Вопреки

– Доктор Вильсон, вас вызывает заведующий. Говорит, это срочно, – раздался голос из динамика в манипуляционной. – И как ты себе это представляешь? – раздраженно ответила я, стараясь сосредоточиться на заборе костного материала. Вот за что я терпеть не могу начальство. Им что-то понадобиться – и ты должен все бросить и нестись к ним. Только вот когда перед тобой ребенок с иглой в подвздошной кости, такая возможность не предусмотрена. – Доктор Вильсон, ну е хотя бы примерно, когда вы будете свободны? – не унималась медсестра. Глубоко вздохнув, я продолжила проводить манипуляцию, но тут телефон жалобно завибрировал. – Если вы все сейчас не успокоитесь и не перестанете меня донимать, я лично проведу ваше вскрытие! – зло бросила я. В динамике наступила тишина. – Рик, направь камеру чуть левее. Я хочу взять материал ближе к центру. Ассистент молча выполнил указание, и я была благодарна ему за его сдержанность. Завершив манипуляцию, я аккуратно поместила срез на предметное стекло, подписала и поместила в холодильник для хранения. Эндрю – так зовут моего пациента. Он очень смелый и храбрый мальчишка. Дети больные смертельными заболеваниями, часто оказываться куда сильнее и жизнерадостней своих здоровых сверстников. Которые могут расплакаться из-за занозы, а эти улыбаются, даже зная, что каждый день может стать последним. За свою недолгую карьеру, я видела слишком много смертей. Иногда мне кажется, что сама жизнь уже не имеет для меня прежнего вкуса – она горчит, оставляя привкус боли, как крепкое лекарство. Но я не имею права сдаваться. Не тогда, когда передо мной дети, которым нужна помощь. – Доктор Вильсон, – снова застонала медсестра в микрофон. – Заведующий в ярости. Он требует, чтобы вы немедленно подняться к нему, иначе уволит меня. – А тебя за что? – раздраженно спросила я. – Потому что вас он не может уволить как специалиста, а меня может. Тогда мое увольнение будет на вашей совести. Я закатила глаза, стянув перчатки бросила их в контейнер с дезинфицирующим раствором. – Уже иду. Посмотрев на телефон. Тридцать пропущенных вызовов. Тридцать. Чего так срочно? – Рик, отвези Эндрю в палату и отправь срез в лабораторию. И пусть там поторопиться с результатами. Мне нужно знать, есть ли динамика. – Будет сделано. Выйдя из стерильной манипуляционной, я на ходу переоделась в обычный халат и направилась в кабинет заведующего. Постучав, я услышала недовольное: – Входите! Я открыла дверь. – Здравствуйте, доктор Харди. Вы меня вызывали? – Почему ты не отвечаешь на звонки? – его брови сдвинулись. – Я проводила забор костного мозга, – ровно ответила я. – Хотела бы я посмотреть, как бы вы отвечали на звонки, когда у вас в руках огромная игла и ребенок, который едва сдерживает слезы. Харди вздохнул, досчитав, видимо, до десяти. – Ладно. Познакомься, это Вильям Кейн. Кабинет был тускло освещен, Джон Харди любил работать в полумраке, а в коричневых тонах интерьер и вовсе делал кабинет темным. Поэтому, зайдя, я не сразу заметила сидящего на диване мужчину. Высокий, подтянутый, в безупречном черном костюме. Ярко-зеленые глаза, словно кошачьи, светились в темноте. Когда мои глаза привыкли к приглушенному освящению, я узнала его. Это он. Человек, которого я спасла несколько недель назад. – Здравствуйте, – сказала я. Мужчина поднялся и подошел ко мне. – Так это вы моя спасительница? – в его голосе звучало любопытство, но еще что-то… будто он что-то проверяет. Я кивнула. Он протянул мне руку. – Вильям Кейн. Рука у него была большая, тёплая, но хватка уверенная. По сравнению с ним я казалась маленькой и хрупкой, но, когда вытаскивала его с того света, мне это не помешало. На его