Красная-красная нить

Глава 1. Тревожные вести

~восемь лет спустя, 2000-е~

— А-а-а! Прячемся, Фрэнк! — Лала налетела на меня и почти сбила с ног, заставляя опуститься на корточки за живой изгородью у их дома.

— Что происпф-ф-ф… — я не успел договорить, как быстрым движением подруга закрыла мне рот ладонью и бросила в мою сторону укоряющий взгляд, что-то вроде: «Ну ё-моё, помолчи ты хоть немного, а?» Лала смотрела на меня так еще пару секунд, затем убрала руку и произнесла таинственным шёпотом:

— Сейчас сам всё увидишь, подожди немного.

Она отвернулась и устремила взгляд чуть прищуренных глаз в просвет изгороди, через который хорошо просматривалась дорожка к их дому и крыльцо. Отсюда можно было наблюдать за дверью совершенно незамеченными — обычно люди, выходя из дома, не вглядываются в живую изгородь сбоку в надежде найти за ней тени сталкеров.

«Ладно, ладно, — подумал я, — твоя взяла».

Начал смотреть через этот просвет на дверь, и некоторое время мы сидели, как два идиота, но ничегошеньки не происходило. Я не любил подолгу находиться в неудобной позе, мои конечности затекали очень быстро. Тем более, когда Лала, сидя рядом, положила свой локоть на моё колено. Двойная нагрузка, между прочим! Уже чувствуя неприятное онемение в лодыжках, я решил для начала сдвинуть её руку с ноги, чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь.

— Началось… — прошептала Лала, и правда — дверь медленно открылась, и вышел Эл, а с ним какая-то девочка. Я бы даже сказал, девушка, если судить по ее фигуристым выпуклостям там, где они и должны быть у симпатичных девушек.

К примеру, та же Лала выглядела по сравнению с ней мальчишкой в своих джинсовых обтягивающих шортах до колена и рубашке с коротким рукавом, которую, похоже, вообще стащила у брата. Есть ли под этой рубашкой сись… э-э-э… выпуклости, понять было абсолютно невозможно.

Но ведь Лала — она и есть Лала. Друг, товарищ и опора во всех диких выходках, что нам приходилось совершать вместе за последние пару лет. Она была круче сестры, потому что с ней не приходилось делить комнату и время за единственной приставкой. Но, тем не менее, она всегда была рядом в нужную минуту, гладила по голове, когда я этого реально заслуживал, обнимала, когда я в этом нуждался, и не хило била с ноги, если на то была стоящая причина.

И самое главное — она никогда не стеснялась быть своей в нашей дурной мужской компании, хотя мне всегда казалось, что у девочек в её возрасте должны быть более интересные занятия, чем гонять с нами на роликах до темноты или выдумывать глупые подставы для наших школьных врагов. Лала была крута целиком и полностью, и мне не было дела до ее выпуклостей, потому что, даже не будь там у неё ничего, она бы всё равно осталась для меня лучшей девчонкой в этом городе.

И вот, сквозь изгородь я наблюдал, как Эл, улыбаясь от уха до уха, вышел из дома за ручку с незнакомой девушкой и направился явно не к кладовой, чтобы взять ролики.

Я уже готов был выпрыгнуть из нашего убежища, чтобы сказать ему всё, что думаю по этому поводу, но Лала грубо дёрнула меня за руку, чуть снова не повалив на землю, и рьяно замотала головой, видимо, давая понять, что идею не поддерживает.

«Вот чёрт! Сколько уже можно тут сидеть? Давай уже, Эл, раз сваливаешь — вали поскорее. Ноги совсем затекли».

Я понимал происходящее только наполовину, но был уверен, что стоит Элу скрыться из нашего поля зрения, как меня будет ждать развёрнутый рассказ в лицах, не меньше.

— Уф-ф, наконец-то они ушли, чёртовы голубки! — ох, как Лала была зла. Очень зла. Она протянула мне руку и сказала: — Поднимай меня, раз встал первым. Я ног почти не чувствую. И пошли в дом, хоть чаем тебя напою. Ещё есть время, и темнеет поздно, успеем покататься.

Я обхватил её ладонь и потянул на себя, мы пошли в дом. Тут, как и всегда в доме близнецов, было светло и ненавязчиво пахло лавандой. Я положил сумку с роликами у входа и поплёлся на кухню за Лалой, которая была готова рвать и метать, если верить угрожающей прямоте её спины.

