Восточный плен

Глава 1

Больше года спустя

Данияр

— Что-нибудь выпьешь? — спрашиваю, подходя к барной стойке.

Пальцы скользят по холодным граням бутылок, но взгляд прикован к ней. Не могу оторваться. Она — прекрасна. Как бутон розы: нежная, хрупкая, трепетная… и вместе с тем — опасная.

Чувствую, как млею перед ней. Пропадаю от одного её взгляда — хищного, уверенного, коварного. А ведь она всего лишь девчонка. Сколько ей? Двадцать ? От силы двадцать два.

Внутренний голос подсказывает: началась охота. Вот только кто из нас хищник, а кто — добыча? Разум же посмеивается: да разве может мужчина, почти вдвое старше этой малышки, оказаться её жертвой?

При свете софитов чёртово кольцо на её безымянном пальце сверкает особенно ярко — как вызов. Оно режет мне глаза. Раздражает, злит, бесит до невозможности. Хочется сорвать его, раздавить в ладони, до хруста, до крови, и швырнуть подальше. А тем временем в висках звенит один лишь вопрос: какого чёрта ты замужем?

Она смотрит уверенно. Улыбается так, будто измена — дело привычное. Идёт на это спокойно, хладнокровно. Не в пьяном угаре, не случайно, а сознательно.

И от этого внутри меня всё рвётся на две части. Одна хочет подойти, встряхнуть её и спросить: зачем ты это делаешь, если не свободна? Другая — уже приняла правила её игры. Она играет. Это точно! Использует меня как орудие. Мстит мужу, и я — всего лишь инструмент её вендетты.

Сам хренею от осознания того, что мне всё равно. К чёрту все принципы не спать с замужними. Ради ночи с ней я готов переспать с самим дьяволом, будь он хоть девственником или геем. Лишь бы получить её.

Руки тянутся к бутылке, не ради вкуса, а чтобы успокоить дрожь, спрятать в горле этот странный, леденящий трепет.

Впервые чувствую себя словно мальчишка перед зрелой женщиной. А она — всего лишь девчонка. Красивая. Невероятно красивая. И от этой красоты я только теряюсь. Робею, как идиот.

Она приближается медленно, с хищной уверенностью и грацией. На её лице скользит улыбка — теплая, но коварная, от которой у меня перехватывает дыхание. Я и так едва дышу от такой близости, а теперь ещё и этот аромат — тонкий, терпкий... дурманящий и крышесносный.

От прикосновения её пальцев к моей щеке я почти умираю. Нежными движениями они скользят вниз к моему галстуку. Цепляют его, крутят небрежно, но плавно. Если сейчас она решит затянуть его сильнее чтобы задушить меня, то я с блаженной улыбкой на губах приму эту смерть.

Поднимает глаза, а в них — бездна. Колдовская. Пронзающая.

Я замираю. Весь парализован этим взглядом. Он обволакивает, сжимает, обездвиживает. Сгораю и одновременно тону в ледяном поту.

— Нет, — чувственно выдыхает, и этот выдох — как пламя по коже.

Резко скидывает туфли с ног, становясь ещё ниже. Совсем миниатюрная. Властно тянет меня за галстук, так, что я беспрекословно наклоняюсь, нависаю над ней, будто великан над Дюймовочкой. Большой, мощный… но неуверенный. Она лишила меня всего: силы, воли, здравого смысла. Она — моя новая религия, моё проклятие. Мой спаситель и мой палач в одном лице.

— Что ты делаешь со мной… — шепчу, почти не слышно, даже себе.

Она тянется ближе, встаёт на цыпочки. Её дыхание касается моей шеи — тёплое, обволакивающее, с ароматом чего-то пряного и опасного. Пахнет, как восточные специи, в которых прячут яд. Этот яд уже просочился в лёгкие, в кровь, в самое сердце. Он не убивает — он сковывает. Медленно, мягко, неотвратимо.

Я — пленник. И этот восточный плен — самое сладкое, что случилось со мной за всю жизнь.

Её пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашки. Не спеша, но уверенно.

— А разве ты не этого хотел? — шепчет, касаясь губами уха.

От её шёпота сердце стучит где-то в горле так, что я уже понятия не имею, как меня зовут. Сколько сейчас времени, и что я делал до этой минуты. Жил ли вообще.

Она тянет меня к себе, и я едва касаюсь её губ своими — осторожно, почти благоговейно, будто прикасаюсь к запретному.

