Alter ego

Глава 2

Present fears 

Are less than horrible imaginings 

Вымышленный страх 

Всегда сильней, чем подлинный, пугает 

Навигатор на сотовом показывает, что я на Биконсфилд-авеню. Стою как раз перед домом, названным мне отцом, когда зеленая дверь открывается, и на пороге возникает стройный мужчина в темно-сером деловом костюме. На его шее повязан черный шарф, и выглядит этот джентльмен, как истинный англичанин. Он кивает мне со сдержанной улыбкой и громко здоровается, жестом приглашая войти: 

— Добрый вечер. Мисс Тейлор, я полагаю? 

— Так и есть, добрый вечер, — улыбаюсь я в ответ, сгорбившись и пыхтя волоча сумки по мощеной плиткой узенькой дорожке. За спиной громко хлопает кованная калитка, почти поддавая мне под зад, и если бы не сумка, сдержавшая удар, я бы сильно опозорилась. — Как-то у вас здесь сыро, — ворчу я, неловко кривя губы. Мужчина кивает, перехватывает две мои сумки, и я облегченно выдыхаю, говоря: — Спасибо. 

— Итак, мисс Тейлор, — произносит приятный брюнет с темно-карими глазами, — мое имя Лиам Пейн, — он пожимает мою руку, когда сумки уже стоят в гостиной дома. — Ваш отец оплатил аренду, так что можете быть спокойны. За вами лишь ежемесячные счета. Но там совсем смешная сумма. — Лиам, прихлопнув в ладоши, окидывает взглядом помещение, презентуя его: — Место светлое, мисс Тейлор, солнце, всегда освещает гостиную. Камин газовый, с инструкцией там все просто. Уверен, вы справитесь. — Я киваю, разглядывая обстановку, когда медленно прохожу вслед за мистером Пейном по просторному коридору-холлу. — Дом сам по себе небольшой, но очень уютный. Холл и гостиная совместные, как вы видите, — это правда, к гостиной ведут две ступеньки, комната немного ниже коридора; на полу темно-коричневый паркет. — Вот здесь есть дополнительная ванна, — указывает Пейн на белую дверь перед невысокой лестницей, что ведет наверх. — А вот это подвальное помещение, — говорит Лиам, кивая на дверь рядом с ванной. — Наверху две спальни. Одна побольше, вторая маленькая. Выберите себе по вкусу. Я не против гостей, мисс Тейлор, — встречает мой взгляд хозяин дома. Его акцент, кстати, не такой уж и режущий. Так что я даже немного расслабляюсь. — В пределах нормы и закона, верно? — подмигивает мужчина. Он симпатичный и у него очень добрые, теплые глаза. Мне приятно то, что он так опрятен, причесан и вкусно пахнет. Наверное, Лиам — бизнесмен. Или владелец какой-то компании. — Что ж, если у вас нет вопросов, мисс Тейлор, — проговаривает Лиам, пряча одну руку в карман брюк, а вторую поднимает так, чтобы взглянуть на свои часы, — то я, пожалуй, вас покину. Прошу простить, у меня еще одно заседание. 

— Оу… вы адвокат? — невольно срывается с моих губ, и Лиам мило улыбается в ответ, разглядывая мое лицо. 

— Так и есть, мисс Тейлор. В общем, если возникнут какие-то проблемы, мой телефон записан вот сюда, — мужчина возвращается к входной двери и поднимает с белоснежного столика у зеркала записную книжку. — Вы можете найти здесь все необходимый номера, я записал их. Но тут имеется и справочник по городу, так что… 

— Спасибо, мистер Пейн, это так мило с вашей стороны. 

— Да, — кивает он неопределенно, после чего кладет книжку на место и вновь поворачивается ко мне с неожиданным вопросом: — Вы будете работать в «Северолсе»? — но тут же, кашлянув, мужчина добавляет: — Извините, просто ваш отец упоминал об этом. Я удивился. 

— Чему удивились? — непонимающе смотрю на Лиама. — И не извиняйтесь, ничего страшного. Вы имеете полное право знать, кто будет проживать в вашем доме. 

