Глава 5
3017 Слова
Ярый очнулся под хруст костей и чавканье, плямканье и монотонный бубнёж:
– Милый дружочек...
Швырканье в тишине.
– Жирненький, м-м-м...
Влажное хлюпанье.
– Хозяин?
Чавканье прекратилось, тишина победно зазвенела, а дух медленно приподнялся над полом, распаляя в себе уснувший огонь. В воцарившейся тьме, которая теперь недовольно-лениво уползала в щели земляных стен, угадывался мешковатый силуэт. Пламя духа, только что очнувшегося от забытья, ещё не выровнялось и порождало смазанные тени, играя с воображением часто хлопающего ресничками зрителя, заставляя того угадывать: что же там такое?
Но он знал, что это за куча и кто так самозабвенно чавкает. Понимание приводило Ярого в дикий восторг, заставляя скалить мелкие ровные зубки в идиотской лыбе, ведь он наконец-то добрался до хозяина! Рядом с ним он чувствовал покой и переполненность силой, хотел забыться сном и одновременно взорваться, уничтожая всё вокруг, благословляя чистейшим пламенем вплавленные в камень опалённые кости.
Хрусь.
– Милый, мягкий, слабый крот, мн-мн-мн...
Мало бегал, был ленив...
Но зато, пустивши кровь, мн-мн-мн,
Меж зубов нет твёрдых жил.
– Хозяин! – Голос духа звенел в тишине серебряным колокольчиком.
– А? Чё?
Что-то отделилось от бесформенной кучи и быстро-быстро вылетело-полетело в парящего духа. Тот в свою очередь попытался увернуться, но не успел, так как объект был слишком...
Шкварчание...
– Серьёзно? – Запах поджаренного мяса ворвался в ноздри юного духа, а по плазменной броне сползал, брызгая соком, быстро обугливающийся кусок мяса. – Вкусненько... Сжёг, то есть сожрал. Я...
Шлёп, шлёп, стук!
– Э-э-э! Кочумай! – На внешнем слое плазменного шара красиво сгорали три крупных куска мяса. Лапа же какого-то странного существа, обугленная с одного края при ударе о его защиту, валялась на земляном полу. – Я не голоден! Я ж тобою напитался уже, а ты...
Подлетев ближе, дух замер, увидав, что собой представляет метающая мясо куча. Обняв правой рукой и впившись зубами в закутанный тряпкой труп какого-то животного, перед ним лежал его хозяин, обезображенный и изломанный, лишённый ног и части туловища. Вместо левой руки было серо-чёрное щупальце, которым он придерживал тело мертвеца, дабы то не укатилось. Второе щупальце угадывалось в районе живота, но дух мог и ошибаться, ведь хозяин постоянно колыхался, дёргался и сокращался.
– М-м-м? – Из-под тяжелого века, поднятого с трудом, на него уставился воспалённый голубой глаз.
– Херово тебе?
– Не-а, пофрафь... тьфу, пожрать прилёг. – Ещё пару мгновений глаз внимательно следил за духом, но потом расфокусировался. – Не стесняйся, присоединяйся.
– Пожалуй, воздержусь, тебе нужней. Что здесь произошло? И это... тебя не бесят каракули, которые постоянно перед глазами всплывают – ни у***ь, ни трахнуть, сразу обзор закрывают. А ещё...
– Цыц!.. Не жрёшь – свали! – Великан был сильно занят, ведь ему предстояло сожрать тело крота полностью, а одной рукой и пастью много не нагрызёшь.
Неожиданно хозяин духа злобно зашипел и уткнулся мордой в разлохмаченную его стараниями тушу. Он потерял опору, а с ней и равновесие, так как вторая рука – та, которая была в виде щупальца, – начала худеть и осыпаться крупными пластами, открывая перевитую сухими мышцами руку.
– Нормуль! Только... как мне жрать? – Он снова вгрызся в тело. Но что он мог? Человеческая пасть не способна перемалывать мясо в нужном темпе и объёме. – Тьфу, долго... Кх-кх-кх...
– Я помогу, не впервой.
Ярый превратился в юношу, предварительно заняв сил у обезображенного великана. Затем пальцами вырвал кусок мяса из мёртвой туши и, сразу зажарив его, впихнул в рот своему хозяину.
– Нормуль?
– Угу, рефе давай. (Чавк-чавк.) Чешется всё, и это... я жопы не чувствую.
