Alter ego

Глава 5

Only look up clear; 

To alter favor ever is to fear 

 ***

Будь лишь ликом ясен: 

Кто мрачен, тот всем кажется опасен 

 ***

Сам я скорее честен; и всё же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать, воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить. 

 ***

Очередной рабочий день подходит к концу, и я топчусь у гардероба внизу. Жду, когда вернется Нэтали. Девушка выскакивает из кафешки, на ходу доедая кекс, и, заметив меня, начинает быстро проглатывать пищу, забавно усмехаясь. Она оббегает стойку, находит мое пальто и, выдавая его, бормочет: 

— Простите. Я сегодня не обедала. 

— Ничего, Нэт, все хорошо, — смеюсь я, одеваясь. 

Девушка ныряет под стойку и тут же выпрямляется, протягивая мне карточку-пропуск. 

— Вот это передал для вас мистер Эванс, — говорит мисс Бейн. 

Я благодарю ее, желая хорошего вечера, и, идя к выходу, думаю, стоит ли мне подняться наверх, чтобы попрощаться со Стайлсом. Но все равно приближаюсь к двери, когда позади слышу его голос, обращенный к Нэтали, и оборачиваюсь, ведь иначе это просто некультурно в отношении своего, можно сказать, босса. Молча жду, пока мужчина, накинув на плечи черное пальто, дает инструкции по поводу какого-то зала, на что Нэтали говорит ему: «Там довольно захламлено, сэр». Тогда Гарри задумчиво трет пальцами свой подбородок, поворачивается ко мне и сообщает: 

— Завтра в девять часов я буду читать вам лекцию по теме психопатии, Джослин. Нэтали, подготовьте тогда с Беном зал для танцев: перенесите туда доску, стол и кресло для меня. Вы все поняли? 

— Да, сэр, — с готовностью произносит девушка, глядя на Стайлса неотрывно, и я невольно закатываю глаза. 

— В чем дело, Джослин? — спрашивает Гарри. 

Мы уже идем вниз по крыльцу, и я, косясь, наблюдаю, как мужчина прячет свои руки в черные перчатки, при том, что его пальто остается расстегнутым, лишь толстый шарф намотан на шею. 

— Не понимаю вас, простите, — честно признаюсь я. 

— Вы закатили глаза. Я заметил. Что это значит? 

На улице промозгло, и, вероятно, было бы не настолько холодно, если бы не этот густой влажный воздух. Дует довольно сильный ветер, и я вспоминаю, что Колчестер возвышается на холме, потому ветреная погода, скорее всего, частое здесь явление. 

— Вы все замечаете, сэр? 

— Гарри, — произносит мужчина мягко. Я растерянно смотрю на его профиль. Он добавляет, переводя взгляд на меня. — Мы не в больнице. Здесь я могу быть просто Гарри. И, кстати, вы не ответили на вопрос, Джослин. 

— Джо, — в тон Стайлсу отвечаю я, на что он вскидывает брови, весело улыбаясь и обнажая свои обаятельные ямочки на щеках. — Здесь я могу быть просто Джо, Гарри. И глаза я закатила на забавную реакцию Нэтали на ваше присутствие. 

— На мое присутствие? 

Я недоверчиво смотрю на Стайлса, потому что мне кажется, он просто напрашивается на комплименты, однако моему удивлению нет предела, так как на лице мужчины отражается искреннее непонимание. 

— Вы серьезно? — качаю я головой и фыркаю. — Бедная девушка едва не провалилась сквозь землю от вашего напора. 

Гарри в смущении трет переносицу, после чего произносит, бормоча себе под нос: 

— Не думал, что оказываю на людей такое влияние. 

Я жутко растеряна и пребываю в легком шоке, потому что все во внешности Стайлса говорит о его мужском очаровании, и я даже радуюсь, что это качество не искусственное, не прирученное с годами, а, напротив, самое что ни на есть природное. Меня это восторгает. Но лишь в душе, а вслух я не выдавливаю ни слова. 