— Завари, пожалуйста, с мятой, — попросил я. В конце концов, если уж пить чай, то любимый.

— А водицы родниковой из живительного источника тебе не надо? — огрызнулась она. Я только вздохнул на это.

— Ладно уже, кончай злиться. Я пока что вообще не в курсе, что тут происходит. Разве мы не договаривались сегодня весь вечер прокататься на роликах?

— Договаривались. В понедельник же и договаривались. А потом во вторник ему, — о! С какой интонацией было сказано это «ему»! — позвонила Элизабет. Кажется, её зовут так, — Лала наморщила лоб, будто хотела что-то вспомнить, а потом изменившимся, противным голосом начала пародировать разговор брата по телефону: — Ах, Лиззи, так здорово, что ты позвонила! Что? Нет, конечно, нет, я не занят в среду! Давай сходим, погуляем и, может, в кино зайдём? Ну как? Лиззи, ты чудо! Пока-пока! — она изобразила это так живо, не иначе, подслушивала разговор брата в коридоре. А потом Лала сделала жест, будто кладёт два пальца в рот: — Буэ-э! Воротит от него.

— Короче, вы поссорились.

— Нет. Мы не поссорились. Просто я больше с ним не разговариваю. Вообще не пойму, откуда взялась эта Лиззи. Она не из нашей школы и старше его на год, если не на полтора. Да ты видел её? Вот это, — Лала засунула под рубашку руки со сжатыми кулаками и изобразила грудь четвёртого размера, не меньше, — и вот это! — она прошлась по кухне, повиливая задницей, как колченогая сорока. — Ты видел?!

О. В бешенстве моя названая сестра была прекрасна и… уморительна. Я уже начал было подхихикивать над ней, как она зарядила мне в лицо кухонным полотенцем.

— Смешно ему. Мы Эла теряем, а ему смешно…

Я всё-таки не выдержал и начал хохотать. Уж больно это походило на глупую сцену ревности сестры к брату. У них всегда были очень близкие и доверительные отношения. И, чего таить, я иногда ловил себя на мысли, что завидую им.

Всегда иметь рядом близкого и родного человека, который с тобой стопроцентно на одной волне, было в то время для меня пределом мечтаний. Да, мы дружили и дружили крепко, но с каждым годом проводили вместе всё меньше времени. Разные школы, бесконечные дополнительные занятия… А с другой стороны, их родственная и душевная близость таила в себе большой подводный камень. Им было достаточно хорошо и комфортно вместе, чтобы больше ни в ком не нуждаться. Кроме меня, друзей у них больше не было, так, знакомые по школе или приятели по спортивным секциям — ничего серьёзного. До сих пор не пойму, как я умудрился сойтись с ними, и вообще, за что мне такое счастье. В своё время только наша с ними дружба и спасала меня от депрессии и от серости окружающего мира.

Хотя, конечно, я не мог понять, как два подростка разного пола, шестнадцати лет, с одинаковыми лицами, вообще уживаются в одном доме. Загадка… В моих чёрных фантазиях при любом развитии событий они должны были уже поубивать друг друга, но нет. Живут и радуются.

— Лала, выдохни. То, что я видел, меня мало интересует. Я шёл кататься с вами на роликах, и намерен получить своё. Потому что кататься вместе с вами — это всегда круто.

Я заметил, что глаза её потеплели, а губы, собранные в «скорбную птичью попку», расслабились.

— Я понял, что ты в расстройстве, и вряд ли услышу связную речь, где не будет фигурировать «этот гадёныш» и прочие ласкательные. Давай я расскажу, как это вижу, а ты меня поправишь потом, если что? — на миг Лала вспыхнула, готовая снова огрызнуться, но тут же отошла, налила вскипевшую воду из чайника в заварник, куда уже насыпала чёрный чай и листики мяты. Села напротив и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди:

— Валяй уже, Агата Кристи недоделанная.

— Ну, начнём. Похоже, твой брат влюбился, — Лала поморщилась, как от оскомины, но смолчала. — Где-то он подцепил симпатичную девушку, и, что странно, он ей тоже пришёлся по вкусу.