Пейн все равно еще раз просит прощения, снова смотрит на часы и поспешно покидает дом, так и не ответив на мой вопрос. Я остаюсь в холле, переваривая все случившееся со мной за последние сутки. Будто планета сдвинулась со своей оси. Это ужасное чувство на самом деле, ведь не каждый с легкостью меняет место жительства, не каждый способен избавиться от старых привычек. Это очень сложно. Я не имею понятия, как справлюсь с этим. 

Дом оказывается правда не большим. Но здесь совершенно потрясающе. Второй этаж вызывает у меня не меньший восторг, чем первый. Прежде чем подняться наверх и определиться со спальней, я зажигаю огонь в камине и рассматриваю гостиную. Две тумбочки по обе стороны от камина, на которых стоят лампы; в центре комнаты — бежевый диван, напротив него — кресло того же оттенка с множеством цветных подушечек; плед в темно-коричневую клетку в кресле-качалке. На высоких окнах шторы цвета «кофе с молоком» и тонкий белоснежный тюль. На стенах какие-то милые иллюстрации, парочка светильников-бра. Под ногами ковер, на нем, между диваном и креслом, стоит столик. В общем, место обжитое, очень уютное, с ароматами цветочной свежести. Воздух приятный, совсем не сырой. В камине гудит огонь, и комната быстро наполняется теплом. 

Я в задумчивости присаживаюсь на диван, снимаю ботинки, устало зеваю. Откидываюсь на подушки, глядя на огонь, и погружаюсь в размышления. Надо же, а ведь мне даже не о ком погрустить. Единственная подруга Кайли Фриман давно укатила в Нью-Йорк. Мы с ней не виделись уже больше полугода. Я умирала без моей милой уравновешенной подружки и, несмотря на то, что разговаривали мы с ней на прошлой неделе, мне все равно мало этого. Я хочу прогуляться с Кайли, поделиться с ней своими событиями, выслушать все ее проблемы, а после мы вместе выпили бы кофе со сливками и посмеялись над нашими «бедами». Но что на данный момент я могла себе позволить, так это открыть Фейстайм и написать ей сообщение: «Кей, я в Англии и далеко не в Лондоне. Мои родители спихнули меня практиковаться в психлечебницу Колчестера. Молись за мою грешную душонку, потому что не будь она грешной, меня не занесло бы сюда. Но если сатана решил проучить меня, то у него неплохой вкус: ты бы видела хозяина дома. Ставлю двадцатку на то, что ты пищала бы от него. Позвони, как сможешь». 

Отложив девайс в сторону, я гляжу на большие часы над камином и вздыхаю. В Нью-Йорке ночь, а я пишу подруге. Совсем совести нет, знаю ведь, что эта засранка частенько не отключает интернет. 

К счастью, подруга не отвечает мне и не перезванивает. Я сейчас совсем не хочу говорить с кем бы то ни было. Слабость разливается по телу, но я заставляю себя встать и принимаюсь перетаскивать сумки наверх, одну из них оставив внизу — ту, в которой верхняя одежда и несколько пар обуви. 

Ох, и вот еще что… Я боюсь темноты. Это смешно? По-детски? Я, как дочь своего отца-психиатра, точно могу сказать, что ничего смешного в этом нет. Змеи, высота и темнота — это, пожалуй, то, что может свести меня с ума в один миг. 

В общем, я выбираю спальню поменьше, чтобы не теряться в незнакомом пространстве, а после того, как заканчиваю с вещами, у меня уже совсем нет сил, чтобы даже приготовить себе серьезный ужин. Стоя спустя десять минут у распахнутого холодильника, я мысленно посылаю хвалу небесам за мистера Пейна и его доброту, потому что здесь, на маленькой кухоньке с желтыми шкафчиками и черной плитой, нахожу пару пачек овсянки — конечно, как же без нее — овощи в ящике, упаковку пива — шалун-Лиам — ржаной хлеб и даже замороженный в упаковке кусок свинины для стейка. 

