Глава 6
2407 Слова
Тишина, покой... Серый мир застыл в мёртвой театральной паузе неискренне и слишком наигранно. Тишина ждала того, кто порвёт её в клочья.
Толстый клоп, сумевший схорониться от ужасающего лесного пожара в смятом трупе борова, изучал преобразившуюся поляну, стоя на краю засыпанной пеплом дыры. Он был глух и стар, толст и крайне вонюч. По шкале вони он давно оставил далеко позади своих соплеменников, родственников и потомков, выйдя за её пределы. Он был горд этим? Безусловно! Звери опасались не то что жрать, а даже просто находиться рядом с такой мерзостью. Вонючая струя клопа не смывалась неделю, заставляя испоганенную жертву страдать от чесотки на поражённом кислотой участке. Боялся он лишь потерявших обоняние стариков, случайностей и идиотов. Но какой шанс повстречать один из этих пунктов в выжженном лесу? Ни одного...
Хрясь! Огромный палец с грязным, но очень ровно сгрызенным ногтем вдавил крепкую хитиновую пластину панциря в обожжённую землю.
– Бастион! – Клоп был горд не только своей авторской вонючей смесью, но и прокачанной бронёй, спасавшей его в подобных ситуациях. – Напержу!
Мысли взорвались ураганом команд и стремлений, а тело даже начало действовать! Но... большая часть посланной информации не дошла до ожидающих её узлов и органов, мутными каплями вылетев из-под совмещённой спинно-грудной пластины. Сгустки вырвались из клопа с обеих сторон, найдя самые слабые места, коими оказались рот и жопа. Пролетев сантиметров сорок, капли жижи с органами, чувствами и желаниями упали в сугроб невесомого пепла, нарушив его целостность сквозным пробитием до земли. На ней-то и остался постепенно угасать мозг старого клопа, пока его тело, залитое вонючей жижей, пытался растереть между ладошек вылезший из ямы монстр, роковой бубнёж которого клоп вовремя не услышал.
Коварный гад поплатится за жуткое и подлое у******о уникального клопа. Теперь ему нет спасения: вонь будет разноситься по округе, от неё не укрыться ни ему, ни кому бы то ни было. Каждый имеющий нос сможет распознать угрозу по жуткому смраду, рождающему рвотные позывы и слабость в кишках… Теперь старый клоп отмщён.
Показавшаяся над краем провала голова была увенчана разноцветным шутовским колпаком, весело звеневшим бубенцами при каждом движении. Обладатель столь яркой вещицы хотел было оглядеть округу, но, зажмурившись от яркого солнца, лишь широко улыбнулся грязными губами. Затем он глубоко вдохнул воздух, казавшийся на фоне пещерного трупного смрада свежим, но закашлялся, так как ветер встретил гостя из подземного мира радушно, игриво бросая ему в лицо поднятый с земли пепел.
– Шо за вонь? Вляпался... Сука... – Он поднёс к носу ладонь, в которой растёр налипшую дрянь. – Мер... брах-бр-бр... – Рвотные потоки смыли останки отмщённого клопа, упокоив их в чёрной грязной луже.
Звеня бубенцами в такт тяжёлым вдохам, великан прищурил один глаз и принялся рассматривать растекающуюся, но быстро густеющую массу.
– Пепел... Снова пепел.
После этих слов он напрягся и вылез из норы, попутно извозившись в золе и пепле. Правда, грязней от этого не стал, лишь сменил чёрно-бурый окрас на серый. Каждый его шаг поднимал облака пепла, стремящегося залепить нос, рот и глаза, но это ему было уже знакомо по предыдущим странствиям – великан просто реже открывал рот и чаще ковырял пальцем в носу.
Шёл он так довольно долго – за это время солнце успело побывать в зените, в животе начали орать кишки, а нос превратился в огромную шишку с двумя приличными отверстиями. Направление пути определил наугад, так как местность вокруг его норы была серой и унылой, притом совершенно везде. Выбор был очевиден и звучал так:
– Иду прямо!
И он пошёл. А что было делать, если еды не осталось ни кусочка, а тот милый крот, что обглоданным манекеном остался валяться в пещере, уже не мог его насытить? То-то же! Великан освободил из заточения Звёздочку, заныкал в мешок её клетку и, напялив на лысину весёлый колпак, выдвинулся на поиски нового приключения.