Я сказал так, но на самом деле, в том, что Эл кому-то понравился, не было ничего странного. Эл был чёртовым Ахиллесом, особенно, если меня поставить рядом с ним. Высокий и стройный, он очень быстро загорал на солнце, а его волосы, наоборот, выгорали намного сильнее, чем у Лалы, и из каштановых превращались в золотисто-русые. За последние месяцы Эл совсем не стригся и отрастил себе практически «каре» до плеч, которое ему охренительно шло. Вкупе с широкими плечами, голубыми глазами и тёмными широкими бровями, его облик редко оставлял девушек равнодушными. Боюсь об этом думать, но не удивлюсь, если и Лала попалась в сети привлекательности своего собственного брата. В конце концов, жить вместе и не замечать его? Совершенно невозможно. Лала тоже была очень симпатичной, но я не мог судить об ее женской красоте объективно. Внешне она мне больше напоминала парня, может, излишне нежного и тонкокостного, но я просто не привык видеть в ней девушку.

— Скорее всего, Эл познакомился с ней совсем недавно, — продолжил я, — иначе бы ты уже звонила во все колокола, могу поспорить. Ну, или, как минимум, всё бы мне рассказала. Или Эл сам бы поделился. Видимо, он так обрадовался новому знакомству, что слегка забыл о наших планах и повёл девушку на свидание. Это, конечно, обидно, но в целом лечится хорошим, дружеским пенделем и задушевным разговором, разве нет? Мне кажется, что нет никаких причин расстраиваться сегодня, даже если вы и поругались. Мы отлично покатаемся вдвоём, а завтра я выловлю его после репетиции и поговорю с ним по душам, окей?

Лала скривилась, делая вид, что у меня всё просто и красиво получается, а ей, бедной и несчастной, так грустно и обидно, что хоть вой. Но потом она улыбнулась и расцепила руки, чтобы помешать содержимое заварника ложечкой.

— Замётано. Потом обязательно расскажи мне, до чего вы договорились. И давай уже пить чай, а то кататься хочется, аж жуть!

И, напившись чаю с мятой, мы поехали накатывать мили по Белльвилю.

Мне никогда не хватало слов, чтобы выловить из своей памяти все те ощущения, которые испытываешь, катаясь на роликах с друзьями по летнему, будто уставшему от летнего зноя, городку. Когда мимо проносятся люди, деревья, машины, как постепенно темнеет, и уже начинают призывно светиться витрины, вывески и уличные фонари. Как всё летит мимо тебя, будто ты участник какого-то бала-маскарада, а вокруг краски, цвета, запахи, но ничто не задерживается надолго в твоём сознании, кроме ощущения детского, заполняющего тебя до краёв восторга от быстрого бега на роликах.

Можно развести руки чуть в стороны и ловить ими потоки горячего, прогретого на солнце воздуха, чувствуя, как он туго сочится между пальцами, жалобно свистит в ушах и, в итоге, остаётся за твоей спиной, а впереди ждёт что-то новое, такое, о чём ты даже думать боишься, чтобы не спугнуть ещё не свершившееся чудо. Именно так я воспринимал своё шестнадцатое лето в Белльвиле, мне хотелось думать именно так — что впереди у нас множество волшебных событий, которые никогда не захочется забывать. Я уже давно перестал ощущать себя жуком, которого выпустили из банки; жуком, которого кормили, за которым с любопытством наблюдали и иногда стучали пальчиком по стеклу, чтобы он подрыгал лапками и подал признаки жизни. Но в такие моменты, как сейчас, яркое первое ощущение освобождения возвращалось, и я не мог не согласиться — тут, вне банки, всё-таки чертовски хорошо!

Лала ехала рядом, иногда выделывая трюки на роликах, чтобы развеселить меня. У неё отлично получалось, но и я был неплох! Всё-таки близнецы сами научили меня кататься. Когда я только начал пробовать несколько лет назад, они уже вовсю рассекали, выряженные в эти дурацкие шлемы и огромные пластиковые наколенники. Я так хотел кататься вместе с ними, что начинал кусать губы, видя их на роликах. Наконец, они всё поняли и сами предложили помочь. С ними я очень быстро поехал, и с тех пор не был намерен прекращать кататься. Ролики — это скорость, это свобода и ощущение ветра! Я считал, что моему характеру ролики подходят больше всего. Я даже самостоятельно освоил несколько фишек — специально чтобы порадовать друзей. Вот какой я одарённый ученик, любите меня, хольте и лелейте!