— Целую твои ручки, кареглазый добряк, — довольно бормочу я, расхаживая по кухне и принимаясь за готовку быстрого и простого блюда. — Спасибо, что не говядина, ненавижу говядину. — Дальше я включаю маленький телевизор, стоящий на холодильнике, нахожу музыкальный канал, игнорируя новости, и подпеваю: — «She’s оn my mind, she’s оn my mind, she’s оn my mind…». 

Развлекаю себя, как могу, пока готовлю салат, а в микроволновке размораживается свинина. 

На часах что-то около десяти часов вечера, когда на мой сотовый поступает звонок. Я удивленно поглядываю на телефон, лежащий на столешнице рядом с микроволновой печью, при этом вытираю руки о полотенце, а затем нажимаю на зеленую «трубку». 

— Слушаю вас, — говорю я немного сурово. 

Не люблю поздние звонки, особенно от неизвестных номеров. 

— Мисс Тейлор? — раздается глубокий баритон. 

— Да. Кто вы? — я зажимаю телефон между плечом и ухом, берясь за нож и продолжая заниматься нарезанием овощей. 

— Мистер Стайлс, мэм. Вы должны поступить к нам на время вашей практики. Полагаю, — он шуршит листами бумаги, — завтра вы уже будете на работе? Вам известен адрес? 

— Эм… оу… Мистер Стайлс, спасибо, что позвонили. Да, конечно, я буду завтра с самого утра. А мой рабочий день начинается… — я говорю это с вопросительной интонацией, и мистер Стайлс подхватывает: 

— …в 8:30, мисс Тейлор. Прошу вас, не опаздывайте, я не приемлю подобного отношения к работе, — хотя он произносит наставления, я слышу в его тоне легкость и вежливость. Мне нравится то, как прямо он общается с незнакомым человек, а то я уж думала, что психиатр мне попадется самый что ни на есть угрюмый, к тому же старик. Но по голосу этого мужчины я понимаю, что ему не больше тридцати лет. Уверена, даже меньше. — Чтобы вам было комфортно в первые сутки в нашем городе, и вы не переживали по поводу того, как добраться до больницы, запишите себе рейсы автобуса. — Я несусь в холл, где хватаю маркер и на белой доске, висящей на стене прямо над стационарным телефоном, записываю то, что мне диктует мистер Стайлс: — Автобус номер «65» идет в 7:05 утра. Далее каждые двадцать минут. Где вы живете? — Я растерянно поглядываю на свои корявые буквы и цифры, когда мистер Стайлс повторяет: — Мисс Тейлор? Вы меня слышите, какой у вас адрес? 

— А… да, простите, профессор… то есть доктор. Биконсфилд-авеню, 33. 

— Чудесно, это недалеко. Значит вам удастся добраться на автобусе чуть больше, чем за полчаса. Вам все ясно? 

— Да, спасибо, сэр, вы мне так помогли. 

— Не за что, я хочу, чтобы вы быстро влились в работу. У нас тут имеются занятные персонажи. И вот еще что, мисс Тейлор, называйте меня просто мистер Стайлс. Никаких «профессор» или «доктор», согласны? 

— Полностью, — бормочу я, возвращаясь на кухню, тут же хватая пульт от телевизора и убавляя звук. — Эм… мистер Стайлс, можно еще вопрос? 

— Разумеется. 

— Сколько времени я должна провести в этом месте? То есть в больнице, не навсегда же я… 

— Понимаю вас, — отрезает мужчина с британским акцентом, — и если мистер Тейлор считает, что вы должны вернуться в Штаты, я не против. Изучите хотя бы одного из моих пациентов, и если ваши умозаключения будут верны, вы получите все необходимые рекомендации, после чего сможете отправляться обратно в Штаты, там пройдете свою интернатуру. Вы ведь намерены продолжить учебу дальше? Это еще примерно пять лет, так ведь? 

— Конечно, да, я буду учиться дальше. Я хочу стать специалистом. 

— Вот и славно. До завтра, мисс Тейлор. Доброй ночи. 