– Облом... Жопа... Пустыня...
Интеллектуал был прав – его окружала полная безнадёга: серое море движущегося пепла, чёрные остовы многовековых деревьев, хрустящие под ногами кости павших зверей. Всё это, правда, нисколько не трогало глухое к страданиям сердце лысого скомороха, к тому же он почти ничего не видел, а хруст... Ну, ветки и ветки – что уж тут отвлекаться на мелочи.
Пару раз кишки начинало жечь огнём, а на руках появлялись огромные пульсирующие узлы, но это быстро проходило, как и надоедливые надписи. Всё это отвлекало от фигур, движущихся смазанными тенями, от всё новых и новых хлопьев, постоянно прилипающих к слезящимся глазам, от однообразия... однообразия, однообразия...
Скучно...
Скучно и голодно...
Скучно, голодно и как уже это всё задолбало!
– Я не вижу ни хера! Я иду, куда не вижу!
Всех, кто видит, – ненавижу! Задушу всех вас к херам!
Я облеплен и загажен, я весь в пепле, я пернат!
Куд-кудашечная песня, старый тормоз я – Ренат!
Хоть лицом обезображен, но имею два крыла!
В море пепла, смерти, горя я плыву, скажи, куда?
Вижу души, вижу грёзы, вижу сладкие мечты,
Только рядом с ними слёзы и сожжённые мосты.
Ой-да-ра-ри-ра-ри-рай-да!
Я спою! Станцую! Эх! Только денежки ищите...
Здесь на шару слушать – смерть!.. –
С этими словами великан резко остановился перед сгорбленной фигурой и уставился на неё залепленными пеплом и оттого невидящими глазами.
– Хрё-лё-хорелле́рь порёлхрелё...
Поток неизвестных слов разбился о барьер его непонимания. Слова, которые должны были объяснить ситуацию, бездарно пролетели мимо.
– Прояви уважение к мёртвым, они не заслужили такой участи. Тут дети, старики и ремесленники – мирные люди, которые пали от беспощадного пламени. Будь проклят тот, кто его породил! Пусть его дети не знают покоя! Пусть он сгорит в собственном огне! Будь он проклят! – Существо в балахоне тяжело опустилось на землю.
– Хрюша... Не нападаешь? – Великан слегка присел и ссутулился, приготовившись принять неожиданный удар.
Но удара не последовало. Прождав с десяток секунд и всё это время вслушиваясь в окружающую тишину, он решил, что раз опасности нет, то нужно поглядеть, «чёйт там деется».
Отодрав от глаз пепельную коросту, чумазый скоморох обнаружил себя стоящим посреди поля каменных столбиков. Высотой они были разные, начиная от полуметра и заканчивая огромными трёх-пятиметровыми монументами. Некоторые соединялись каменными заборчиками, которые были практически все разрушены. Да, и утопало это всё в доставшем до икоты пепле – серое озеро невесомого праха, движимое лишь ветром, слезами переживших горе и ногами пришельца.
Покрутив головой, великан увидел кости, торчащие из разрушенного слоя пепла, – много костей... ковёр из мелких, крупных и средних косточек. Тут и там лежали облизанные пламенем черепа, количество которых он бы не взялся подсчитать, так как не знал своих возможностей, но их было поистине много. Часть костей была раздроблена, но большинство оставались целыми, и это... ни о чём ему не говорило. По факту он осознавал, что здесь что-то произошло, раз так много тел было упокоено рядом друг с другом, но его это никак не волновало. Кого заботит судьба старых костей? Правильно, никого! Или… вот этого странного типа?
– Ох!.. – много мыслей, много выводов и сложных слов... Виски начало ломить, голова раскалывалась на части. – Р-р...
– Прошу тебя, странник, отойди от костей моих родных! Они... они были так невинны... Они ещё не успели пожить! Я боюсь их воскрешать... боюсь смотреть в пустые глазницы... боюсь услышать от них лишь скрежет костей и скрип щербатых челюстей. Они ещё не отрастили себе клыки, даже первую пару... Я пока не умею так искусно воскрешать, но я научусь... Я пойду в имперский университет! И... хрёлья матерь, там же нет кафедры некромантии... Я обречён на одиночество?! – Существо под балахоном задёргалось в припадке, а из-под вздымающихся пол халата стали видны иссушенные временем и аскезой ноги. Ноги, надо сказать, были с копытами.
