Второй шанс для "старушки".

Для доверия нужно время

Мария возилась на своем мини-огороде, когда я позвала ее в комнату к спящему щенку.

Малыши зорки принюхивались и взволнованно пыхтели, уползая вглубь своего гнезда.

— Маш, ты только не кричи раньше времени, — успокаивала я заранее старушку. — Мы остановились дождь переждать, а там был щенок. Он ранен, подлечи его, а дальше я сама справлюсь.

— Какой щенок? Чей? Откуда на дороге взяться щенку?

— Мне откуда знать? А раз мы можем ему помочь, то почему бы не сделать этого?

— Я же показывала тебе, как лечить. Или там очень глубокие раны? Так их я тоже лечить не умею. Я могу только понемногу сращивать ткани, но не кости. Моего дара только и хватает, чтобы напитать снадобья да зелья.

Мы зашли в комнату, где на кровати лежал запеленатый щенок. Хорошо, он не проснулся, а то кто его знает, поужинал бы моими зорками.

— Ты что удумала? — вдруг взревела Маша. — Волчонка приволокла. В своем ли ты уме, девка?

— Да что ж вам всем так важно, волк он или нет? В первую очередь он щенок.

От нашего крика малыш пришел в себя и стал дергаться в мешке, пытаясь когтями разорвать ткань.

— Вот видишь, что ты наделала? — возмутилась я. — Разбудила его. Я с таким трудом его усыпила.

— А его и не надо лечить, его добить надо. Ты хоть знаешь, до каких размеров они вырастают? Это хищник. Он сожрет всех и не подавится. Я не буду его лечить, и если ты его немедленно не выкинешь, то ноги моей тут больше не будет, — топнула ногой старушка и хлопнула дверью.

Пока мы спорили, щенок перестал возиться и очень внимательно нас слушал.

— Ну и ладно, сама справлюсь, — крикнула я Маше вдогонку.

Я подошла к малышу и присела на край кровати. Он настороженно пошевелил ушами и снова немного оскалился.

— Не бойся, глупыш, я хочу помочь. Но пока не знаю как. Тебе придется потерпеть. Я принесу покушать, а ты полежи пока тут. Не шали.

Метнулась на кухню, схватила первое попавшееся блюдце и бидон с молоком, побежала назад. Зверь лежал смирно, но при моем появлении снова забеспокоился.

Я поставила блюдечко на пол. Сняла щенка с кровати и, не вытаскивая из сумки, положила рядом с блюдцем. Хорошо хоть, не очень глубокое попалось. Налила туда молока и пододвинула щенку.

— Попей, бедолага. Пока хотя бы молока. А потом я обязательно узнаю, чем вы питаетесь, и покормлю как следует.

Щенок снова попытался встать, но из-за лапы и из-за сумки не смог. Я попробовала помочь, поставить его, но он тут же зарычал.

— Ладно, ладно, не трогаю, — подняла я руки. — Но поесть-то тебе все же как-то надо? Давай расстегну мешок, чтобы ты смог выбраться.

Я снова схватила щенка за шкирку и, расстегнув мешок, аккуратно его стянула, насколько это было возможно. Зверек жалобно заскулил. Наверное, я задела рану или лапу.

— Прости, прости, малыш. Сейчас уберу все это, освобожу.

Я откинула сумку и поднесла щенка поближе к блюдечку. Воздушную преграду создать не получилось, пришлось резко его отпустить и отскочить, чтобы не укусил.

Волчонок тявкнул, снова немного поскулил, наступая на опухшую лапу, и сел зализывать свой бок, на котором уже почти не было видно раны, только края кожи с шерстью, торчащей в стороны.

Потом он принюхался, посмотрел в сторону ящика с гнездом, повернул голову к тарелке с молоком. Складывалось впечатление, что он решает, пить молоко или приступить к более калорийной трапезе.

— Э-э, не-е, туда можешь даже не смотреть, — подала я голос, на что щенок снова насторожился. Не сводя с меня глаз, он опустил морду к миске и принялся лакать молоко.