— Доброй ночи, сэр. 

И только сбросив вызов, я понимаю, что отец рассказал обо мне все, что только можно. Наверняка и номер сотового предоставил он. Судя по тону этого мистера Стайлса, хотя он казался доброжелательным, меня ждет настоящий прессинг, ведь очевидно, что этот человек строг. 

Ох, будет трудно. 

*** 

По моим вечерним подсчетам выехать из центра Колчестера я должна в 7:45, тогда примерно в 8:20 я буду уже у больницы. Это отлично, у меня остается десять минут свободного времени, чтобы привести себя в порядок. 

Поднявшись в шесть утра, я понимаю, что могла бы поспать еще, но уже не могу, потому что начинаю дико нервничать. Поэтому я решаю привести себя в надлежащий вид: принимаю душ, потому как вечером не было сил; немного завиваю после сушки концы волос; на лицо наношу ненавязчивый макияж, оттеняя глаза. Затем долго топчусь перед платяным шкафом в спальне, выбирая одежду, и решаю сегодня быть в более простом наряде, а там, если «прикажут» приду в чем-то посерьезнее. Так что на мне голубые джинсы с высокой линией талии, черная свободная блузка из шифона, заправленная за пояс, строгая и закрытая; ботинки, пальто, шарф. В таком виде я покидаю дом, предварительно, как одержимая перерыв свою сумку, потому что хотела убедиться в том, что все взяла. 

Уже на остановке оказывается, что нет, я взяла не все, забыла зонт. Я упустила этот момент, и теперь стою под козырьком остановки, кутаясь в шарф, а весь мой утренний туалет летит псу под хвост, потому что волосы тут же начинают по-дурацки завиваться из-за повышенной влажности, красивые кудри рассыпаются, а тушь немного отпечатывается на нижних веках, что я обнаруживаю, уже сидя в автобусе и глядя на себя в зеркало пудреницы. 

Это, безусловно, расстраивает меня, но ничего другого не остается, кроме как нарыть в косметичке консилер, влажные салфетки и приняться приводить свое лицо в порядок. 

За время поездки я успеваю понять, насколько глупо поступила, не позавтракав хотя бы той же овсянкой. Кофе, кстати, в моем новом жилье даже и близко не было. Я в этом убедилась, исследовав все шкафчики, что привело к обнаружению пары банок с чаем. Но надежда на то, что мне удастся выпить хотя бы какого-то кофе в больнице, не оставляет меня вплоть до самого приезда за город. Между прочим, я отмечаю попутно, какие потрясающе красивые места мы минуем. Загородные коттеджи поражают богатством архитектуры. Некоторые из них почти как средневековые замки. Мне очень нравится ухоженность газонов, чистота, яркие вывески. Все это так приятно для глаз, что я начинаю улыбаться. Меня только удивляет, что дома, хоть и редко, но тянутся вплоть до самой больницы. Как люди не бояться жить в такой близости с опасным местом? Вероятно, здесь не часты случаи побегов. Надеюсь, так и есть. Не хотелось бы скрываться от психопата и остерегаться выйти вечером из дому. 

— Мисс, это конечная. Назад в город через десять минут, — сообщает мне водитель, и я киваю ему, поблагодарив за информацию, после чего покидаю теплый автобус. 

Кутаюсь в шарф и сую руки в карманы пальто, отходя от остановки. Затем внимательно оглядываюсь по сторонам и за немного поредевшим из-за осыпающейся рыжей листвы лесом вижу крышу здания. Поспешно шагаю по дороге, что ведет к лесополосе, и за ней сразу же притормаживаю, вкидывая глаза на множество пристроек из красного кирпича. Главное здание того же цвета, а рамы больших окон второго этажа ярко выбелены, что тут же бросается в глаза. Территория больницы огорожена высоким кованым забором, калитка двухстворчатая и тянет на звание «произведение искусства» — на ней висят два щита с надписями на латыни, на которые я уже по привычке не обращаю внимания, прекрасно зная, что там будет написано что-то из философских мыслей о безумии. 