– «Хрё» да «хрё» – что за свинячьи песни? – Великан уставился себе под ноги, туда, куда этот тип тыкал копытом, разделённым на корявые, но всё-таки пальцы. – Ни хера се! Пальчики!
– Уйди с костей! Их же из этой трухи потом не соберёшь! – Хрюкающее существо быстро-быстро подбежало к лысому и грозно уставилось прямо в глаза. – В последний раз говорю: пожалуйста, уйди!.. Я их так люблю... Я их... хрё-хрё-хрё... – Неудержимый плач, страдальческие повизгивания и стенания.
Существо, потерявшее в ужасном бедствии всю родню, с ужасом и обречённостью смотрело на последний шанс воскресить их: сестрёнку Ранеточку, дядьку Скварлыгу, соседей, с которыми так долго росли, ссорились, расставались... С каждым раздавленным в прах ребром надежда становилась всё призрачней, невесомей, несбыточней. Все те, кто прогнал юного некроманта тогда... давно, сейчас теряли последний шанс ожить вновь. Каждый шаг этого пришельца убивал навсегда ещё одного жителя милого в прошлом городка, каждый «хрусь» губил надежду... И он не мог ничего с этим поделать, ничего не мог... Не мог? Мог! Он – мог! Но это же живой, он не враг... Он...
– Пожалуйста! Остановись! Это же Ранеточка!
Хрусь... Хрусь... Хрусь...
– Да не хрюкай, я выйти не могу. А-ах! – Великан споткнулся о не видимый в пепельном сугробе заборчик, сделал несколько неуклюжих шагов и рухнул на кучу костей, не только подняв облако пепла, но и огласив округу дружным хором раздробленных суставов.
При попытке встать он неудачно облокотился на мелкий поросячий череп и вполне предсказуемо завалился вновь, дробя спиной в порошок оставшиеся нетронутыми кости. Когда же здоровяк вновь начал подниматься с засыпанной костями земли, у него на плече уже сидела Звёздочка и что-то гневно пищала.
– Выбралась уже? Не спится?
Змеепендра, спавшая в рюкзаке, была не в восторге от падений и активных действий, которые происходили без её непосредственного участия. За этим она и выбралась наружу, дабы отчитать нерадивого хозяина за такой беспредел. И как раз успела вовремя, так как с криком: «Хрёлёдё!» – в них ударила волна костей. Кости были самые обычные – они повсюду валялись под ногами и постоянно хрустели, рассыпаясь в прах, – но былой хрупкости в них уже не чувствовалось. Веер кровавых брызг эффектно раскрылся навстречу второй волне. Взвесь живительной красной влаги разлетелась по округе, облаком зависнув над волнами пепла.
Змеепендра успела отскочить в сторону и дать залп в странное существо, чётко определённое ею как враг. Тот, в балахоне, встретил атаку спокойно, загородившись костяной стеной и предварительно выпустив очередную волну смертоносных костяных игл. Сотни острейших снарядов ещё в первую атаку почти выпотрошили её хозяина – что же сделает вторая?.. Она не желала этого знать. Нужно спасать его!
Залп! Залп! Залп!
Зелёные лучи били в спрессованную кость, порой круша её, но чаще соскальзывая и не причиняя никакого урона. Ничего, это всего лишь обманка, а настоящая атака уже почти достигла цели.
Юркая животинка кружила вокруг повелителя костей, заставив того вырвать из земли громоздкий костяной щит, дабы закрыться им от мелкой стервы. За собой она оставляла светящиеся шарики. Увидь их сейчас великан, он бы признал в них те самые «какахи», по которым он, как по хлебным крошкам, следовал в абсолютной тьме за своей спасительницей. Но! Это были другие какахи! Новая версия старых, проверенных временем каках была создана ещё при выходе из пещеры старого змея, так как артефакт развился вместе с его хозяином, сожрав приличную часть его характеристик. До чего додумалась Звёздочка? Бомбы! Вернее, говённые звёзды! Хотя она не заморачивалась с названиями, а просто отметила их на своей панели быстрого доступа как «ка1» – какаха световая, «ка2» – какаха разрывная и «ка3» – какаха разрывная токсичная. Такие подарочки она раскидала вокруг взбесившегося порося в количестве сорока восьми штук, исчерпав тем самым доступный лимит, – и, сразу же оголодав, растеряла всю свою ловкость, за что и поплатилась, оказавшись прижатой к земле костяным щитом.
