Дребезг Звёзд

Глава шестая. Эхо звёзд

Главное в путешествии — это добраться до нужного места без особых приключений. Потому что лишние приключения — это, конечно, увлекательно, но иногда бывают весьма опасными. Да, потом есть, что вспомнить, но некоторые воспоминания бывают настолько тяжкими, что лучше бы их и вовсе не было. Поэтому бывалый путешественник всегда выбирает наиболее безопасный путь, который зачастую является едва ли не самым длинным. Хуже — когда у путешественника нет конечной цели, и он просто скитается по миру от одного места к другому, что-то вечно ищет, чего-то хочет, а чего — сам не знает.

Раньше Полина просто хотела гулять, и гуляла, где вздумается. Захочет — поедет в деревню Попасная, что недалеко от Луганска. Захочет — смотается в Алчевск. Потом  вдруг сорвётся ни с того ни с сего во Львов. А оттуда, несмотря на относительно неблизкий путь, в Межгорье. 

Просто бесцельно скиталась от одного населённого пункта к другому, чтобы набрать побольше знакомых, узнать получше страну. А началось всё с того, что она насмотрелась фильмов о хиппи и решила стать такой же. Естественно, почти ничего толкового из всей этой затеи не получилось. Зато — да, масса историй, о которых можно рассказать под гитару у костра. Если, конечно, играть умеешь.

Веселее стало с появлением Лешего. Когда она однажды наткнулась на него в одном из переходов в Одессе, услышала его игру — тотчас решила: она будет с ним. Да, к тому времени ей уже повстречалось много патлатых тел в коже и с гитарой, но что-то этакое было в том парне. Какая-то странная, приятная аура. К нему хотелось тянуться, погреться у его огня. Что-то особенное было в его игре, манере выражаться, в поведении. То, как он обнимал свою “единственную женщину” (так говорил о гитаре), как касался пальцами струн, высекал из них звуки — и голос, его неповторимый, чуть хриплый низкий — он завораживал. Создавалось такое впечатление, будто Леший вкладывал в пение всю свою ненависть, злость и ярость, что испытывал к миру. Всем своим видом он излучал тёмную, отталкивающую, но в то же время и завораживающую, манящую атмосферу. Ты идёшь к нему подобно мотыльку, что летит на пламя — знаешь, что обожжёшься, но всё равно идёшь. И таких мотыльков вокруг него порхало сотнями. Во многих городах находился как минимум с десяток личностей, которые с ним знакомы, любят его игру, восхищаются его персоной — и он их всех в равной степени презирает. 

А Полине удалось завоевать его. Удалось, несмотря на сотни ей подобных поклонниц, вырвать своё место под солнцем. В тот же вечер она пригласила его выпить, согласилась пойти к нему на вписку. Он дал ей метамфетамин, она с ходу прочла Библию и запомнила всё до последней строчки. А пока она читала Библию, он писал новую песню. А после — они обнялись и уснули, да и проспали так до самого вечера. Как он потом говорил ей, Леший остался с Полиной лишь потому, что она не стремилась отдаться ему в первую же встречу.

Весь последующий год она встречалась с ним. Именно встречалась — разъезжали по разным местам, связывались, встречались в заранее оговоренных пунктах. А то и вовсе совершенно спонтанно в один и тот же город одновременно приедут. Словом, всякое бывало. Их дружба заменила им любовь. Да и не нуждались в любви две столь сильные личности: вполне хватало того, что они могут увидеться, переспать, посмеяться над насущными проблемами и отдохнуть в объятиях друг друга.

В одну из таких встреч, лёжа на траве в тени огромного дерева у пруда, Леший заметил:

— Люди смотрят на звёзды и сплетают их в созвездия. А меня всегда пугало именно то, что звёзды вместе лишь внешне. Ведь на самом деле каждая звезда глубоко одинока. От того-то они и сияют так ярко, чтобы  их заметили. Но встреть одна звезда другую — они либо уничтожат друг друга, либо одна затмит собой другую. И ни то ни другое ничего хорошего не сулит.

