Решала для Царя

Глава 13

Черный Mercedes G-класс замер на подъездной дорожке загородного дома Алисы. Алиса вышла первой, кутаясь в пиджак Артема, как в последний щит. Холод ночного воздуха обжег ноги. Свет из распахнутой двери дома выхватил фигуру Глеба. Он стоял в проеме, высокий, как грозовая туча, в расстегнутой рубашке. Его черные глаза, горящие не беспокойством, а холодной, сдерживаемой яростью, прилипли к Алисе. К его пиджаку на ней.

Алиса прошла мимо него в просторный, холодный мраморный холл. Освещение было слишком ярким, подчеркивая ее бледность, ссадину на щеке, нелепо огромный пиджак на ней.

Глеб не дал ей пройти дальше. Он шагнул к ней вплотную, его дыхание, с запахом дорогого виски и едкого адреналина злости, опалило ее лицо. Без единого слова, его рука вцепилась в лацкан пиджака на ее плече. Резким, грубым движением он сорвал его, швырнув на ближайшее кресло из белой кожи. Ткань мягко обвисла.

Алиса вздрогнула от внезапности и холода, но не отступила. Она стояла перед ним: только полотенце на бедрах, ссадина. Уязвимая. Но ее зеленые глаза вспыхнули глухой яростью. Она не опустила взгляд.

Глеб игнорировал ее гнев. Его глаза, как сканеры дефектов, осматривали ее. Взгляд скользнул по обнаженным плечам, груди, животу, ногам, выискивая синяки, порезы. Он повернул ее спиной, проверил спину, бедра. Поворот был резким, бесцеремонным. Это был осмотр лошади после падения на скачках. Царапина? Хромота? Ущерб дорогому имуществу?

Убедившись в отсутствии серьезных повреждений, он резко повернул ее обратно лицом к себе. Пальцы впились в подбородок, заставляя смотреть в его бешеные глаза.

— Цела,– констатировал он ледяным тоном.

Не «жива». «Цела.» Как предмет, переживший испытание. Он отпустил ее подбородок, слегка оттолкнув от себя, как отстраняя проверенный товар.

Артем стоял чуть в стороне, у двери, в своей безупречной стойке, руки вдоль тела, но готовые. Его каменное лицо было непроницаемо, но взгляд фиксировал все: сорванный пиджак на кресле, позу Алисы, ярость Глеба.

Глеб развернулся к нему. Его ярость, больше не сдерживаемая осмотром «вещи», сфокусировалась на исполнителе.

— Отчет. Кратко, – бросил Глеб. Не просьба. Приказ.

Артем говорил четко, сухо, без эмоций, как на допросе:

— Проникновение через вентиляцию. Один нападающий, нож. Нейтрализовал массажиста, атаковал Алису Викторовну. Я проник в кабинет, ликвидировал угрозу в рукопашном бою. Нападавший мертв. Убрано. Алиса Николаевна серьезно не пострадала.

Ни слова о ее сопротивлении, наготе, пиджаке. Только факты.

— Кто? – одно слово, как удар кинжала.

— Полоза. – ответил Артем.

Глеб замер. Казалось, воздух в холле сгустился и закипел. Его лицо исказил звериный оскал. Не страх за Алису. Не ярость за покушение на жизнь. Бешенство от оскорбления. От того, что посмели. Тронуть его собственность. Подвергнуть сомнению его власть. Нарушить его перемирие.

— Полоз… – прошипел Глеб, и в его голосе зазвенела смерть. – Эти твари… Подписали мир. Нарушили. Покусились на мое. На мою вещь!

Он сделал шаг к Артему, но смотрел сквозь него, в пространство, где уже бушевала война. Его глаза горели мрачным, нечеловеческим огнем.

— Они думают, что могут вот так… испортить то, что принадлежит Царю? – он засмеялся, коротко, хрипло. Звук был леденящим. – Они подписали себе смерть. Весь их гадюшник – в труху.

Он резко повернулся, схватил свой пиджак, висевший на вешалке у двери. Его движения были резкими, как у раненого зверя, готового к атаке.

— Артем, – бросил он, уже направляясь к выходу, не глядя ни на кого. – Остаешься здесь. Всю ночь. Ни шагу от нее. Понял?

Это был не просьба об охране. Это был приказ стеречь его вещь после попытки кражи. И демонстрация власти – он мог оставить их здесь вместе, зная, что его воля непререкаема.

— Понял, – ровно ответил Артем.

Глеб не попрощался. Он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что стекла в окнах задребезжали. Рев мощного двигателя его машины нарушил ночную тишину, затих вдалеке.

Их осталось двое. В огромной, холодной гостиной с высокими потолками и дорогой, безжизненной мебелью. Тишина после урагана ярости Глеба была звонкой, густой. Алиса стояла посреди мраморного пола, полуобнаженная, со ссадиной на щеке, глядя на дверь, за которой исчез ее «владелец». Пиджак Артема все еще лежал на белом кресле, как брошенный доспех.

Артем не двигался с места у двери. Его серые глаза наблюдали за ней, оценивая ее состояние после двойного удара – нападения и унизительного осмотра. В его взгляде не было жалости, которая могла бы добить. Было понимание. И готовность выполнить приказ.

Алиса вздохнула, глухо, содрогаясь всем телом. Адреналин окончательно схлынул, оставив ледяную усталость и пустоту. Она медленно подошла к креслу, взяла пиджак. На этот раз накинула его не спеша, застегнула ту самую пуговицу на груди. Ткань все еще хранила его тепло и запах – оружейный, мужской, надежный в этом море безумия.

Она не посмотрела на Артема. Прошла мимо него вглубь дома, к кухне или барной стойке. Ее шаги отдавались гулко в пустом пространстве. Она налила себе стакан воды из кулера, руки слегка дрожали. Сделала глоток, обернулась, прислонившись спиной к стойке.

Артем стоял на своем посту у входной двери, спиной к ней, наблюдая за темнотой за стеклами. Его мощная фигура была неподвижна, как скала. Но он был здесь. Не как надзиратель в эту секунду. Как единственная твердая точка в рушащемся мире. Как свидетель ее унижения и ее выживания. Как человек, который знал ее цену не в рублях или изумрудах, а в силе духа.

Они не говорили ни слова. Гулкий тиканье напольных часов в гостиной отмеряло секунды этой странной, тяжелой, но не враждебной тишины. Двое пленников в золотой клетке, связанные долгами, кровью и молчаливым пониманием, оставленные разъяренным Царем стеречь самое ценное – его неприкосновенную вещь. И пиджак на Алисе был не просто одеждой. Он был немым знаком этой новой, опасной связи, завязавшейся в гневе и крови этой ночи.