– Мелкая тварь! Откуда ты тут? Я таких... М-м-м... чую древнего! – Под балахоном сверкнули льдистые поросячьи глазки. Алчно блеснули и… как-то благоговейно. – Неужели удача? А… а снаряга в логове вся! Святое дерьмо, чем ловить тебя?! Фух-фух... Спокойно, спокойно. Попробую приручить.
– А сможеш-ш-шь? – послышался второй голос из того же балахона. Он был тише, но более... зловещ, что ли.
– Селитёриус? Испугал! Фух-фух...
– Да-а-аш-ш-шь?.. Ты не жрал три дня... Я не могу столько терпеть... Я вылез, и я хочу есш-ть.
– Потерпи, щас разберусь, и съедим того вандала, что топтал моих родных.
– Каких?
– Ну, моих! Тех, что жили здесь. Я по ним так скучал, я их давно простил, я...
– Ты сдох от их рук уже три века назад! Не хрюкай мне эту песню опять-ш-ш! Я устал от этого! Мир из твоей жопы – не самый радостный размен, но я шоглашилсш-ша! Не беси меняш-шь! Я скоро тебя сожру и найду нового. Некроманты редки, все хотят запретный плод… А я-ш-ш... жрать хочу. В общем-ш, быстро жрать давай!
– Ну, я так ослаб, так вымотался, потерпи, а я...
– Кх-кх-кх! Рваная ты поросячья срака! Кх-кх... – Разорванное почти пополам тело пришельца зашевелилось, задёргало руками. Над ним начала проявляться худая чёрная переливающаяся тень. Закатные лучи любвеобильного солнца заставляли её слегка дымиться, но этого было слишком мало, чтобы причинить серьёзный вред.
Оформившись полностью, существо осмотрело себя, затем лежащего у своих ног растерзанного великана, вновь заколыхалось и распалось на две части. Одна стекла в рану лежащего, вторая вновь стала тенью, но ещё более худой, хотя от того не менее хищной.
– Это ещё что такое? – в два голоса удивились из-под капюшона. – Духовный элементаль? Бред! Откуда?!
Тень преобразила кисти рук в лезвия и уже сделала несколько быстрых шагов по направлению к удивлённому некроманту, но неожиданно остановилась и, выпучив теневой глаз, опала жижей на землю. Этот мутный поток за пару мгновений впитался обратно в своего носителя.
– Что эт...
Ба-бам!!! Тра-та-та-та-та!... Ба-бам!
Вечернее солнце с завистью смотрело, как в темнеющем лесу родилась новая, ликующе отчаянная звезда! И пусть прожила она каких-то пять секунд, но... повторно выжженная просека, испарившийся некромант и его костяной щит, а также уязвлённое в самое сердце солнце познали её страсть и готовность нести свет. Говённая звезда выжгла и часть... нижнюю часть великана по самые коленки, опять оставив того хромым. Тени, нашедшие приют в его огромном теле, сейчас безумно радовались, что успели сховаться поглубже, но затаили обиду на тупорылую змеепендру, так бездумно подвергшую их смертельному риску.
Сама же Звёздочка лежала посреди кратера и хлопала изумрудными глазками. Она не ожидала такого эффекта, она... была в глубочайшем шоке. Ещё больше она одурела, когда в метре от неё из-под земли вылезла странная плоская змея. Тело этой уродины было окружено чёрным барьером, мешающим разглядеть её толком, но исходящая от неё угроза была колоссальна! Змеепендра с ужасом смотрела, как чудовище повернулось в её сторону, замерло и… дало такого стрекоча, которого Звёздочка в своей жизни ещё не видела.
Выдохнув, если так можно про неё сказать, змеепендра засеменила к хозяину, надеясь, что тот в порядке, ведь он не обладал иммунитетом к говнозвёздам, в отличие от неё.
Уязвлённое солнце опустилось за горизонт, оставив выжженный лес без тепла и присмотра. Серая пустыня раскинулась на сотни, если не тысячи километров: десятки выжженных деревень, пять крупных городов и даже башня алхимика – всё теперь погрузилось во тьму. А тьма – она не бывает пустой, в ней обязательно кто-то есть, особенно если совсем рядом миллионы неупокоенных душ в недоумении ищут виновного, дабы свершилось отмщение.
- Писатель