Калитка оказывается закрытой, и я нахожу небольшую кнопку звонка, нажимаю на нее и жду, когда кто-нибудь придет. Тем временем, отмечаю, что на парковке у больницы стоят около двух дюжин автомобилей, как раз тогда, когда из здания выходит человек в черной форме. По тому, как мужчина утирает ладонью губы, я понимаю, что оторвала его от завтрака. Небольшое квадратное построение, что-то вроде пропускного пункта, располагается чуть поодаль, и прежде чем мужчина подходит ко мне, заскакивает в эту будку. Но вскоре он вновь выходит и приближается ко мне со связкой ключей, на ходу подыскивая нужный. 

Мои ладони все еще ютятся в карманах теплого мягкого пальто, когда, наконец, охранник одаривает меня внимательным взглядом, не отпирая калитки. 

— Доброе утро, мисс. Прошу представиться. 

— Доброе утро. Мое имя Джослин Тейлор, сэр. Я — интерн… мистера Стайлса, полагаю. 

— Ах, да-да, конечно, одну минуту. 

Охранник пропускает меня на территорию, но не позволяет идти дальше, говоря: 

— Вам нужно расписаться в журнале, мэм. И мне необходимо внести ваши данные в нашу базу. 

— Да, я понимаю. 

В течение десяти минут мы ведем беседу с охранником, представившимся мне Марком Эвансом, о моих личных данных и в конце для поддержания разговора я вежливо говорю ему, как буду скучать по своему любимому городу. Мужчина радуется, как ребенок, что Кембридж есть и в Штатах, и на том мы находим общий язык. Меня, в свою очередь, очень обнадеживает численность населения Колчестера, потому что я не люблю большие города. Здесь же проживает людей, конечно, больше, чем в Кембридже штата Массачусетс — примерно сто восемьдесят тысяч — но это тот же тип города. Во всяком случае, не мегаполис. 

Беззаботно болтая, мистер Эванс доводит меня до парковки, после указывает, куда пойти дальше. Я благодарю его, на что он смеется, говоря, какой у меня забавный акцент, но я вовсе не обижаюсь, мужчина кажется очень добродушным. Я тоже посмеиваюсь и направляюсь к невысокому крыльцу здания. 

Стоит только войти в холл с шахматным рисунком на полу, как в нос ударяют запахи различных медикаментов, но к ним примешивается аромат свежей выпечки, и справа я замечаю стеклянную дверь с надписью «Кафе». Глотая слюну, я отворачиваюсь от манящего ярким светом помещения и замечаю гардеробную за невысокой стойкой. 

Молодая девушка с улыбкой здоровается и принимает мою верхнюю одежду, когда я, говорю ей, что приехала сюда для практики. 

— Да, мисс, город не такой уж и большой. Слухи о вас разнесли быстро, — признается юная леди, после чего добавляет: — К вечеру не забудьте забрать у мистера Эванса ваш пропуск, мэм. Он немного рассеян и может об этом забыть. 

— Спасибо, — киваю я и протягиваю девушке руку, добавляя: — Джослин Тейлор. 

— Нэтали Бейн, — отвечает с готовностью она и пожимает мою ладонь, не переставая мило улыбаться. Мне очень нравится ее рабочая форма: белое платье-халат до колена и милый чепчик на ее темных волосах. Это выглядит так изящно, утонченно, что я невольно засматриваюсь на девушку. Та вежливо улыбается, когда вдруг переводит взгляд куда-то позади меня, и тут же отходит назад, начиная заниматься своими делами. 

— Мисс Тейлор, как я понимаю, — слышу я и поворачиваюсь к новому собеседнику лицом. 

Мои глаза быстро пробегаются по высокой крепкой фигуре молодого мужчины, и я осознаю, что слышала этот голос. 

— Мистер Стайлс? 

— Так и есть, — мужчина с остриженными, но не слишком коротко, каштановыми волосами, в белом халате поверх черных брюк, в начищенных туфлях и с улыбкой на лице делает шаг мне навстречу, протягивая руку и говоря: — Рад встрече. 