— Давайте я вас подвезу, Джо, — предлагает Гарри, сменяя тему разговора, когда мы пересекаем парковку, где стоит его машина. 

Я бросаю взгляд в сторону леса, через который мне нужно идти к остановке, затем возвращаю внимание к Стайлсу, и он тихо и низко смеется, закидывая портфель на заднее сиденье машины. 

— Не бойтесь, я не маньяк. Хотя вполне мог бы им стать. Копаться в чужой психике сложно и крайне болезненно. 

Я выдыхаю, кивая, и иду к автомобилю, признаваясь: 

— Меня вовсе не это смущает. Я уверена, что вы не маньяк, Гарри. 

— Хм, спасибо. Тогда что не так? 

Мы оба устраиваемся в теплом салоне, Стайлс заводит двигатель, а я изучаю устойчивый аромат парфюма Гарри, который смешан с запахом кожаных кресел. Интересное сочетание. Я ожидала, что это будет что-то из терпкого, даже горьковатого, однако, оказывается, Гарри привлекает линейка с едва уловимыми цитрусовыми нотками, которые пересекаются с чем-то немного… горячим? Странно, очень необычно, но индивидуально. 

— Не думаю, что мне стоит ездить со своим боссом, — признаюсь я. 

Стайлс окидывает меня мимолетным взглядом и все еще улыбается. Я удивлена его хорошим настроением. 

— Не беспокойтесь на этот счет, Джо. Все в порядке. Вам никто ничего не скажет. 

— Нет, вы не поняли, — поспешно добавляю я. 

— Тогда объясните мне, что такого в том, что я проявляю вежливость в отношении своего подчиненного? — интересуется Гарри уже с серьезным выражением лица, и я отворачиваюсь, утыкаясь взглядом в темноту за окном. 

Фонари освещают дорогу только там, где начинаются первые дома, те самые коттеджи, и я, так и не ответив на вопрос Гарри, спрашиваю: 

— Кто здесь живет? Очень красивые места. Какие-нибудь бизнесмены? — я поворачиваю голову к Стайлсу. Тот серьезен. Он всматривается куда-то вперед и показывает пальцем на один из коттеджей, говоря: 

— Вот это мой дом. 

— Правда? — я почти прилипаю к стеклу и внимательно рассматриваю окруженный бледными фонарями двухэтажный коттедж, фасад которого выполнен довольно необычно: одна его часть каменная, вторая из темного дерева. Очень красивый дом, а вокруг него — невысокий кустарник. — Боже, вам повезло с таким местоположением. Уверена, солнце окрашивает ваш коттедж в изумительный оттенок. Я немного рисовала раньше, в основном пейзажи, и чуточку понимаю в… 

Я прикусываю язык, почти простонав от глупости. Это так нехорошо, я считаю, что это нехорошо и глупо — делиться чем-то личным со своим начальником. Я рисовала не просто так, это было моим отвлечением внимания от каких-либо переживаний, от волнений разного рода, поэтому порой мои рисунки походили на что-то черное и ужасное. Довольно пугающие элементы проскакивали в линиях, которые я размазывала по холсту. Вскоре мольберт был закинут в отцовский гараж, и я не возвращалась больше к этому виду самовыражения, потому что стала бояться себя и того, о чем я думала. 

— Я бы хотел увидеть ваши рисунки, Джо, — говорит Стайлс, и я все же тихо стону, поворачиваясь к нему. 

— Нет, — срывается с моих губ резко. — Извините, Гарри, но нет. Тем более что все осталось… 

— Не лгите, я отчетливо ощущаю ложь, — перебивает меня Гарри ровным безэмоциональным тоном. — Ваша реакция говорит мне о том, что те рисунки имеют для вас особое значение. — Он вздыхает, сжимая пальцами руль, и бросает на меня мимолетный взгляд, когда добавляет: — Вам еще многому учиться, Джослин, вы совершенно не умеете скрывать свои эмоции. Хотя, если вас это немного утешит в такой нелестной характеристике, то я считаю вас довольно закрытым человеком. Уверен, вы имеете массу тайн, иначе и быть не может. 

