С. к. попаданка

Самая красивая — искушение

Я поднимаю руки

хочу тебе сдаться

ведь ты же так красива

в свои 18.

(Григорий Лепс, «Я поднимаю руки»)

— Поспи немного… Когда проснешься, выпей еще. Пару капель тебе хватит, чтобы снова забыться сном. Но если боль снова разбудит тебя, то можешь еще выпить. Но не более 10 капель. А то утром тебя не добудишься… — произнес Грегори, внимательно следящий за тем, как жадно Алена глотала воду из стакана.

К тому моменту, как Грегори напоил Алену водой с сонными каплями, ее боль стала почти обыденной, слилась с белым шумом, состоящим из, казалось , что сотен разномастных голосов. Но вот что странно, Алена смогла понять парня.

Девушка покорно выпила снадобье, и уже через минуту она провалилась в тревожный сон.

Грегори внимательно смотрел на заснувшую Алю. В нем стало подниматься что-то темное, низменное, похотливое животное, что готово было рвать в клочья эти все нравственные установки. Парень прекрасно знал, что сейчас Алену уже ничего не разбудит, ближайшие пару часов точно.

Можно же воспользоваться этим? Девушка застонала во сне. От боли. Грегори вздрогнул, словно пытаясь сбросить наваждение. Подошел к кровати, присел на ее край.

Даже сейчас эта девушка для него была пределом мечтаний. С запутанными волосами, кое-где налипшими на лице. Бледная, с поддерживающими ресницами, которые показывали, как боль пытается пробиться к сознанию через сон.

Парень тяжело вздохнул. Он стал уговаривавать свою «темную сторону». Пришел к компромиссу. Как будто бы голос логики ему подсказал, что надо бы раздеть девушку, чтобы ей было удобнее и комфортнее спать. И все. Все на этом.

Через несколько минут он вылетел из гостевой спальни как ошпаренный. Еще бы чуток и он бы поддался этой провокации его животных инстинктов.

***

В очередной раз за эту ночь (?) я проснулась с жутчайшей головной болью. Наверное, я возвращалась в эту реальность из зыбкого и такого спасительного сонного забытья раза три или четыре. Эта ночь была неимоверно жаркой и душной, мое горло то и дело превращалось в испепеленную солнцем пустыню.

Хорошо хоть Грегори оставил на прикроватной тумбочке воду и этот волшебный пузырек с капельками. Пару капель и все… Боль отступала перед силами Морфея. Я практически сразу же проваливалась в сон.

По дребезжащим робким лучам, пробивающимся сквозь занавески, я поняла, что все-таки наступило утро.

Хоть и голова жутко гудела, я решила, что хватит. Хватит этих капелек. Сколько я их выпила, уже штук 6-8?

Голова гудит протяжным и болезненным, паровозным шумом, и все так же жутко хочется пить.

Поэтому допиваю крайнюю живительную влагу, что еще плескалась на дне графина. Все-таки как мило со стороны Грегори, он позаботился обо мне. Оставил воду…

Все еще жарко. И взамен жажды, как вечный спутник поднывающей головной боли, появляется тошнота.

И что это Грегори не отговорил меня от ритуала? Мог бы соврать, что не может, не знает…

Хм, мыслительные шестеренки стали со скрежетом проворачиваться. Я вот Грегори зачем-то вспомнила, ругаю его почем зря… Или не зря?

Ну, да ладно. Я хоть начинаю понемногу соображать. Ладно голова, а что тело-то? Тело-то отчего горит? Тело — это липкое от пота тело. Голое тело…

Стоп! Голое?!! Что?!

Не помню, чтобы я раздевалась. Это же я сама разделась? Нет… Меня что, кто-то раздел? Нет, не может быть. А может это все же я, на инстинктах скинула с себя одежду. Ведь все горело, тело бросало то в жар, то… просто не помню?

Если инстинктивно, то платье и белье не было так аккуратно сложено, а валялось бы на полу, скомканное, вместе с этим покрывалом.

Нет, меня раздели…

Алена подняла с пола смятую простынь-покрывало, завернулась в него. И внимательно посмотрела на кровать. Да смятая. Но все же белоснежная. Девушка сняла с себя покрывало, в которое она завернулась до этого несколько секунд назад, развернула его, повертела. Придирчиво выискивая что-то.