Я никогда не была мистиком, человеком, который велся бы на эти предрассудки, что-то вроде «между нами проскочила искра» или «я утонула в его глазах». Но за миг до того, как положить свою руку в его широкую теплую ладонь, я что-то почувствовала. Интуицию никто не отменял. Более того, к примеру, мой отец всегда прислушивался к своему внутреннему голосу. Он говорил: «Иногда то, что звучит вот здесь, — папа касался пальцем моего лба, — может принести много проблем. Но порой стоит прислушаться к голосам. Быть может, с тобой говорит рассудок, а не демоны». Под «демонами» отец подразумевал душевные болезни. 

И вот сейчас, когда мои пальцы пленены его сильным рукопожатием, я не понимаю, почему ощущаю легкую тревожность. Вероятнее всего, это из-за места, в котором трудится этот мужчина. Это сложно — день изо дня беседовать с ненормальными людьми, орущими, ведущими себя агрессивно или, напротив, никак не идущими на контакт. Тут просто жизненно необходима внутренняя сила, именно ее я и ощущаю в мистере Стайлсе. Но что-то еще, что-то такое… Это проскакивает в глубине его поблескивающих зеленых глаз. Будто он прикидывает, не знакомы ли мы, но в следующую секунду все исчезает, и мистер Стайлс отпускает мою ладонь. 

Улыбка, легкая и вежливая, все еще играет на его выразительных губах. 

Уже спустя пару минут, за которые он ведет меня к лестнице, рассказывая о том, как будут проходить мои рабочие часы, я забываю о том мимолетном чувстве и прихожу к выводу, что мистер Стайлс очень воспитанный мужчина. Он позитивен, размеренно и приятно говорит, с ним все здороваются, когда мы уже проходим по коридору второго этажа, и абсолютно все улыбаются ему. Я понимаю, что он мил, но все же строг. Необычное сочетание. И вот чем я занимаюсь, пока мистер Стайлс инструктирует меня: сканирую его, желая составить об этом человеке определенное мнение. Но все почему-то расплывается. Пока он не подходит в моем представлении ни под одну характеристику. Если в один миг мистер Стайлс напряженно стискивает челюсть, то в следующий уже весело посмеивается над своими словами. 

— …увлекаетесь литературой? 

Я понимаю, что эти слова адресованы мне, но, к счастью, я успеваю отреагировать, прежде чем доктор поворачивается ко мне. 

— Разумеется, сэр. Мне очень нравится читать, — с готовностью отвечаю я, на что Стайлс кивает. 

Мы стоим в просторном помещении с четырьмя большими окнами. Здесь холодно, и я, поеживаясь, потираю плечи. Ближе к стене стоит пианино и скамейка с мягким сиденьем. Подоконники тоже представляют собой небольшие диванчики, на которых стопками лежат пледы. 

— Зал для танцев, — почему-то тихо говорит Стайлс, в то время как я смотрю на золотисто-красную полосу леса, что раскидывается за окном; за ней виднеются дома. 

— Вы практикуете танцы для пациентов? — поворачиваюсь я к мужчине. 

Он стоит у двери, сунув руки в карманы своего халата, подмышкой у него зажата планшетка с бумагами, которую он тут же берет и, перелистывая, что-то проверяет. 

— Да, мисс Тейлор, это помогает отрешиться от того, что происходит внутри. Наш музыкальный педагог миссис Гибсон неплохо справляется с этим инструментом. Говорят, — он поднимает на меня глаза, все так же сдержанно улыбаясь, — музыка усмиряет внутренних монстров. Мисс Тейлор, — вдруг меняется тон Стайлса с вежливого на более жесткий, — вы уверены, что готовы работать в таком заведении? Я пробежался по рекомендации, написанной вам неким… — зеленые глаза на мгновение опускаются в планшетку и вновь возвращаются к изучению моей реакции, — профессором Гранди. Здесь говорится, что вы имели опыт общения с пациентом, у которого обнаружилось диссоциативное расстройство идентичности, это так? 

