Глава 8
1405 Слова
Пробуждение оказалось... лёгким! Боли не было, – напротив, в теле ощущалось стремление бежать, прыгать, лететь к небу. Хотелось разорваться на тысячи кусочков и каждым из них плясать, радуясь свету и теплу! Но... прокачанный мозг быстро охладил позывы ускорившегося тела. Он заставил хорессу осмотреться и понять, где она и есть ли рядом опасность.
– Глаза открой! – орал ей кто-то изнутри. Не так, как раньше, а намного, намного сильней.
В принципе, она была не против и, последовав призыву, открыла глаза. Темно...
– Бв-бв-б-бв... – Рот был заполнен жижей, начинавшей подползать к гортани, как только Лё попробовала закричать.
«Опять?! – Мысли бились в панике, сталкиваясь и круша друг друга. – Снова в луже? А выбралась ли я тогда? Я жива? Я... мертва?»
Мерзкое першение в горле опровергало последнее предположение паникёрши, ведь она помнила, что мёртвые не тонут, не кашляют и не потеют. Значит, она жива. Тогда где она?
Нынешняя ситуация отличалась в лучшую сторону тем, что конечности были зафиксированы лишь частично – их как будто зажали между большими ломтями сырого мяса. Голова тоже двигалась, – правда, от этого не становилось легче: стоило неосторожно дёрнуться в постоянно колышущейся жиже, как та сразу же заливала ноздри, и хоресса начинала банально захлёбываться.
Собравшись с мыслями и решившись на последний рывок, Лё сгруппировалась, поджав мягко стянутые лапы под себя, и, резко крутнувшись волчком, выскользнула из сдерживающих её пут. Ощутив уже не столь иллюзорную надежду, она принялась царапать мясную стену со всем женским остервенением, а почувствовав, как когти увязают во вражеской плоти и отделяют от неё кусок за куском, окунулась в безумие с головой.
Из кожаного тубуса, стоящего в плотной шеренге себе подобных, вырвался, разрывая мышечную стенку, бешеный смерч из когтей, клыков и тысячи диких глаз. Удивлённый наблюдатель внимательно смотрел на непонятную активность в инкубаторе, ведь на его памяти никто, кроме дикого огра-ревнивца, не осмеливался лезть в его хозяйство, да и тот немногого добился, смяв лишь крайнее яйцо.
– Хрё-ё...
Недалеко тот отморозок ушёл, впрочем, как и этот. Огромная лапа схватила рычащий комок и, мягко подняв за шкирку, поднесла к внимательным белёсым глазам.
– Хрё! И шо тут у нас? Ты хто?
Навершие посоха, в роли которого выступала голова лося, одним из рогов упёрся в плотный рой злобных красных глаз. Этим движением он развеял иллюзию, чем неподдельно удивил своего хозяина.
– Оп-па-хря! Какая милаха получилась! – Огромная туша заколыхалась, выражая свою неожиданную радость. – Все же серенькие, шо твоя зола, получаются, кругленькие и тупенькие, зато верные и неназойливые. А тут такая цаца!
– Кхе-кхе... Бра-арь... – Подвешенную за шкирку Лё рвало обильно, но недолго.
Когда же она, набравшись сил, протёрла глаза, то ахнула и, поджав хвост, чуть не обгадилась. (Видать, улучшение, сделанное в лаборатории «Гнезда» по настоянию её хозяина, пошло на пользу хорессе, увеличив крепость её животика.) Перед ней стоял... утёс! Огромный утёс с пятаком! По всей его поверхности криво росли толстенные волосы, огибая холмы широченных шрамов, коими эта самая гора была испещрена – словно целая армия рудокопов ежедневно в течение последних ста лет кидалась на приступ, без устали тупя о неё свои кирки.
– Ме-е... ме...
– Коза? Хрёлья дочь! Вот те раз!
– Н-н-не-ет. Я Лё.
– Здрассти, приехали. Хрё. Я таких пород коз не знаю. Ты...
– Я не коза!
Щёлк! Лёгкий щелбан сокрушил гордыню хорессы, заставив ту потерять сознание и… всё-таки обгадиться.
– Оп-па-хря... И правда не коза. Жидко серешь, без шариков. Козы так не умеют. Ну дык ты шо за... кто?
Молчание.
Тык-тык.
Всё равно тишина.
– Хрё-хрё-хрё...
– Зря!
– Хрю-ля!
– Сехрю-ля!
Вокруг поднялся многоголосый ор, из-под земли ровными рядами полезли мелкие копии стоящего перед ней гиганта.
– В кучу все! Малышата! – Великан ласково подталкивал неуклюжих и гомонящих карапузов огромной лапой.
– Хоёль! Сехрю-ля! Сехрю-ля! – Малыши хоть и собрались в кучу, но их мелкие глазки внимательно смотрели на схваченную за шкирку хорессу, а рты скандировали: – Сехрю-ля! Сехрю-ля!
– Хм... попробуем.
Хряк опустил потерявшую сознание пленницу в толпу малышей, желая посмотреть на их реакцию. Она не заставила себя долго ждать: толпа только что вылупившихся сорванцов, расступившись в стороны, отхлынула от беззащитной Лё и, принюхавшись, не сговариваясь рванула вперёд!
– А ну!.. Э? – Поднятая в замахе огромная лапа, прервав движение, задумчиво принялась чесать щетинистую щёку.