– Жуй, блин! Потом расскажешь, обосрался или нет. – От возмущения дух сжёг в ладошках порцию мяса, не донеся его до вечно болтающей пасти. – Вот жжешь! Жуй!
– Я те, сука, поору!.. Я... хр-хр...
– Да-да, потом, всё потом, – бормотал дух, вкручивая излишне крупный кусок мяса в пускающий пену и проклятия рот.
Надо сказать, что Ярый справлялся с приготовлением мяса мастерски, быстро и точно нарезая кротятину мелкими ломтями. В процессе разделки мясо подвергалось воздействию пламени и в дальнейшем не нуждалось в термической обработке. Аккуратные дольки исчезали в лениво приоткрытой пасти великана, порождая благодарный рык и бульканье счастливого желудка.
– Надо было так сразу сделать, – подумал Ярый, отмахиваясь от вновь налипшей на глаза надписи.
Он осознал это, когда очередной кусок мяса, вбитый в пасть хозяина, не пролез в пищевод и спровоцировал обильную рвоту, перечеркнувшую все предыдущие старания усердного духа.
В процессе разделки крота Ярый обнаружил много интересного, а если точнее, то поясной ремень с карманами, испорченный балахон, небольшой вещмешок и комплект оплавленной брони, которая предположительно использовалась жертвой в качестве скрытой защиты. Ещё выяснилось, что крот, как бы он ни был вкусен, ещё был безобразно толст и, по всей видимости, так же безобразно ленив. Имел он и ещё один существенный недостаток. Какой? Всё просто: он был конечен.
Последнее стало очевидным для Ярого, когда он, срезав крайний кусок мяса в районе левой пятки, уставился на очищенный от мяса, жира и вещей скелет. Ничего необычного, ничто на первый взгляд не выделяло его из числа скелетов ранее убитых великаном и сожжённых духом животных. Разве что вмурованная в череп странная штука, похожая на остекленевший красный глаз. Схожесть с одноимённым органом чувств ей придавали форма рубина в металлическом каркасе и собственно место крепления, а именно правая глазница кротовьей башки.
В остальном же в скелете прослеживалась та же тенденция к прямохождению, как и у других встреченных ими разумных животных. Сложная форма верхних лап, позволяющая пользоваться оружием и инструментами; крепкие длинные нижние конечности, которые могли долго переносить тело (или же не могли, если пропорции этого тела были нарушены), – всё это наталкивало Ярого на мысль об общности физических признаков существ, перешагнувших порог дикости и добившихся чего-то большего, нежели тупая беготня по лесу за зайцами либо копошение в тёплой ароматной куче оленьего кала. Хозяин рассказывал про каких-то змей, атаковавших его самым настоящим оружием и даже сумевших своими жалкими поползновениями незначительно его ранить.
– Интересненько...
Странности огненный дух замечал и ранее, во время своих перевоплощений в бабочек, жучков, мух, ящериц, хорьков и... в себя. Все разумные и сложные создания, с которыми они хоть как-то коммуницировали, были похожи на него незначительно, но довольно заметно. Продвинутые сурки из стражи седого суслика отличались от своих собратьев... Сразу же вспомнились тени, которые он видел в ночном лесу, тонкие и быстрые. Железные стражи из нового жилища его хозяина тоже были копиями его, а он... Ярый был копией хозяина, маленькой, но всё-таки.
– Что за мысли, блин! Опять надпись?
Дух стоял с последним куском мяса в руке, вернее, с его угольком, совершенно не обращая внимания на сладкий дымок, поднимающийся от истлевшей плоти. Он силился понять, что ему хочет донести неизвестная сила, раз за разом настойчиво пишущая ему послания, которые он, по примеру своего хозяина, просто смахивает в правый нижний угол.
Надпись гласила:
«Вами получено достижение «Питомец-кулинар». Теперь вы можете готовить простые блюда, и возможно даже, кто-то, не умерев, вас за это похвалит.
Вами получено достижение «Садист-кашевар»: перед разделкой вы заставили жертву невыносимо страдать от разочарования и украв у неё победу. Не останавливаясь на достигнутом, вы заставили мучиться вашего подопечного, силой запихивая ему в рот горелое мясо несчастного разумного существа.