Он лежал на траве и смотрел на небо. Тёмная грива обрамляла его голову подобно ореолу, а лёгкая полуулыбка на лице как обычно отдавала печалью. Обнажённое худощавое тело исполосовано шрамами. На запястьях и стопах были ярко выраженные стигматы. Он лежал, закинув ногу за ногу и раскинув руки, чуть склонив голову на бок. Лежал, смотрел на небо и улыбался. Сана (так тогда звали Полину) —  лежала подле него, свернувшись клубочком. Её волосы цвета заката укрывали её нежный стройный стан, скрывали красоты нагого тела. Она лежала, поджав под себя ноги и положив маленькие ладони под щёки. Лежала и смотрела на парня влюблённым взглядом. Лежала, смотрела на Лешего и улыбалась. Он ненавидел весь мир и любил её. Она плевала на весь мир и любила его. И они были лучшими друзьями.

— Тебя ведь не Саной зовут, — глядя на небо.

— С чего взял? — мягко, с улыбкой.

Леший хмыкнул.

— Не подходит это тебе. Я бы так тебя не назвал.

Девушка усмехнулась, приникла ближе.

— А как бы назвал?

— Как узнаю, так назову.

А потом Леший исчез. А ведь она даже никогда не спрашивала его, откуда он родом. Да и Лешему не называла родного города. Весь последний год для неё мало отличался от предыдущих. Только вот лучшего друга рядом не было. Что в нём её больше всего привлекало? Человек не сидел на месте. Он всегда развивался, как музыкант. Он ненавидел весь мир, и ненависть свою выплёскивал в своём творчестве. Людям нравятся страдания, так пускай же их от них стошнит. А Сана — Сана просто наслаждалась путешествиями. Время от времени навещала Филина и других знакомых. Заводила новые знакомства. А потом, когда исчез Леший, решила пробивать себе путь на север. На самый-самый север. Зачем? Просто, чтобы была какая-нибудь цель. Ведь людям нужно придумывать себе разные цели.

И кто бы мог подумать, что после всего, что было, она встретит старого друга снова? Вот тут, в Харькове, отчаявшись, сменив ещё несколько имён, и разуверившись в себе. Она стояла и смотрела на две фигуры: грозного, пьянящего своим шармом Лешего и пока ещё робкого, неуверенного Сна. Такие противоположные, милые натуры. Они могут подружиться, могут поссориться. Забавно-то всё как получилось: приехала к одному, встретила другого.

Сон густо вспотел и покраснел. Он нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Не в его планах было встречать подобную толпу народа, да ещё и такого человека. Да и встречу с Полиной он представлял совершенно по-другому. Словом, он был разочарован, смущён и напуган. Он смотрел в глаза Лешему, и видел в них отрешённость и ненависть, завуалированную доброжелательностью и добросердечностью. А Леший смотрел на него сверхностно и странно, хищно улыбался.

Леший потрепал шевелюру Сна.

— Пойдём выпьем? Я угощаю!

Не дожидаясь ответа, он обнял своих товарищей и потащил их в направлении кафе бара. Остальные люди разбрелись по привокзальной площади кто куда. Было условно решено погулять до возвращения Лешего.

Сердце Сна билось так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. С каждым мигом он паниковал всё больше и больше. Абсолютно спокойная улыбка на лице Полины, странная улыбка Лешего — нет, всё это не внушало ему доверия. Но всё же он решился хоть как-то завязать разговор.

— Давно в Харькове?

— Да сегодня приехал. А сам местный?

— Нет… То есть да… Тьфу ты… Ага…

Речь парня сбивалась. Он заикался, жутко волновался. И, естественно, это всё не ускользнуло от собеседников. Леший и Полина переглядывались, обменивались разного рода улыбками. Их диалог проходил в молчании.

— Сам живёшь, с предками?

– Сам…

Собеседник присвистнул.

— А далече?

— Да на ХГ, пять минут на метро.

— Круто, одобряю.

Леший одарил парня приятной улыбкой, от которого у Сна пробежали мурашки по коже.

Тем временем они вошли в кофейную. Заказали два лимонада и «Ванильный Таллинн». Леший хотел чего-то относительно лёгкого и странного, Полина отказывалась пить что-либо алкогольное кроме абсента, а Сон ничего спиртного принципиально не пил.