Под этот аккомпанемент малыши окружили лежащую животинку и, прижавшись к ней своими розовыми сопливыми пятачками, тихо и нежно засопели, боясь разбудить. Те же, кто не смог добраться до своей Сехрюли и лично понюхать её, упорно, не желая сдаваться, карабкались на спины более успешных братьев, наплевав на укусы, плевки и затрещины.
– Вот те раз. Проросли цветочки на навозной кочке... – Задумавшись на пару мгновений, боров быстро схватил хорессу и, вырвав её из круга обожания, поместил в новое яйцо-инкубатор.
Пока папаша колдовал над размещением Лё, позади него назревало натуральное восстание. Растущие прямо на глазах поросята выдвинулись в его сторону, вперив в щетинистую спину горящие праведным огнём буркала. Предводителем самоизбрался белый кабанчик с румяными щёчками. Он рос быстрей всех и обогнал ровесников как в росте, так и по массе. В обеих руках он нёс по камню, коими громко и ритмично стучал, воодушевляя братанов перед нелёгкой битвой.
– Хрё! – ломающимся голосом прокричал малыш. – Сехрю-ля!
– Цыц! Занят шас.
– Сехрю-ля!
– Отвали! – буркнул стоящий спиной отец.
Бах! Булыжник, запущенный неумелой лапой, по дуге преодолев разделяющее восставших и папаню расстояние, приземлился аккурат тому на затылок. Это действие не причинило вреда титану, разве что сильно его удивило.
– Сехрю-ля!
– Шо-о?! Вы охерели?! Выкидыши старого кошачьего сала! На батьку пятаки разевать?!
– Сехрю-ля! Отдай! – не унимался оробевший, но тем не менее стойко буравящий взглядом папаню поросёнок.
– Да я!.. Ф-ф-ф-ф... Тут она. – Хряк отошёл в сторону, указывая на платформу лапой.
Там, где он совсем недавно что-то мастерил, стояло кожаное яйцо... с головой хорессы.
– Сехрюля? – удивлённо уставился на него предводитель революционеров, уже занося лапу с камнем для очередного броска.
– Стоп! Всё в порядке с вашей... Сехрюлей – надо же такое придумать, блин... – Он сделал вид, что недоволен, хотя в душе ликовал. Просто лопался от счастья! Наконец-то! Уникальный помёт!
– Хотя... подойди ко мне, сам погляди. – Он подозвал заговорщика лапой. – Не бойся, уже не съем. (Хищный оскал, правда, говорил об обратном.)
Фыркнув в знак необоснованности сомнений, направленных в сторону его храбрости, ещё более вытянувшийся юный кабанчик широким шагом направился к отцу. Подойдя ближе, он увидел, что мордочка Сехрюли выглядывает из аккуратного отверстия, проделанного в кожистой поверхности яйца.
Вновь вопросительный взгляд.
– Чтоб не задохнулась. Пускай сильней пропитается, здоровей будет.
После этих слов он лёгким шлепком по заднице отправил поросёнка в недолгий полёт. Сделал он это не только для того, чтобы продемонстрировать свою силу, а больше для ускорения процесса, так как ему требовалось побыстрей освободить платформу от посторонних. Убедившись, что никого на ней больше нет, папаня пнул платформу в один из углов, после чего ловко поймал вылетевшие из нескольких отверстий канаты. Потянув их на себя, он привёл в движение неизвестный механизм, сложивший платформу вдвое, и накрыв всё брезентом. Довольно хрюкнув, колоссальный свин схватился за две массивные лямки и... надел огромный рюкзак себе на спину.
– Белый! Будешь лидером этой шайки. Следуй за мной и не вякай. Шо потом, скажу на месте. Шахо-ом марш!
Скомандовав, он сам двинулся вперёд, топча недавно взрыхлённую землю монструозными копытами. За ним тем временем семенили подросшие поросята. Сейчас они выглядели как шайка облезлых голодных собак: рёбра торчали, животы впали, зато глаза... Глаза пылали фанатичным огнём, ведь на самом верху огромного рюкзака их папани из приоткрытого кармашка на них смотрела спящая мордашка Сехрюли.
– Песню запе-евай! – скомандовал белый свин.
– За Сехрюлей мы в огонь!
За Сехрюлей мы в капкан!
За Сехрюлей мы сквозь лёд!
Жопы мы порвём волкам!
Мы такой в далёкой дали
Красотули не видали!
Мы Сехрюлю обожаем
И в обиду не дадим!
Кто в пути на нас наедет,
Потеряет мясо, жизнь!
Яйца белого медведя
Мы об камни размозжи-им!
Хрю-ля, хрю-ля, наша хрю-ля!
Топ-топ-топ да хрю-хрю-хрю!
Ты, да я, да все мы вместе
За неё умрём в бою!
Воинственный строй худосочных поросят скрылся за очередным поворотом, провожаемый обеспокоенными взглядами двух волков и одного старого бурого медведя, который, забыв про зависть к более крупному северному собрату, с облегчением выдохнул и поплёлся дальше. Его эти разбойники во враги неизвестной Сехрюли не записали, и на том нижайший им поклон.
Жители леса, обитающие рядом с жутким папаней, к шалостям его малышей давно привыкли, но вот эти... выглядели как-то иначе – видать, чудовищный свин опять что-то там намудрил. Как обычно, связываться с ним никто не желал: больно страшен и суров. Даже развратный Золотой Лось сюда не заходил, а это о чём-то да говорит.
- Писатель