— Вот это правильно. Пей, потом принесу вареного птичьего мяса.

Молоко исчезло очень быстро, бока щенка ощутимо раздулись.

— Вот и хорошо. Подкрепился, а теперь надо заняться твоим лечением.

Однако, как только я встала, волчонок ощетинился, стоя на трех лапах, прижал уши к голове и оскалил пасть.

— Ты ж мой маленький комок шерсти с зубками. Не бойся. — Я стала потихоньку подбираться к нему. — Иди сюда, мой хороший. Я не обижу тебя.

Но у щенка было свое мнение на происходящее, и он заковылял под кровать. Там я его и настигла за пару шагов. Но в этот раз мне не повезло схватить его за шкирку. Он, извернувшись, все же цапнул меня за руку между указательным и большим пальцами. И сразу дал деру под кровать.

— Ай, блин. Какого... больно, елки-палки.

По руке потекла струйка крови. В комнату прибежала Мария.

— Что? Укусил? У-у, зверюга проклятая. А ты знаешь, что в их слюне содержится парализующий яд для крупной добычи, чтобы ее обездвижить? Конечно, у этого еще вряд ли есть та железа, что яд вырабатывает, у него еще даже пух не слез как следует. Видать, сбросыша ты подобрала, — ворчала старушка, помогая мне остановить кровь и вычистить место укуса, судя по ее манипуляциям руками. Потом ладонь ее засветилась зеленым, и рана потихоньку начала затягиваться.

— Будешь знать, как не слушаться взрослых, — попеняла она мне.

— Я слушаю, но решения принимаю сама. И от него не откажусь. Ему надо помочь.

— Помогать она всем вздумала. Вчера зорки, сегодня волчонок, а завтра кто?

— А на завтра я планов не знаю, они известны только создателю. Лапку ему надо бы посмотреть, она опухла. Как бы не сломана была.

— Да посмотрю, посмотрю. Ты ведь не отстанешь. Добрая душенька твоя.

И началась сложная работа по поимке верткого щенка. Пришлось в итоге сходить за шваброй и ею его выволакивать. Мы накрыли его коробкой, и Мария осмотрела его магическим зрением. Как же здорово наблюдать за ее работой!

— Нет, лапа не сломана, просто ушиблена. Кости все целы, но на коже много паразитов, надо избавить его от них, а то навредят не только ему, но и нам могут.

— Нам? Ты остаешься? — радостно воскликнула я.

— Остаюсь, куда я от тебя денусь? Ты ж вроде как моя племянница. О, ну поглядите на нее, был бы хвост, уже б виляла им, — рассмеялась она.

А я просто крепко обняла мою названую родственницу.

— Спасибо, что ты у меня есть, — шепнула ей на ушко.

— Ой, скажешь тоже, — махнула она рукой. — Давай усыплять твоего подопечного, надо лапку подправить.

И мы, немного повозившись, смогли его усыпить, а потом Мария подлечила зверьку лапу.

Условились на том, что никому не скажем о зверях, чтобы не пробуждать лишнего любопытства и тревоги. Даже Нику. Зорков пришлось переместить на тумбу, чтобы этот пушистик до них не добрался. Ему я постелила старый кусок зимнего тулупа у теплой стены и там же поставила миску с мясом и новой порцией молока. И на этой радостной ноте улеглась спать.

***

Луг. Душистые цветы, разнотравье. Светит яркое солнце.

Небо голубое, с редкими пушистыми облаками, на душе так легко.

Я прогуливаюсь с кем-то, но не вижу с кем. Зато чувствую себя в безопасности, со спокойной душой могу уходить на большие расстояния от деревни.

За окраиной луга лес. Стоят деревья-великаны и ветками держатся друг за друга, будто не хотят пускать к себе посторонних, отгородившись кустами и объемными кронами. Там кто-то есть. Ветра почти нет, но кусты шевелятся. Наверное, звери.