«Питомец-кулинар» и «Садист-кашевар» объединяются в достижение «Патологоанатом с кухни» – теперь вы можете, распотрошив свою жертву, не только приготовить из неё сытный обед, но и узнать её тайны и особенности физического строения. Знания о слабых и сильных местах врага или друга (мало ли кто попал к вам на стол) лишними точно не будут. Также вам будет полезно найти потайные кармашки и схроны внутри истязаемых тел, что довольно существенно улучшит ваше материальное положение. ####### ₽ # ₽₽ #++#...»
– Как обычно, э-э-эх! – Неопознанное полотно текста улетело в дальний угол и сразу же было позабыто за ненадобностью.
Правда, лёгкость в руках при разделке туши и знания, всплывающие при созерцании голого скелета, а также горка вещей с венчающей её головой крота говорили о том, что вся эта морока была не зря и, возможно, даже на пользу.
Глядя на мерно храпящего хозяина, дух медленно подошёл к нему и укрыл плащом. Да, плащ был в крови и желчи крота, да, он был прожжён по центру и всё ещё тлел из-за касания Ярого, но это действие было продиктовано заботой и нежностью, а не какой-то выгодой. Будь на месте замызганной тряпки расшитый золотом халат, смысл бы не изменился.
– Отдыхай, дуралей. Как проснёшься, расскажу про Лё, и, думаю, пойдём её искать. – Дух выдохнул и уменьшился до своего обычного размера. – Опять чуть не померли... Ну, только залечи раны, валенок, я тебе бока прокопчу... угу, до самой кости... И уши... хи-хи, и зад, точно! До пузырей... Только отрасти его – жечь нечего...
Он удалился во вновь распечатанный проход, бурча и размышляя, как же накажет хозяина за бурю эмоций, которую тот ему вновь подарил.
Пересмешник тем временем сотрясался от судорог и истекал соками, под кожей вновь забегали бугорки и шишечки. Злая Звёздочка ураганом кружилась по своей клетке и периодически давала залп из изумрудных глазок, после чего начинала бегать ещё резвее, уворачиваясь от отразившихся лучей.
– Долбанутая, блин. – Дух решил с ней не связываться.
Выйдя из кротовьей норы, он удивился, возликовал и широко улыбнулся:
– Как же хорошо! Столько энергии! Даже много, даже перебор, даже... Испепелить всё... – и яростно замотал головой, чтобы отвлечься от мысли о всеобщем сожжении.
Затем вновь уставился на надпись и всё так же неопознанной быстро отправил её в угол.
«Вы получили достижения «Убийца миллионов», «Массовое копчение», «Прожарка живьём», «Массовая прожарка живьём», «Отец огненной смерти». Порождённый вами лесной пожар уничтожил больше миллиона живых существ! Деревья, духи леса, насекомые, грибы, птицы и множество разумных пали в неравной борьбе с невиданным здесь прежде противником. Этот пожар – плоть от плоти вы! Он осознал себя и получил волю. Вы – отец чудовища! Вас проклинают и боятся все пережившие эту трагедию. К счастью, осведомлённых мало, но слово летит быстро, и уже скоро, очень скоро соседние регионы будут оповещены о случившемся. Вы инкогнито, но надолго ли?
Вам доступны 906 свободных очков характеристик. Вы можете использовать лишь 27 % из их общего числа. Остаток заблокирован, пока ваша личность не будет раскрыта общественности».
Совершенно лишняя, бесполезная информация для духа, любующегося красотой затухающего лесного пожара, не правда ли?
Вокруг разлилась жизнь! Его жизнь! Он чувствовал каждый уголёк, который делился с ним своей силой, кропотливо сжигая себя ради него...
– М-м-м... Ещё кто-то? – Поток энергии лился в него, но не весь, часть улетала дальше на север. – Это как понимать? Это что за сукин сын тут завёлся? Сук... сын... Сын? Я папка, чё ль? Ого! А это как? Чё терь делать? Это он жрёт, что ли?
Он пригляделся к потоку, который уходил на север, и, сосредоточившись, влил в него ещё больше силы.
– Кушай, мальчик, тебе ж расти надо, крепнуть… Мне столько не нужно, я и так уж пьян до соловьиного визга. Ик!
Обменявшись потоками энергии с неизвестным сыном, дух улыбнулся и нырнул в океан раскалённого воздуха, который увлёк его к пылающему лесу, приняв прародителя в свои объятия.
Поглощённый кайфом, перенасыщением и ленивым бредом, дух дрейфовал, пуская кипящие слюни в затухающий лес. Сны его были чисты, светлы и откровенны, в них он покорял сердца красавиц, сжигал империи, а вместе с ними и тех, кто имел неосторожность устоять перед его обаянием.
