку на заднем сидении. Чуда не случилось – в подстаканнике под рукой был лишь только мелкий мусор – он не утолит жажды.

Могла ли ты подумать, любовь моя, что твой распластанный и расхристанный друг сейчас, вот так, на полдороге к тебе, строивший долгие планы на жизнь, не смог предсказать своих элементарных потребностей, столь банальных и настолько обычных, что даже смешно?

Я все-таки дотянулся до той бутылки, что валялась сзади. Посмотрел на просвет – капля заискрилась в лучах. Ну, это хотя бы что-то. И, скрутив пластиковую крышку, попробовал утолить ей жажду.

О, сила воды – чем больше пьешь, тем больше хочется. Так и с тобой, Диана! Поэтому я не отступлю ни на шаг от моего плана. В конце концов, я знаю, куда я стремлюсь и зачем. Знать бы, что все, что я придумал – наверняка. Но тут лишь искра проведения могла бы сослужить мне службу. А я в совсем не уверен.

Да и черт бы с ней, с бутылкой! Как хочется пить!

Я еще раз окинул взглядом окрестности. Сухо, как в аду. Солнце палит лучами, да так, что нет ни единой возможности найти хотя бы лужу. Асфальт парит, поднимая горячий воздух вверх, придавая ему движение.

Помнишь, как тогда, в Греции, где даже реки пересыхают в июне, в самом начале туристического сезона. Мы стояли на мосту с иссохшей травой под ним. Русло успело пересохнуть и только лишь мертвые берега говорили о том, что совсем недавно вода спускалась по ним с ближайших гор.

О, да, к чему это все? Ты никогда не любила материк. Мы выбирались подальше – на острова – Родос, Крит, Закинф. Одни только их имена ласкают слух. И мечты о древней цивилизации, к которой можно прикоснуться, вот так, сейчас, осторожно, чтобы не разбудить, не нарушить ход времени.

Я опять о своем. Впрочем, скорее о нашем. И, кажется мне, что все не пустое. Все это со смыслом, с мечтами о нашем великом будущем. Сможешь ли ты остановить меня? Я бы и сам рад. Но все, что происходит – часть нас. Я расскажу эту историю тебе потом, когда ты будешь готова, когда буду готов я. И все былинные острова вновь примут нас, в своем сияющем свете горячего солнца, со всеми нашими мечтами и мыслями. Просто тебе надо быть рядом. Рядом со мной, и все исполнится.

А пока, эта дорога, этот мой загнанный Chevrolet, и бесконечная мечта о тебе, Диана.

Моя любовь, мое будущее, мое бескорыстное начало всей моей жизни, моя Ева! Господи, невозможно любить сильнее, чем это делаю я! Слишком поздно опомнился, что ж, бывает. И, надеюсь, опять только лишь надеюсь, что ты меня поймешь. Как сумасшедший, как оголтелый, привязался к тебе. Привыкаю.

Пытаюсь остановиться, зашелся пульс. Еще минута, и в бесконечном небытии я опять забываю обо всем. Но, может, и не стоит помнить? Если не так, то как еще?

И тебе меня не остановить – сколько там еще осталось? Половина. Еще половина всего моего пути.

Завожу мотор, выруливаю на пустынную дорогу и давлю педаль газа в надежде не опоздать. Но ведь опоздал! И я знаю, и бесконечно корю себя. Опоздал на целую жизнь, а то и две! Где-то внутри бесконечной черной дырой сквозит сознание. Подтачивает, подначивает, и оставляет длинную колею для дальнейших сомнений.

Так что же это? Бахвальство, самодовольство или свойственный человеку эгоизм, что не позволяет поступить мне иначе?

Отмериваю мысли длинными милями и уже не обращаю внимания на весь остальной путь. Даже навигатору скучно – ему не о чем говорить со мной. Горячая асфальтовая трасса, что пролегает между индейский прерий могла бы рассказать гораздо больше. Но и она молчит. Я слышу только рев мотора, вдавив педаль газа по полной. Я, ты, или все то, что есть между нами – кто кого? Я спешу, сопротивляюсь всему нашему прошлому, чтобы оказаться первым, чтобы доказать тебе, что я еще чего-то стою. Чтобы ты поняла, как сильно может любить мужчина ту женщину, к которой он неравнодушен!»