Выдохнула. «Следов преступления» не обнаружила.

Она решила все же немного охладить свою голову (и тело) и пошла в ванную.

«Не-е-е… ну, если бы было «преступление», то были бы следы, наверное…Да и ощущения, наверное бы, застряли… Ничего не болит, нигде, кроме головы. А ниже… не откликается. Вроде все как обычно…» — подумала девушка и включила прохладную воду.

Градус головной боли значительно снизился, стал плескаться в районе шума. Но все же он напоминал о себе незначительными болезненным писком в ушах, будто бы осипший комар напевал свою раздражающую песенку в ушах, залетая то в левое, то в правое ухо.

Настроение у девушки было, мягко говоря, смурное. И Алена просто взбесилась, увидев у себя в комнате нежданного гостя, который копошился возле ее кровати.

Ну сколько можно то? Это он, что каждое утро к ней в спальню приходить будет?

— Грегори! Какого … Что ты тут делаешь? — строго прикрикнула девушка.

— О, радость моя, ты проснулась… — заблеял, оправдываясь парень.

— Нет, блин, решила в ванной поспать! Конечно, я проснулась, — раздраженно проговорила Алена, — так, я спрошу еще раз, пока что вежливо, что тут делаешь?

— Я… я… хотел сделать тебе сюрприз, — сконфуженно замялся Грег Младший, — цветочки создал, хотел их положить на подушку.

— Что мне твои цветы?! Завянут, и я их выброшу… в помойку, — недовольно пробурчала девушка.

— Алена, ну чего ты? Радость моя, королева моего сердца… — стушевался парень, что явно ожидал другой реакции на его сюрприз, не такой остро негативной.

— Ага… королева. Без короны, — пробурчала Алена, но немного смягчившись, добавила, — Слушай, Грегори, давай все же ты сейчас выйдешь и оставишь меня одну. Все хорошо. Просто… Ну это не дело, каждое утро так вламываться в девичьи покои. А вдруг я голая? Ну, вдруг, ненароком… А ты тут, как туту, — насупившись, проворчала девушка, скрестив для важности руки на груди.

— Прости… Я просто хотел убедиться, что с тобой все хорошо, вымолвил извиняюще юноша, — сюрприз, порадовать.

Алена тяжело вздохнула, закатила глаза и проговорила:

— Со мной все хорошо, правда. Я хорошо себя чувствую. И… как видишь, спокойно разговариваю с тобой и без камушка, переводчика, — и слабо улыбнувшись, больше для успокоения юноши с небесными глазами, промолвила, — у нас все получилось.

— У нас… — повторил зачарованно Грегори, улыбаясь, словно до этого он смахнул немного лишнего горячительного, и алкоголь стал неимоверно нежно и разрушительно действовать.

— Грегори… — поймала мечтательно-блуждающий взгляд девушка, — оставь меня одну, пожалуйста. А после мы встретимся в библиотеке, надо будет продолжить мое обучение.

— А… хорошо, радость моя. Тогда я велю подать завтрак туда, — сказал он погрустнев.

Парень хотел было уже уйти, как девушка его остановила, запальчиво оборонив:

— Грегори?..

— Что, моя хороша? — переспросил он ее.

«Это ты меня раздел?У нас что, что-то было?» — хотела было спросить Алена, но постеснялась и скромно, даже немного кокетливо, просто прошелестела:

— Ничего. Иди. Спасибо, за заботу.

Грегори ушел, зачем-то захватив с собой добрую половину букетика. Алена в очередной раз тяжело вздохнула, подошла к кровати. Приподняла оставшийся хиленький букетик.

А цветы были действительно милые, нежные, хрупкие и так чудесно благоухали.

Девушка снова положила букетик на подушку. Взяла с прикроватной тумбы стакан, вернулась в ванную, набрала воды, и снова в спальню. Она поставила милый букетик в стакан с водой.

Станет обидно, если цветы скоро завянут. Они были слишком милыми (как Грегори). И жалко будет выбрасывать такую прелесть на помойку.

Девушка нежно дотронулась до голубых цветочков, хмыкнула своим мыслям под нос. Она подумала, — «А чего это я всех собак спустила? Цветы — это так мило. Надо будет перед Грегори извинится… А то вдруг обидеться, и больше не будет делать таких сюрпризов…»