Разместились в уголке. 

Леший развалился на диване, Полина устроилась рядом, а Сон занял кресло напротив них. На фоне играл неожиданный для подобного заведения «Пикник». «Настоящие дни». Расслабляющая атмосфера накалялась завораживающим голосом старины Эдмунда, подзадоривала Сна на какие-то совсем уж странные и из ряда вон выходящие действия. Мысленно он подпевал играющей песне, старался отвлечься от происходящего. Он был как на иголках и старался успокоиться, как мог. Мысленно цеплялся за мелькающие в песне образы, абстрагировался от реального мира. Снова и снова размышлял над текстом. Леший обнимал Полину, что-то говорил ей. 

Он не слушал их. Ему было не то, что бы совсем всё равно — скорее он старался от них убежать. Таким образом вся троица провела первые минуты в относительном молчании. Когда песня кончилась, Сон ухватился за другую, неизвестную ему. Играла совершенно другая группа, совершенно другой текст, но он цеплялся и за это. Сделать всё, чтобы оттянуть миг возвращения в реальный мир как можно дальше.

Всё происходило, как в каком-то видении. Мутные, расплывчатые силуэты новых знакомых напротив. Три стакана с напитками. Рука потянулась к лимонаду. Осторожный глоток. И ещё. Те двое давно уже своё пьют. Ах, да, он кое-что забыл…

Сон вяло, принуждённо, но всё же тепло улыбнулся и поднял свой полупустой стакан.

— За встречу!

Полина молча улыбнулась. Леший подхватил тост.

— За встречу! Лучше поздно, чем никогда.

Все троё чокнулись и обменялись доброжелательными взглядами.

— Не напрягайся, парень.

— Да я и не особо…

Полина отставила свой стакан лимонада, встала с дивана и пересела Сну на колени, от чего тот смутился окончательно.

— Ты пришёл сюда, чтобы идти. Не забывай.

Она снова одарила его той самой улыбкой, как тогда на перроне — и поцеловала его.

От неожиданности Сон перелил свой лимонад себе же на плащ.

“Нет, не то, чтобы, но… С другими-то по-другому было. Не так. Не то, совсем, всё не то. Не настолько. Не...”.

Полина рассмеялась. Но рассмеялась тепло, по-дружески. Леший же просто сидел и наблюдал, сложив пальцы пирамидкой, облокотившись на стол. А Сон моргал и терялся в догадках, как ему реагировать на всё это. Лучшее, на что он решился — это отставить уже опустевший стакан и робко приобнять сидящую на коленях девушку. И выдавить из себя улыбку. Получилось довольно по-идиотски, но к тому моменту ему было уже всё равно. Он решил дать волю чувствам и поддаваться первым импульсам, которые подбрасывает сознание. Захотелось обнять — обнял. Захотелось прижаться — прижался. Тем более, что и девушка не возражала.

— Поехали с нами? – ни с того ни с сего предложил Леший.

— А куда?

— Сквот один на «Пушкинской». Я у Ома вписался. Художник-кришнаит, может слышал.

Сон отрицательно покачал головой.

— Не знаем таких.

— Узнаешь.

Допив коктейль, парень сладко потянулся и развалился на диване. Ему было хорошо, и он хотел отдохнуть. Полина устроилась поудобнее на коленях у нового знакомого. Сон уже и не скрывал своего наслаждения от столь внезапной близости с данной дамой. Она очаровала его, но он не знал, что с ней теперь делать. Обнять — уже обнял. Да и прижаться-то прижался. Можно сказать, зарылся в неё. А она укрыла парня своими ядовито-зелеными волосами, припала к его лбу нежным, ласковым, почти материнским поцелуем. Сон зажмурился. Открыл глаза. Нет, она сидела у него на коленях, но припадать к нему не спешила. Снова показалось, облегчённо вздохнул парень. Она просто хотела поиграть, но ничего более.

— А сам чем увлекаешься?

— Да всего понемногу… Пишу я.

— Какое совпадение! — Леший рассмеялся.

— Я, вот, тоже пишу. Только музыку. Вообще, все мы пишем, только каждый по-разному. Увлекаешься-то чем? Не своим же творчеством ведь?