Шло время. Сколько точно, никто не знает, просто в один момент духу пришлось проснуться, так как что-то изменилось в его окружении. Но что именно? Огонь, как и прежде, был везде, – правда, он медленно ослабевал, поглотив всю доступную ему пищу, жадно доедая ошмётки и тлея в дымящихся останках. Ну, как бы это тоже было в пределах нормы, вечно же гореть не будет: надо его питать, а это не входило в планы огненного папаши. И так этот экспромт вырвался из-под контроля, чем немало порадовал Ярого. Но им нужно двигаться дальше, а хозяин не сможет идти через огонь, ибо он слишком нежен и хрупок собою.
– Ну... нормально же всё, что ж так виски-то ломит? – Мордаха пацана исказилась в недовольной гримасе, в которой читались обида, злоба и досада, смешанная с удивлением. – Блин!
Дух воздел руки к небу, и, повинуясь его воле, пламя в радиусе ста метров встало на дыбы. Запело песню победы, ревя и жадно окисляя всю оставшуюся вокруг органику. Десять секунд, двадцать... пятьдесят – огонь опал, теперь он еле стелился у земли. Требуемый эффект был достигнут.
В двадцати метрах от Ярого на земле лежали, изгибаясь в корчах, шесть огромных тел. Когда дух подлетел к ним, пять уже затихли, а шестое ещё трепыхалось. При ближайшем рассмотрении оно оказалось огромной кучей обожжённого сала, которая, мелко дрожа, успокаивалась, вселяя в сердце огненного парня уверенность и лишая его осторожности и способности трезво мыслить.
– Х-р-р-рю-ю-ю-ю-ю-ю!..
С оглушительным хрюканьем сальный шар распался на две половины, одна из которых оказалась головой, а вторая задницей. Соединяла их между собой мокрая рыхлая с виду туша, на которой в струях пара стали видны колоссальные груди с чёрными сосками. Двенадцать пар набухших сисек!
– Хр-р-р-ё-ё-ё-ё!..
Толстые лапы обхватили верхнюю пару, и туша опять сложилась пополам.
– Пш-ш-ш-шлю-юх!
– Чё?! Рх-рх-рх.
Двадцать четыре неуправляемые струи жёлтого молока хоть и ударили в разнобой, но с расстояния трёх метров промахнуться было нереально. Плазменный щит устоял, и Ярый даже пустил в обидчи… ка… цу три огненные дуги и с десяток искорок. Он собирался завершить манёвр эффектным рывком в сторону, чтобы разобраться в обстановке и потом уже начать действовать, но... не мог сдвинуться с места!
– Волки позорныя! Всех сожгу!
Окружающий его огонь запел свою песнь, слизывая органику до самой земли, обращая всё живое в прах. Вокруг духа стоял сплошной монолит пламени, стена смерти и его оплот, а сам он в панике пытался освободиться от свернувшегося свинячьего молока.
– Липко, блин!
Исчерпав все ресурсы, пламя опало так же резко, как и поднялось, а за ним уже стояли...
– Хр-р-р-ё-ё-ё-ё-ёль!
Больше двадцати обожжённых сальных шаров взяли обездвиженного духа в кольцо и, почувствовав, что пламя стихло, медленно покатились к нему. Приближаясь, они разваливались, превращаясь в небольших (по сравнению с первой свиноматкой) хряков с клыкастыми мордами, которые несли на загривках какие-то котелки. Сняв со спин эти огромные ёмкости, свиньи начали рыть ими обожжённую землю, и, надо сказать, рыть они умели великолепно! Земля летела во все стороны... Оп-па, ошибочка – земля летела в сторону духа и падала сверху, постепенно того засыпая. А если добавить, что в это время свиноматка умудрилась сделать ещё три залпа с обоих бортов, то картина для Ярого вырисовывалась крайне прискорбная.
Маленький владыка огня не сдавался! Отмахиваясь от мешающих сообщений, он палил во все стороны струями пламени, сыпал искрами и бил концентрированным лучом, но... молоко от этого только пенилось, не теряя своей паскудно вязкой структуры. Тем не менее он попадал, и свиньи это видели. Визг стоял такой, словно в свинарник забежал дикий веган, который в течение месяца насильно пичкал себя свиными рульками и хрустящими ушками, при этом был строго лишён пива.