С тех пор еженедельные катания летом стали для нас важным, почти сакраментальным ритуалом, который был обязателен к исполнению, невзирая на настроение, погоду и прочие отговорки. Часто мы катались, даже не разговаривая. Просто неслись, дурачились, обгоняя друг друга, всегда с улыбками и сияющими глазами. Иногда мы катались спокойно, слушая любимые треки в наушниках, и нам было очень тепло просто от общества друг друга.

— Поехали к гавани? — предложил я. Солнце уже опускалось за деревья, и закат вот-вот собирался добавить к голубому и белому свои яркие цвета. Словно ожидая этого момента, по небу лениво плыли объёмные облака таких причудливых форм и размеров, будто вырвались из сна безумного художника.

Мы понеслись в «Виктория-парк», чтобы успеть к самому закату. Запыхавшись, подъехали к воде, где покачивались на своих местах яхточки, и, усевшись на тёплые бетонные плиты, стали ожидать начала небесного шоу.

Люблю я это зрелище! Сегодня закат выглядел как место недавнего убийства. Такие дикие сочетания алого, красного, оранжевого и бордового запомнятся надолго. Внутри у меня было тихо и спокойно — ни единой лишней мысли. Начало июня сулило отличное лето впереди, школа подходила к концу, и не было никаких причин для печали. Даже сегодняшнее происшествие с Элом представлялось мне, скорее, как нечто комическое, нежели странное.

Мы сидели и молча наблюдали за тем, как солнце опускается за горизонт. Всё было замечательно, но внутри у меня зародилось смутное чувство тревоги. Даже не чувство — так, предчувствие, неоформленное и очень непонятное. Почему-то мне захотелось встать с газона и направиться ближе к дому, тем более, Лалу надо было проводить до двери и отбиться от предложений ужина её родителей.

— Ого-го, Фрэнки! Ты только посмотри, — Лала почему-то восторженно глядела мне за спину широко распахнутыми глазами и улыбалась безумной улыбкой.

Я оглянулся тоже — и обалдел: с востока на нас наползала огромная, тёмно-серая, низкая туча, и было ясно, что еще недолго, и ливанёт.

— Почему молчала? Руки в ноги и помчались домой! По любому промокнем уже…

— И откуда она взялась? — засмеялась Лала. — Вроде ехали, и небо было чистым.

— Разве ты смотрела на небо? Неслась, как очумевшая, хорошо, хоть дорогу под ногами видела.

Я хмыкнул и подмигнул ей; мы двинулись с места, постепенно разгоняясь всё быстрее. Но, как быстро мы ни ехали, успели только немного отдалиться от парка — и разразилась гроза. Нет, не так. Разразилась Гроза! Потому что природа словно обезумела, оглушительно грохотнуло, и дождь хлынул сплошной непроглядной стеной. Мы с Лалой промокли до нитки буквально в считанные секунды. От гавани до дома близнецов ехать было не очень далеко, но когда по дорожкам струятся потоки воды, это очень затрудняет передвижение на роликах. Мокрые до нижнего белья, уставшие, в прилипшей к телу одежде мы кое-как добрались до дома Лалы.

— Сразу говорю — заходить не буду, — отдышавшись, сказал я. — До меня совсем близко, и мама уже ждёт, наверняка. А к вам если зайдёшь — на пару часов, не меньше. Спасибо за катание, созвонимся завтра, расскажу, как пройдёт разговор с Элом.

Я потянулся, чтобы обнять Лалу на прощание, как неожиданно она вплотную прижалась ко мне, обхватила мокрое лицо и быстро поцеловала в губы. А потом, ни с того, ни с сего, резко ущипнула за нос. И вовремя! Щипок привёл меня в чувство, потому что я уже готов был впасть в ступор и задаться сотней вопросов с вариациями на тему: «Что это сейчас было?!» Теперь же кончик моего носа болел в доказательство того, что ничего не было. Вот она, стоит передо мной. Лала, которую я знаю уже больше восьми лет.

— Ты замечательный, Фрэнки. Спасибо за отличный вечер. Поторопись домой, чтобы не простудиться, — она улыбнулась и медленно покатила по узкой бетонной дорожке к двери своего дома. Перед тем, как зайти, помахала мне на прощание и скрылась внутри.