Я вздыхаю с облегчением, когда вижу знакомую улицу, оживленную и сияющую иллюминацией, но все равно отвечаю: 

— Благодарю за честность, Гарри. И спасибо, что подвезли. 

— Не за что, мне в удовольствие, — он говорит это сдержанно, однако вполне искренне, так что я киваю ему с улыбкой, и машина останавливается у калитки моего дома. 

Он запомнил мой адрес. Это ожидаемо. Похоже, у Стайлса очень хорошая память. Он смотрит на меня, когда наступает этот неловкий момент, пока я, путаясь, отстегиваю ремень безопасности, и Гарри, взглянув мимо меня, неожиданно прищуривается и спрашивает: 

— Кто это? Ваш друг? 

Я удивленно таращусь на топчущегося на месте Лиама, на котором спортивная одежда. 

— О… эм… нет, это хозяин дома. Лиам Пейн, — отвечаю я и смотрю в лицо Стайлса с интересом. — Знаете его? 

— Нет, — тут же отрезает Гарри, и линии его челюсти твердеют; он переводит взгляд на ветровое стекло, добавляя с кривоватой улыбкой: — Вы, как я понимаю, уже знаете о моем знакомстве с ним. 

— Да, — честность, только честность. 

— И о Спенсере? 

— Да. 

— Хорошо, — говорит он, не поворачиваясь, — хорошего вечера. Будьте завтра готовы вести беседу о психопатах, Джослин, иначе я нагружу вас еще больше. Идите, вам пора. 

То, что меня вышвыривают из машины, пусть и не буквально, более чем очевидно. Мне неловко. Я на ходу прощаюсь со Стайлсом и, захлопнув дверцу, быстро открываю калитку. Несколько секунд машина стоит на месте, но вскоре раздается гул двигателя, и Гарри уезжает. 

— Привет, — улыбаюсь я парню. 

— Привет, а это… Стайлс? — спрашивает озадаченный Пейн. — Ты в порядке? 

— Почему я должна быть не в порядке? Он просто подвез меня, — и отпираю дверь. — Зайдешь? 

— Э… нет, спасибо. Я просто принес твою посылку. Ее прислали на мое имя. 

Я действительно замечаю небольшую коробку на крыльце, чуть в стороне от двери. 

— Ох, это, наверное, папа подшучивает надо мной. 

— Адрес местный, то есть указан город, именно Колчестер, — удивляет Лиам и, поймав мой взгляд, разводит руками, говоря: — Я сам ничего не понимаю. Но на нее был приклеен конверт с запиской. Там сказано, чтобы я отдал коробку тебе. 

— Это очень странно, Лиам, — фактически признаюсь я в том, что мне страшно. — А почему ты спросил, в порядке ли я? — «Замечать мелочи — мое хобби». 

— Извини, но я тебе говорил, как Стайлс поступил в отношении Спенсера. Мог бы не покрывать убийцу ради собственного больного любопытства, — выплевывает Лиам со злостью. Он тяжело дышит, нервно проводит руками по волосам и добавляет: — Прости, Джослин, я недолюбливаю этого человека. Хотя о нем говорят все только самое хорошее. Прецедентов не было, и я сейчас не имею права обвинять Стайлса в чем-либо. Извини… 

Я киваю, показывая этим, что все в порядке, после чего забираю коробку и, поблагодарив парня, скрываюсь за дверью. 

*** 

Мы всегда стоим перед выбором. Даже в мелочах. Надеть ли нам сегодня теплую пижаму? Или, может, будет слишком жарко и стоит лучше остаться в футболке? Какое яблоко съесть: красное или зеленое? И так происходит с нами всю жизнь, просто мы не видим этого, предпочитаем выполнять подобные действия «на автомате». Это действительно излишняя информация для мозга, которую наше сознание попросту фильтрует. 