Порванные жирные тела тут и там дымились и пенились, добавляя к тяжелому прокопчённому воздуху свой мерзкий запашок. Туши были лишены то голов, то ног, парочка вообще оставила после себя только нижние копытца, но... Их было слишком много, а свиноматка, видать, давно не доилась, так что Ярый уже был залит её молозивом под самый купол и обильно закидан землёй.
– Хозяин! Помоги! Сын! – Отчаяние и страх неизвестности, непонимание происходящего – всё это читалось в его глазах, но дух не сдавался!
Нащупав нить, ведущую к хозяину, он забрал всю силу, что была ему сейчас доступна.
– Ра-а-а! Пламя! Сме-е-ер-рть!
Приняв форму аватара огня, Ярый поднялся на ноги, постепенно увеличиваясь в размерах. Месиво, в котором он до этого копошился, теперь было ему по колено – простор для стрельбы.
– Узрите смерть!
С обеих рук он принялся бить сжатыми лучами в толпу, разрезая свиней вдоль и поперёк. Те визжали и булькали, лопались и распадались на дольки, зажариваясь изнутри... Но из слабого огня, который всё еще пожирал лес, пытаясь избавить от него мир, выбегали новые и новые боровы, закутанные в мокрые шкуры. Они что-то воинственно кричали, визжали или даже пели –разобрать, что именно, в симфонии смерти, мук и огня было невозможно.
Клыкачи поначалу падали колодами, загромождая выжженное и загаженное молоком и кишками поле, но потом что-то изменилось. Свиноматка, которая спокойно держала удар смертоносных для обычных боровов лучей, доказала, что является не тупым животным, а самым что ни на есть разумным созданием. Издав призывный «хр-р-р-ё-ё-ё-ё-ё!», она обратила на себя внимание подчинённых особей, что-то на своём хрёльском им объяснила, и те, быстро выстроившись в шеренгу, подняли над собой шкуры, с помощью которых преодолевали стену огня.
– Хр-р-р-ё-ё-ё-ё-ёль!
Залп!
Но в этот раз плотный поток молока полетел не в увязшего по пояс аватара огня, а в накрывшихся шкурами свиней – растеклась по ним жёлтой жижей, облепила толстым слоем липкой дряни. Пара неловких боровов, у которых ещё не отросли дополнительные бивни, заляпались в молоке по самые помидоры и потеряли способность двигаться. Это была бы пусть и небольшая, но победа для Ярого, но... Опять это «но»! Старшие соседи переглянулись и с аппетитом принялись слизывать свиноматочное молоко с молодняка. Пара лишних укусов, пара затрещин – и пара юных хряков готова к бою.
Тем временем остальная группа с молочными щитами двинулась на распаляющегося духа. Ярый бил из всего, что было в его распоряжении, и даже придумал новый удар – огненную бомбу (скорее бомбочку или гранату), которой он взрывал землю под, а порой и вместе с ногами щитоносцев. Правда, в его ситуации это мало чем могло помочь и в итоге... не помогло. Зажатый со всех сторон молочными шкурами, постоянно заливаемый тем же молоком, он постепенно оказался спелёнат и упакован.
Молочное яйцо жёлтого цвета, внутри которого теперь был заперт яростный дух огня, катили перед собой самые юные и трусливые, а потому и самые целые боровы – те, что перед атакой заляпались в свиноматочном молоке. Путь не близок – пусть отрабатывают трусость.
– Катить далеко, катить долго, катить скушечно! Хрю-ю... – причитал идущий справа крупный, но рыхлый телом и духом розовый Швайни.
– Рхы-хры! Гладенькое, мамкой пахнет, можно даже погрызть по дороге, хры, – отвечал ему второй свин, с косящим налево глазом и бивнем, вывернутым в обратную сторону.
Он был мельче и худосочней своего кореша, но Швайни всегда знал, что Шварцни силён духом, хотя и слаб телом. Он его уважал, всегда с ним играл и даже делился сиськой Хрювнивьеры, уговаривая свою подружку дать другану пососать хотя бы одну.
Так и шли они в сопровождении старого хряка до реки, то болтая, то молча мечтая о своём. Порою их мечты пересекались, и в них фигурировала Хрювнивьера, пылко хрюкающая то с Швайни, то с Шварцни, то с обоими и по-разному – тьфу, блин, кто этих свиней разберёт.
- Писатель