Мечтательно улыбаясь, я двинул к дому. Похоже, у Лалы всё-таки было что-то под рубашкой. Вечер, и правда, выдался классный. А гроза только добавила остроты ощущениям.

«Надо не забыть принять горячий душ, чтобы не разболеться».

Дождь еще лил, но уже не так остервенело, как в самом начале. И я был настолько вымокший, что мне уже было абсолютно всё равно. Я почему-то задумался, можно ли считать это торопливое прикосновение губ Лалы первым поцелуем? Ясно, что она дурачилась, но тем не менее?

Под такие мысли я очень быстро добрался до дома. В окнах уже горел свет, а значит, мама вернулась с работы.

— Наконец, ты дома! Я уж думала, где тебя искать. Погодка шикарная, самое то для катания на роликах! — мама красноречиво оглядела меня с головы до ног.

— Привет, мам, — я подошёл, быстро чмокнул ее в щёку и поднялся к себе, наверх.

— Я сейчас принесу тебе полотенце. Выглядишь, как мокрая мышь… Сразу положи всё в стиральную машинку! — донеслось снизу, и я только покачал головой.

«Ну спасибо, мама. Я и так не великого мнения о своём внешнем виде, но мышь… Это что-то новенькое». Я зашёл в свою комнату и сразу начал освобождаться от одежды. Это было непросто, всё противно липло к телу и никак не хотело сниматься. Через минуту мама занесла большое махровое полотенце, и я отправился в душ.

— Только недолго, Фрэнк. Я очень голодная после работы и хочу поужинать вместе.

— Ла-а-дно, мам. Я быстро, — пропел я из-за двери в ванную.

Выползши из душа в самом благостном расположении духа, обмотанный полотенцем с ног до головы, я рухнул на кровать. Но уже через минуту вспомнил своё обещание про «недолго», наскоро вытерся, оделся в домашнее и спустился в кухню.

— Ну как, хорошо покатались? — поинтересовалась мама от плиты.

— Да, очень даже. Только сегодня без Эла.

— Что так? Он не приболел, случаем?

— Ха, даже не знаю, наверное, можно и так назвать. Он пошёл на свидание с какой-то девушкой вместо того, чтобы кататься с нами.

— О! — многозначительно сказала мама и продолжила мешать что-то, шипевшее на сковороде и благоухающее жареным мясом со специями, м-м-м! — Получается, у вас с Лалой сегодня тоже было свидание?

Я даже слюной подавился от такого заявления — запахи всё сильнее подстёгивали аппетит. Но мамино предположение как кувалдой ударило по голове.

— Никаких свиданий. Мы просто катались, как и всегда, разве что без Эла. И к тому же, Лала — это Лала.

— Да-да, я поняла тебя. Хотя, конечно, она замечательная.

Я улыбнулся. Складывалось ощущение, что мама волновалась из-за отсутствия у меня девушки.

— Однозначно. Она самая крутая девчонка в округе. Вот только еще пара лет, и она перерастёт меня на полголовы, если не на голову, тебе так не кажется?

Мама рассмеялась.

— Ах, Фрэнки, это так мило, что ты думаешь о подобных вещах. Когда влюбляешься, кто выше, а кто ниже, интересует человека в последнюю очередь. Садись за стол. Будем есть твоё рагу с моим жареным мясом. Ты молодец, что успел приготовить его до того, как ушёл.

Мы ели, переговариваясь о каких-то неважных вещах, но смутное чувство тревоги никак не покидало меня. Я не понимал, откуда оно взялось и чем вызвано, но и отмахнуться от него никак не получалось. После еды я помог с посудой и хотел уже было пойти к себе, как мама остановила меня.

— Фрэнк, останься, пожалуйста, со мной ненадолго. Мне нужно поговорить с тобой.

Вот оно! Сердце сделало тройное сальто, и, словно подтверждая мою догадку, упало вниз живота холодным камнем. Какое-то время я вообще не мог пошевелиться, но потом выдавил из себя:

— Что-то случилось, мам?

— Нет, дорогой. В смысле, ничего плохого не случилось, но случилось кое-что другое. Сядь рядом, пожалуйста, — она похлопала по дивану рядом с собой.

Я послушно сел, ожидая, когда успокоится сердце, и я смогу адекватно воспринимать информацию.