Поцелуй выходит неуверенным, робким, будто я никогда не целовался с женщинами. Но она отвечает на него. Медленно. Как будто пробует меня на вкус. Дразнит. Играет. Проверяет, сколько я ещё выдержу, прежде чем мне окончательно снесет крышу. А её уже сносит. Мои пальцы обхватывают её талию, ощущая под тонкой тканью жар податливого тела. Я прижимаю её к себе, будто хочу впитать, растворить в себе — забрать всю, без остатка. Но даю ей немного отстраниться, только ради того, чтобы она смогла справиться с этими чёртовыми пуговицами.

В этот момент мне удаётся взять себя в руки. Я заглушаю растерянного мальчишку внутри и позволяю выйти наружу тому самому матерому любовнику, которым когда-то был — уверенному, опытному, страстному.

Это было давно. Слишком давно. Восемь лет брака сделали из меня образцового мужа — верного, честного. Я не изменял. Даже не смотрел на других. Верил, что нашёл ту самую, единственную. Теперь знаю: я сильно ошибался.

Я вновь хватаю её за талию, крепче. Сажаю на барную стойку. Юбка взлетает, обнажая изящные, идеально очерченные ноги.

Я раздвигаю их и притягиваю её к себе — резко, уверенно, будто она всегда принадлежала мне.

Целую снова — уже без сдержанности, без сомнений. Не растерянно, а с тем голодом, который копился слишком долго. Умело. Яростно. До одури.

— Назад дороги нет, — шепчу. Не ей — себе. Своей совести, которая уже не протестует.

Из нас двоих изменяет она. И если завтра она проснётся с сожалением — пусть знает: у неё не было ни единого шанса. Всё решилось в ту самую секунду, как только я увидел её.

Срываю с неё тонкие бретельки — одним резким движением. Ткань падает, открывая плечи. Я склоняюсь, целую их, затем шею, ключицы… и, наконец, грудь. Она идеальна. Совершенная. У самого в груди щемит — от желания, от восторга, от страха, что всё это мне только снится.

Кожа её — белоснежная, почти прозрачная. Такая чистая, будто светится изнутри. Вены — тонкие, как нарисованные. Я замираю, не веря в то, что держу её в своих объятиях. Такая — не может быть реальной.

Господи… да кто же она? Падший ангел? Соблазнительница, посланная на мою погибель?

Она откидывает голову назад, стонет, выгибается, поддаётся вперед. Мои ладони скользят по её спине, по бёдрам, обвивают крепко — я вжимаю её в себя, ближе, сильнее.

Она склоняется к моему уху, шепчет что-то непристойное, сладкое, от чего кровь в жилах буквально кипит, а мозг отключается.

Она обвивает меня ногами, притягивая к себе. Я вжимаюсь в неё, и дрожь мгновенно пробегает по позвоночнику. Я не чувствую ничего, кроме этого дикого, почти звериного желания. Жгучего до боли. Хочу её, как воздух.

— Возьми меня, — её голос дрожит, но в нём по-прежнему звучит власть.

А у меня от этого «возьми меня» поджилки трясутся. Весь остальной мир просто исчезае. Всё, что было до неё — меркнет, стирается, исчезает. Даже остатки одежды. Словно сама страсть сорвала её с нас, оставив лишь голые тела. Горячие. Жадные.

Я вхожу в неё — медленно, глубоко. Она выгибается, сдавленно стонет, вцепляется в мои плечи — будто это невыносимо… но сладко. С каждым толчком её тело становится ещё горячее. В её голосе — жажда, боль, наслаждение. Всё сразу.

— Ещё… — хрип срывается в шёпот.

Мои руки скользят под её бёдра, я приподнимаю её, чтобы каждый толчок достигал самой глубины.

Она стонет. Ноги дрожат. Но я не даю ей передышки — только жёстче, быстрее, пока её стоны не превращаются в один сплошной, прерывистый вопль.

— Кончай, моя роза, — хрипло шепчу я, чувствуя, как её тело начинает сжиматься в спазмах.

Дрожь в ней усиливается, почти до конвульсии и волна оргазма накрывает её целиком. Она задыхается, прикусывает моё плечо, а ногти вонзаются мне в спину.

Я больше не могу сдерживаться. С последним, резким толчком вхожу в неё до предела — так, что всё внутри взрывается. Голова кружится, мышцы сводит, а дикий стон срывается с моих губ, превращаясь в хриплый рык.

Теперь я даже не уверен — кончал ли я вообще до этого момента. Вернее, кончал ли когда-нибудь так, как сейчас: на самой вершине блаженства.

Но ясно одно — этим всё не закончится. С ней — точно нет.