— Да, мистер Стайлс, здесь нет никакой ошибки. Я изучала его проблему и… 

— Опыт негативный, верно? 

Я растерянно моргаю, мотая головой. 

— Нет. Почему вы так решили? 

— Мисс Тейлор, — неожиданно отрезает Стайлс, от чего я в еще большем ступоре. Он делает несколько шагов вперед, говоря: — Пациент не пошел с вами на контакт. Этот опыт негативен. Я не приемлю полутонов и полувозможностей. Если вы хотите получить настоящий опыт под моим руководством, вы просто обязаны дышать этой работой. Пациенты должны привыкнуть к вам, они должны доверять вам. Если вы будете прерывать общение с человеком, у которого серьезное расстройство, он впадет в буйное состояние, потому что лишится своей «жилетки». Вы обязаны выслушивать их, понимать и принимать. И, в конце концов, вы должны выработать свой стиль, свою манеру. Я позволю вам отступить от правил, если вы научитесь говорить хотя бы с одним из моих пациентов. 

Я настолько поражена горячей речью мистера Стайлса, что именно теперь понимаю, какие чувства охватили меня там, в холле, когда он пожимал мою руку. Это было ощущение его властности. Этот человек фанатичен в отношении своей профессии, и теперь я четко осознаю, что мне будет не просто трудно, мне будет страшно работать с таким одержимым своими подопечными человеком. 

— Эм… мистер Стайлс… — я опускаю глаза, чтобы не встречаться с мужчиной взглядом, потому что мне стыдно и неловко, ведь он только что почти выгнал меня со своей территории. Это ужасное чувство потерянности, когда ты в чужой стране и тебя не принимают, а сбежать нет возможности. — Простите, но я действительно должна здесь остаться. Мне жаль, если вам неприя… 

— Идемте, мисс Тейлор, — уже не обращая на меня внимания, говорит Стайлс и выходит из холодного зала, где я успела окончательно озябнуть. 

В коридоре что-то происходит. Я понимаю это, едва подойдя к двери. Громкий голос поющего пациента разносится по просторному помещению, отлетая от стен и вызывая у других больных истерический смех. 

Я смотрю, как широкая спина Стайлса удаляется от меня. Он стремительно подходит к санитару в белой форме, который звенит ключами и тут же торопливо отпирает одну из дверей. Именно оттуда доносится пение. Я иду в том направлении. Должна ли я это видеть? Думаю, да. Это ведь моя практика. 

Осторожно выглядываю из-за двери, вставая в проеме, когда моему взору открывается поразительная картина. Мистер Стайлс стоит перед пациентом, который сидит на полу, поджав под себя ноги и опустив голову. Он покорен и тих. Простите меня, но выглядит это, как, кхм, подчинение. Стайлс ничего особенного не делает. Просто гладит молодого худого парня по растрепанным светлым волосам и проговаривает тихим, но сильным голосом: 

— Все хорошо, Рольф, не волнуйся так. Ее здесь нет. Она ушла. Ты в полной безопасности. Да? Рольф, ты чувствуешь покой? 

Парень кивает, блаженно улыбаясь. Стайлс отходит от него и говорит: 

— Ляг на кровать, Рольф. Она не сможет подчинить тебя, если ты будешь не на полу, а на кровати. 

Рольф послушно перебирается на свою койку и все еще улыбается. После он бормочет, ковыряя пальцем крошечную дырочку на стене, окрашенной в спокойный голубоватый оттенок: 

— Рольф хочет танцевать. Папочка разрешит ему? 

Я едва не давлюсь слюной, услышав вот это «папочка». Мне ужасно не по себе, но я должна успокоиться. Какой из меня профессионал, если я буду бояться пациентов? 

— Конечно, Рольф. Папочка разрешает тебе после ланча провести немного времени в танцевальном зале. Но только немного, скажем, полчаса, договорились, Рольф? Иначе ты простудишься, там холодно. 

— Да, папочка. Хорошо, папочка. Папочка красивый, папочка добрый, у папочки новые татуировки… папочка…