Сон краснел на глазах. В горле вставал комок. Ему было неприятно здесь находиться. Он чувствовал сильное давление извне, видел издёвки в свой адрес.

Полине же парень казался более чем милым. Такой маленький и неопытный, да ещё и так легко смущался. Он милый, но слабохарактерный, но хочет казаться сильным. Надо было предупредить Лешего, чтобы он был с ним помягче — ведь и зла-то ему не желает, а просто общается в привычной своей иронически-стёбной манере. И сейчас девушка чувствовала, как дрожали руки парнишки, как он съёжился и как ему неловко в сложившейся ситуации. Чтобы хоть как-то его подбодрить, она нежно коснулась ладонью его щеки, погладила. И снова, и снова. Нежно, ласково и спокойно, успокаивающе. Кинула укоризненный взгляд в сторону старого друга. Тот пожал плечами.

— Что читаешь?

Сон принялся быстро перечислять всех авторов, которые приходили на ум.

— Стендаля, Бальзака, Уэлша, Стокера, Ремарка, Цвейта, Лондона…

— Круто! А я вообще ничего не читаю кроме всяких ньютонов, максвеллов да эйнштейнов вот. Ну там иногда Менделеева или Менгеле ещё могу. Скукотища, словом! Совсем не ровня тебе!

Леший печально склонил голову и поднял руки, мол, капитулирую.

— А на гитаре играть умеешь?

— Немного…

— А я аще не умею. «Музыкалку» бросил ещё на первом полугодии обучения, нот почти не знаю, лажаю на трёх струнах и называю это блюзом. Такие дела.

Сон усмехнулся. Ему вдруг стало интересно услышать игру этого человека: так ли он говорит, как есть, или просто стебётся. Да просто стебётся, скорее всего. По нему видно же.

— А ещё у меня концерт сегодня. Люди зачем-то позвали. Им почему-то нравится. Приходи, если есть желание. Буду лабать на заброшке с дешёвым бухлом и дешёвыми бабами — то что нужно нашей публике.

Леший снова потянулся и сладко зевнул.

— Заходи, коли будет желание.

Парень извлёк из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Полина стрельнула одну себе. Без огня, просто будто бы пыхнула горячим дымом в лицо Сну. Тот поморщился, хоть никто не курил.

Девушка спорхнула с его колен и протянула руку сидящему напротив. Леший поднялся и поклонился своему новому знакомому, а после покинул заведение.

Уже на улице парень испустил тяжёлый вздох.

— Где ты его откопала?

Полина покачала головой. Ей было немного неловко за сложившуюся ситуацию.

— На перроне нашла вчера.

Они возвращались на привокзальную площадь, погружённые каждый в свои собственные мысли. Полина радовалась, что встретила старого друга. Леший же за свою старую подругу печалился. Не могла она опуститься настолько, чтобы встречаться с таким маленьким мальчиком. Рано ей о ком-то заботиться, о ней бы кто-то позаботился лучше. Но где ж найти такого, чтоб принял? Однако это всё не более, чем лирика. Просто странно это: год с человеком не общался, а тут вдруг — раз, и проникаешься его новой жизнью, новыми проблемами, на какой-то миг забывая о своих.

— Чем занимался всё это время?

— Да пристал в Киеве, гитару насиловал, подрабатывал в клубах.

— Так ты типа «звизда»?

— Для сборищ пьяных «паетов» и в меру упоротых художников. В основном по арт-кафе разным играл.

Полина усмехнулась. Приятно осознавать, что некогда близкий тебе человек за год безмолвия не опустился на дно, а, напротив, пытался подняться ещё выше.

— Сообщения твои читал, — словно поймав её невысказанные мысли, продолжал он, — но ответить всё никак не решался, а потом и вовсе забыл. Прости уж, бывает.

— Да ничего, забей.

Девушка потупила взгляд. Нет, правда, ничего. Действительно, бывает. Главное — у всех всё хорошо. И он, и она довольны своей нынешней жизнью. Или делают вид, что довольны.

— Как тебя звать-то?

— Полина я.

— Леший.