Мы можем навязать себе что-то, а можем в самом деле ощущать бессилие перед тем или иным фактором извне. Но часто случается так, что страх перед чем-то или кем-то есть только в нашей голове. Иррациональный страх, который называется фобией, как правило, не обоснован и порой необъясним. Если только человек, испытывающий ужас, скажем, перед замкнутыми помещениями, в прошлом не оказывался в опасной ситуации, которая и развила клаустрофобию. Тогда такой страх вполне нормален, с оговоркой на то, что не принимает формы серьезного психического расстройства. В ином случае, ощущение надвигающейся опасности происходит уже на уровне подсознания, вследствие чего у человека проявляются физические симптомы фобии. 

Мой ужас имеет имя «никтофобия», то есть страх темноты. И сейчас, когда я сижу в своей спальне, вдруг понимаю, что за эти сутки не успела подумать о своем страхе ни разу, но теперь это вернулось. 

Потные ладони, которые дрожат, сами собой проводят по пижамным штанам. Я знаю, что должна выспаться, иначе завтра мне будет плохо, но ничего не могу поделать. Конечно я оставлю гореть ночник, разумеется. Но это не спасет меня от мыслей о том, что за дверью и внизу полная темнота. 

Вся суть моей фобии заключается в том, что мне никогда не бывает страшно ночью на улице, я боюсь как раз помещений, погруженных во мрак. Отец действительно выявил причину моей боязни, и тому причиной оказался… кинематограф, само собой. Фильм не пойми о чем, то, чего я не помнила, но это всегда пробуждается в моем подсознании. Я лишь смогла рассказать о том, что там был коридор. Коридор в морге. Я помню те самые камеры за узеньким стеклянным окошком. Я не припоминаю героиню или героя фильма, но убеждена, что по тому коридору шла я. Меня настолько напугала темнота морга, что не было сил пережить тот момент. Минутный испуг перерос в фобию. 

Чтобы не бояться сейчас, я просто ложусь набок, обязательно лицом к плотно закрытой двери спальни, и читаю книгу, пальцами правой руки теребя серебряный крестик на тонкой цепочке, который ношу с детских лет. Он совсем стерся и буквы на латыни, написанные на обратной стороне, почти нечитаемые, но я по-прежнему ношу эту важную для меня вещь. Это символ, который помогает мне расслабить себя, когда я просто перебираю цепочку, слушая тихое жужжание крестика по звеньям серебра. 

Мне страшна не сама темнота, а то, что я воображаю в ней. Приходится неплохо работать над собой, вынуждая поверить в то, что в темноте ничего быть не может, это лишь мое воображение, которое заполняет пустоты в сознании. То есть я не вижу и, следовательно, паникую оттого, что не вижу. Я называю эти пробелы в сознании «кротовые норы», как те, что в космосе, или «черные дыры». Неисследованные места. 

У меня есть одно-единственное правило, которого я придерживаюсь: вникнуть в суть своего страха. 

Я позволяю себе пойти туда, где я чувствую опасность. Отец говорит, то, как я периодически ощущаю приступы паники, напрямую связано с моим эмоциональным фоном и физическим состоянием организма в момент переживаемого страха. То есть, иными словами, если я за день переношу стресс, ночью непременно впадаю в ужас перед темнотой. В том-то и дело, что мне страшно не всегда. Это и является некоторой странностью моей фобии. Она непостоянна. 

Постояв в коридоре с закрытой за спиной дверью спальни, я в полной мере ощущаю физиологические признаки панической атаки. Мои ладони влажные, по спине стекают капельки пота, щекоча кожу между лопаток, сердце бьется в горле, а ноги ватные. 

Прихожу в себя уже сидя на полу спальни, и в моих руках зажат черный мелок. На альбомном листе красуется черный глаз. Жуткий рисунок, но напрямую указывает на мой испуг. Я напряжена из-за того парня в камере. Меня действительно пугает Александр Спенсер. 

Лишь спустя несколько долгих минут я медленно успокаиваюсь, чтобы тут же простонать от собственной рассеянности, ведь посылку я так и не открыла, более того, она по-прежнему стоит в холле. 