— Видишь ли, есть некоторые обстоятельства, о которых я не хотела говорить тебе раньше времени, чтобы не портить тебе лето, но тянуть больше некуда, поэтому я решилась сказать сегодня. Наверняка, это расстроит тебя, но мы должны как-то справиться со всем вместе.

— Может, уже перейдёшь к сути?

— Твоя двоюродная тётя Ирма предложила мне очень хорошее место. Работа будет намного спокойнее и рабочий день короче, должность выше и зарплата более чем достойная. Она даже согласилась придержать эту должность до августа для меня.

— Ну это же замечательно, разве нет? Не понимаю, почему я должен расстраиваться.

— Дело в том, Фрэнки, что работать надо в Ньюарке.

Финал. Финита ля комедия. Я сидел, как ударенный чем-то тяжёлым по голове, потому что информация оказалась для меня слишком неподъёмной. В мозгу что-то медленно и со скрипом проворачивалось, но никак не помогало осознанию.

— В смысле?

— Это означает, милый, что нам предстоит переезд в Ньюарк.

— Но это невозможно… У меня тут друзья. И школа. И наш дом. И вообще… Куда мы денем наш дом?

— Я уже пару месяцев искала покупателя, чтобы цена устраивала со всех сторон. И вот, недавно появилась очень милая пара, которая хочет его купить. Они согласны въехать в течение месяца и не будут нас торопить.

— Но…

Мама вздохнула и взяла меня за руку.

— Милый, я представляю, как тебе сейчас сложно. И знаю, как сильно тебе тут нравится. Мы прожили здесь с тобой целую жизнь, и ты нашёл замечательных друзей. Но ты знаешь, как мне непросто одной. Мы живём от одного пэйчека до другого, и денег едва хватает, чтобы оплачивать счета. Я совершенно не имею права отказываться от такого шанса — он случается раз в жизни. Тебе еще предстоит поступать в колледж, а с моей нынешней работой я просто не потяну его.

— Мне кажется, ты сильно забегаешь вперёд…

— Нет, Фрэнк. Я просто здраво смотрю на вещи. На новой должности я смогу спокойно работать до пенсии и быть уверенной в завтрашнем дне. В нашем переезде даже нет никакого риска, должность точно будет моей, и сложность лишь в том, чтобы найти дом, обустроиться на новом месте и как-то пережить это всё, не упрекая друг друга. Мне очень важно, чтобы ты поддержал меня. Я уже не так молода, чтобы переносить такие серьёзные перемены с лёгкостью… отлично понимаю твоё смятение, но и ты постарайся понять меня… Пожалуйста, милый, без твоего понимания мне будет очень сложно.

Я молчал какое-то время, переваривая всё то, что сказала мама. Ньюарк действительно находился слишком далеко, по моим меркам. Это означало конец нашим встречам с близнецами. Для меня всё было так неожиданно, что казалось сном, затянувшейся маминой шуткой, которая вот-вот оборвётся весёлым смехом. Но мама сидела и всё так же серьёзно смотрела на меня, ожидая чего-то… Чего? Я не знал, что сказать. Внутри всё перемешалось и превратилось в кашу.

Я был раздавлен.

— Пойду спать. Поговорим об этом завтра, если хочешь, — я понимал, что не этого мама ждала от меня, но ничем не мог сейчас облегчить тяжесть свалившегося на неё решения. Мне бы со своим состоянием разобраться…

— Хорошо. Спокойной ночи, Фрэнки.

Я очень устал. И своей нежданной новостью мама доконала меня. Хотелось просто закрыть глаза и спать, спать, спать. А завтра чтобы всё вернулось на круги своя, и мне не пришлось думать ни о чём. Тяжело было представить, что уже через месяц моя жизнь должна круто поменяться. В глубине души я понимал, что могу только поддержать маму. И моя истерика и неприятие ни к чему не приведут. По сути, выбора у меня и не было. Уже лёжа с закрытыми глазами в кровати, я подумал, а что, если вот оно, то самое, волшебное и чудесное, что ждёт нас впереди? Я же сам мечтал об этом чуде.

Вздохнув, я перевернулся на другой бок. Чудо горчило на языке и щипало под веками. Как бы там ни было, я просто обязан провести этот месяц так, чтобы искры летели из глаз. Всё-таки я очень люблю наш городок и моих друзей. Если мы должны вот так расстаться — то пускай хотя бы наши встречи запомнятся надолго.