Но я не боюсь. Со мной мой друг.

И тут из леса друг за другом выходят огромные псы. Их шестеро. Они ростом с хорошего теленка. Это что же, местные волки? Мне становится страшно, ноги будто в землю врастают. Сердце усиленно колотится. Мозг, по-моему, вообще не хочет соображать, потому что я не могу даже двинуться с места.

Погода быстро портится, налетает холодный резкий ветер, треплет волосы и режет глаза, так что они начинают слезиться. Солнце пропало, небо затянуто тучами, я уже не на цветущей полянке, а на заснеженном лугу. Деревья в стороне стоят мертвой плотной стеной.

Мороз пробирается под одежду и щиплет мое бедное тело. Я коченею от холода. Где мой друг? Я одна. Нет защиты. Как я сюда забрела? Бежать некуда, начинается пурга. Помощи ждать неоткуда.

Звери, ощетинившись, окружают меня. Прижимая морды к земле, а уши к голове, готовятся броситься на меня, растерзать. С клыков капает слюна, глаза сверкают, как светоотражатели. Еще миг — и кинутся.

Но вдруг со спины я чувствую чье-то приближение, тихие шаги по снегу. Это он, мой друг? Он пришел помочь?

Зубы продолжают отстукивать чечетку, холод никуда не делся, страх и не думает включать мозг. Я оборачиваюсь и вижу еще одного волка, крупнее тех, черно-серого окраса, с мощными лапами и телом. Он спокоен — не прижимается к земле, не скалится, идет ко мне.

Сердце почему-то бешено колотится. Я его не знаю, а значит, он с ними. Может, их вожак? По-моему, я от страха сейчас отключусь. Так будет даже лучше, не почувствую агонии от предстоящих терзаний моего тела.

Закрываю глаза. Боже, пусть это произойдет быстро.

Время тянется бесконечно. Я чувствую вожака рядом, его дыхание обдает теплом руку. Я дергаюсь от страха. В ладошку тычется мокрый нос. Потом этот здоровяк лижет мне кисть.

Мой мозг решает вернуться и попробовать поработать. Клеточки серого вещества в бешеном темпе носятся, чтобы придумать выход.

Я открываю глаза. Серый никуда не ушел. Стоит рядом. Те, что были у леса, попятились назад. Но не ушли. На мордах остается оскал.

Серый подталкивает меня в противоположную сторону. И я, немного придя в себя, начинаю тихонько отступать. Он не с ними, он за меня. Это придает уверенности, и я пячусь. Стая у леса замечает мой маневр и все же решает напасть. Они кидаются на нас все вместе, и мне кажется, что сердце просто останавливается.

Я подскочила на кровати в холодном поту, сорочка промокла насквозь. Сердце билось так, что уши закладывало. Руки дрожали, а ноги будто онемели. Не успела я опомниться, как руку, где был укус, лизнули. Я даже взвизгнула от страха, отдернув ладонь.

Сон не хотел, видимо, меня отпускать. Хорошо хоть, наступил рассвет, и в окно пробивались утренние лучи. На постели рядом лежал щенок и, прижимая уши, виновато глядел на меня. Повиливая хвостом, он подполз вперед, прижимаясь к кровати всем тельцем.

Фух. Ну и сны у меня!

— А ты как тут оказался? Ты же спал на подстилке. Или что, лапка прошла уже, можешь прыгать? — спросила я этого подлизу.

Но как только я попыталась его погладить, он тут же снова вывернулся, подставляя под ладошку пасть. Хотя хвостом все равно махал как метлой.

Все еще не доверяет. Ну да ладно. Попривыкнет, и тогда поглажу. Прогонять щенка я не стала. Раз ночью не покусал, значит, и сейчас не съест.

Сердце все еще бухало, но чувствовала я себя намного спокойнее. И хотя так рано подниматься было лень, уснуть уже едва ли получится. Пришлось вставать и топать на кухню.