Мне приходится пройти через муки ада еще раз, когда я стремительно преодолеваю коридор, прежде чем достигаю выключателя на стене у лестницы. Только тогда выдыхаю и спускаюсь вниз. В холле тоже зажигаю свет и обнаруживаю посылку на полу у столика. 

Уже в спальне, усевшись на кровать и поставив посылку перед собой, я задумчиво тереблю почтовую бумагу, в которую упакована коробка. Должна ли я открывать такие опасные вещи, которые приходят неизвестно от кого? Не думаю. Однако любопытство… 

Одно я осознаю точно: человек, приславший это, знает Лиама. И прежде чем я сделаю какой-либо вывод о личности адресата, мне следует узнать, имеет ли возможность Спенсер отправлять почту. Я почти уверена, что это его рук дело. 

Внутри коробки я обнаруживаю розу из черной бумаги, что немало меня пугает. Это такой странный подарок. Под розой — конверт. Он настолько белоснежный, что мне кажется, человек даже не прикасался к нему. Ни одной вмятины, ни одного пятна. Я, сглотнув, осторожно вынимаю письмо из конверта и пробегаю глазами по ровному каллиграфическому почерку. Вероятно, отправитель не думал о том, что я могу отнести это в полицию. 

«Зови меня Anonymous. Я знаю, ты будешь недовольна моим письмом, но я стараюсь не напугать тебя. Мне жаль, что тебя отправили в это место. Однако я убежден, тебе любопытно все, что здесь происходит. Да, эту розу я сделал сам. Она черная, потому что это твой любимый цвет. Так ведь? Я знаю, что это так. Прошу тебя, поговори со мной. Мы можем поговорить с тобой о страхах? Я должен узнать об этом. В каждом это есть. Я по-твоему безумен? Увы, это не так. Сумасшедший не может осознавать свои действия, он не может осознать себя сумасшедшим. Больной человек способен говорить о том, что он излечился, здоровый же будет вечно сомневаться. Нормален ли я для тебя? Уверен — нет. Но для других я такой же, как все, разве что опасен. Они не понимали меня и даже не пытались, а ты пойдешь дальше, чтобы разобраться. Я хочу верить тебе, но и ты поверь мне, прошу. 

С любовью, твой Anonymous». 

*** 

В танцевальном зале стоит белая доска, стол и кресло. Я сижу на мягком подоконнике, монотонно стуча карандашом по тетради. Из моей головы не выходит вчерашняя посылка. Имени нет, адреса, кроме указанного города, нет. Ничего, ни волоска, ни отпечатка пальца. Будто этот человек обладает настолько утонченными кистями рук, что просто не может оставить своего следа где бы то ни было. Я поражена письмом, ведь, по сути, в нем нет угроз или пошлых и грязных намеков, как это мог бы написать человек с маниакальными наклонностями. Но кое-что во всем этом требует пристального внимания, потому что я понимаю — человек, отправивший мне это послание, болен. Его черная роза и вывод о моем любимом цвете настораживают. А ведь я не люблю чистый черный. Темное с фиолетовым оттенком — это то, от чего я не могу оторвать глаз. Он ошибся, но почему-то я думаю, что ошибка намеренная, словно аноним хочет услышать от меня подтверждение своим словам. 

— Не знаю, чем вы удостоились такой чести, но Спенсер изъявил желание поговорить с вами, Джослин, — немного раздраженно и внезапно с самого порога ошарашивает Стайлс, ворвавшись в помещение. Я смотрю на него в изумлении, а в голове полная уверенность, что посылка пришла от Алекса. Гарри вынимает из портфеля бумаги, быстро окидывает меня взглядом и, заметив, что я одета в такое же белое платье-халат, как у Нэтали, отворачивается. — Рассказывайте. 