запястье блеснули дорогие часы – такие стоят, как половина моего дома. Костюм, без сомнения, сшит на заказ. – Я благодарен вам за спасение, – произнес он. – И пришел не с пустыми руками. Я не хочу оставаться в долгу, поэтому прошу, назовите сумму, и сегодня же она будет на вашем счету. Высокомерие, с которым он это сказал, вернуло меня с небес на землю. – Мне ничего от вас ненужно. Я рада, что с Вами все хорошо и этого для мня достаточно. Харди резко закашлял, будто кофе не в то горло пошел. А Кейн чуть склонил голову набок, внимательно вглядываясь в меня, будто пытаясь разоблачит во лжи. – Простите. Что? – переспросил он, как будто ослышался. – Основную работу провел доктор хирургического отделения Кристиан Стюарт, – пояснила я. – Я всего лишь помогла Вам доехать до больницы. И это прямая обязанность врача – спасать жизнь человека. За это мне не нужны вознаграждения, я выполняла свою работу. И, по всей видимости, мы с доктором Стюартом хорошо с этим справились. Кейн смотрел на меня так, будто я сломала ему какую-то картину мира. Телефон вовремя завибрировал в кармане. – Алло, – тут же ответила я. – Доктор Вильсон слушает…. Что…? Буду через минуту…. Прошу меня простить, но у меня неотложное состояние. Всего хорошего. Берегите себя, мистер Кейн. И постарайтесь больше не попадать под пули, – улыбнувшись на прощания, сказала я. Выбежав из кабинета. Я бежала по коридору, почти не чувствуя под ногами пола. В голове уже крутились варианты возможных осложнений у Джейкоба. – Доктор Вильсон! – навстречу мне выбежала медсестра. – Палата 113. Джейкоб, у него сильная *интоксикация, температура не снижается. – Что с анализами? – спросила я на ходу. – Лейкоцитоз, повышены электролиты, высокий креатинин. – Гемоглобин и лактат? – Снижены до критических цифр. Значит все серьезно. Я влетела в палату. Тело двенадцатилетнего мальчика билось в лихорадочном ознобе, кожа покрылась испариной. Мониторы мигали тревожными цифрами: низкое давление, бешенный пульс, температура зашкаливает. Внутренний голос уверенно проговорил: мы его теряем. Но я не могла позволить себе даже секунду паники. – Внутривенное введение: натрий хлорид - 200 мл, альбумины - 10 мл., – отдавала я команды, подготавливая оборудование для *интубиции. – Начинайте вводить антибиотики, линозолин немедленно! Ассистент двигался быстро, слаженно. Не в первый раз боремся за жизнь. Но каждый раз это словно война. Я осторожно ввела трубку в трахею, переводя его на искусственную вентиляцию легких. – Давление падает, – сказал медбрат, глядя на монитор. Я почувствовала, как внутри все сжимается. – Увеличьте скорость инфузии! Контролируйте баланс жидкостей! Минуты казали часами. И вот – первая положительная динамика. Показатели стабилизировались, но ненадолго. Самый опасный период впереди. *Септический шок. Для ослабленно организма это смертельная угроза. Инфекцию практически невозможно уничтожить, когда иммунитет разрушен. Но я не позволю ему умереть. – Мы будет бороться, – тихо сказал я, не отводя взгляда от мониторов. В голове уже выстраивался шаг, возможные осложнения, тактика лечения. Никто из нас не сдастся. * Онкогематология – это раздел гематологии и онкологии, посвященный диагностике и лечению злокачественных заболеваний крови, лимфоидной ткани, а также патологических процессов, на фоне которых возникают данные заболевания. * Интоксикация – отравление организма образовавшимися в нём самом или поступившими извне токсическими веществами. * Интубация трахеи – введение эндотрахеальной трубки (ЭТТ) в трахею с целью обеспечения проходимости дыхательных путей. * Септический шок – это системная патологическая реакция на тяжелую инфекцию.