— О чем? — спрашиваю я растерянно и невольно выпрямляюсь на скамье, закидывая одну ногу на другую, покачивая туфлей. Довольно непривычно находиться в таком наряде на работе, но правила есть правила. — Мистер Стайлс, — проговариваю я быстро, пока Гарри усаживается за стол, — позвольте поинтересоваться. 

Он, не поднимая глаз, кивает, и я, поднявшись, встаю напротив стола, чем тут же привлекаю внимание «босса». 

— Александр Спенсер имеет возможность отправлять посылки из этого учреждения? 

Гарри смотрит на меня, не моргая, будто задумавшись, после чего говорит спокойным голосом: 

— Разумеется, да. 

— Спасибо, — это все, что я отвечаю Стайлсу, а он и не спрашивает, потому что, кажется, сам догадывается, что я скрываю. — Что конкретно я должна рассказать? — задаю вопрос, когда возвращаюсь на свое место у окна. 

— Для начала, что вы знаете о психопатах? А уж потом поясните мне свою дружбу с Лиамом Пейном. 

Это заявление вгоняет меня в легкое замешательство. Я рассматриваю напряженное потемневшее лицо Гарри, когда он заполняет бумаги, и силюсь понять, что происходит между этими людьми. 

— Почему вам интересно знать о Пейне? 

— Мне интересно знать о вас и Пейне, а не о нем отдельно. С Лиамом я знаком, но мне не хотелось бы, чтобы ваши с ним отношения, выйдя на новый уровень, испортили нашу пока что дружескую и приятную атмосферу на работе. 

— Пока что? 

Он поднимает на меня глаза. 

— Именно. Если вы станете опаздывать, игнорировать ваши задания, не являться на работу, я, мягко говоря, испорчу вашу карьеру. 

— Мистер Стайлс, — совсем немного повышаю голос я, — что вы себе позволяете? Моя личная жизнь никак не влияет на ответственность… 

— Пусть все именно так и остается. — Густой оттенок глаз Стайлса делает его взгляд пронзительным и тяжелым. — Я не хочу сплетен о себе. Этот глупец не понимает, как мне дорога моя профессия, с каким трепетом я отношусь к каждому больному. Он не должен вмешиваться. — Я судорожно сглатываю, потому что голос Гарри звенит от напряжения, и мужчина хватается за верхнюю пуговицу рубашки, лихорадочно расстегивая воротничок. — Прошу прощения, — шипит он, прикрыв глаза и громко выдыхая. Со стороны все выглядит так, как если бы у него случился приступ. — Этого больше не повторится. 

Я согласно киваю и молчу, мысленно приходя к кое-каким выводам. Вероятно, Стайлс испытывает некоторое напряжение, возможно, у него депрессия. Или это следствие стресса. В любом случае, немного странно. 

— Прошу, — он указывает рукой на доску позади себя, — напишите по пунктам признаки психопатии. После поясните каждый из них. 

— Я… — прокашливаюсь, — я могу сделать это устно? — очевидно то, что мне не хочется подходить к Гарри слишком близко, он, взглянув на меня, растерянно улыбается, как бы говоря, что не понимает моей реакции, но все же согласно кивает. — Спасибо. Значит так… 

— Что он написал вам? — снова перебивает Стайлс, и я не сразу осознаю, что речь идет о Спенсере. — Это просто письмо? 

— Гарри, — тихо говорю я, на что мужчина хмурится. Я тут же исправляю себя, смутившись. — Мистер Стайлс, откуда у него мой адрес? 

— Шутите? — неожиданно смеется он. — Думаете, здесь все такие верные своему делу? Кто угодно мог рассказать о вас, Джослин. Давайте, пожалуй, поговорим о психопатах, прежде чем я отведу вас к Алексу. 

Мои глаза утыкаются в лицо Гарольда. Я ошеломлена. 

— Правда? Вы отведете меня к нему? 

— Я буду рядом, — чеканит Стайлс, — но если Александр пожелает остаться с вами… — он не заканчивает предложение, глядя на меня и без того выразительно, так что я прекрасно понимаю, Стайлс оставит меня со Спенсером.