Парень протянул руку. Девушка пожала её. Улыбнулась.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно.

А потом они крепко обнялись, одаряя друг друга счастливыми улыбками. Старые друзья познакомились вновь.

— Сегодня играешь?

— Да. Придёшь?

– Куда я денусь.

— Полина!

Девушка обернулась и печально вздохнула, закрыв лицо рукой.

— Полина!

Запыхавшийся Сон стоял перед ней и тяжело дышал. По всему было видно, что он бежал и с трудом нагнал их.

Когда же он отдышался и привёл себя в относительно презентабельный вид, то пристально посмотрел на новую знакомую вопрошающим взглядом.

— Ты ничего не забыла?

Полина удивленно склонила голову набок. Она недоумевала: что она должна была забыть-то? Что такого она ему должна, чтобы он за ней так бежал?

— Номерок свой не дашь?

Девушка посмотрела на нелепо-злобного парнишку. Перевела взгляд на улыбающегося друга и рассмеялась.

— Да хоть телефон!

С этими словами она скинула с плеча рюкзак, расстегнула и извлекла из него немного потрёпанную и слегка запачканную походную сумку.

— А в придачу к нему также: Слово Божие, устройство зарядное и деньги полезные. Используй их мудро!

И снова эта улыбка, которая очаровывала Сна. Он оторопел, но сумку всё же забрал и перекинул через плечо.

— Ты няша, только сумку поправь, — хмыкнул Леший. — Пошли погуляем?

— Да можно, а куда?

— Да прошляемся по городу, кстати, возможно, и под твоим руководством. Я здесь не то, что уж совсем впервые, но редкий гость.

— Погуляем немного, потом — можно посидеть где-нибудь, — предложила Полина. — Кое-кто там на концерт, помнится, собирался.

— Несомненно, господа, несомненно, — ни к кому конкретно не обращаясь, отвечал Леший, — но это всё потом, вечером. Сейчас у нас ещё есть минимум часов пять.

Сон почесал затылок: куда бы пойти? Посмотрел на Полину.

— Куда пойдём?

— А без разницы. Можно было бы куда-нибудь, где можно побродить.

— Блин, так с ходу ничего и не вспомнить…

— А, ну окей, вспоминай, а мы пошли. Как надумаешь — маякни нам?

— А я с вами пройдусь, не против?

Леший улыбнулся.

— Да нет, почему же. Идём.

С этими словами компания направилась к остальным людям.

Все собрались на привокзальной площади. Среди прочих, пришедших  на встречу, были и старые знакомые Полины Рыжик и Лио, у которых она порой зависала. Был и один из её бывших Громин. Да вообще, разные люди собрались. Кого-то смутно помнила, как, например, девушку с короткими синими волосами. А кого — впервые видела. Сон быстро нашёл себе знакомых по интересам и вскоре окончательно отцепился и от Лешего и от Полины. И девушку это радовало: она воспитательницей не нанималась.

Пять часов пролетели, как миг. Много веселья, блуждания по разным закоулкам, о которых Сон раньше даже и не догадывался. Разговоры обо всём и ни о чём одновременно. Не обошлось и без торжественного шествия к могиле Всевышних, где покоились Король и Королева. Ранее — символ зла и чумы, а ныне — просто повод для страшилок.

Полина смотрела на окружающих её людей и чувствовала себя уютно. Ей здесь нравилось, и она ни о чём не заморачивалась. Посиделки на коленях Лешего, лёгкий флирт с другими парнями, непринуждённое общение с Громином, сплетни с Рыжиком — всё как в старые добрые времена. Но близился вечер, а с ним и концерт. На все вопросы о том, где, собственно, будут играть, Леший отмалчивался. Только улыбался да молчал.

Люди отдалялись всё дальше за город. Конечным пунктом назначения были задворки Алексеевки.

Сон помнил этот район относительно неплохо. У Полины же он вызывал не совсем приятные воспоминания.

В отличии от других районов города, Алексеевка, как и любая другая окраина, не особо пестрила жизнью. А уж то место, куда процессия направлялась, и подавно было безжизненным.

Полина хорошо помнила этот район: здесь жил один из её бывших, к которому она как-то вписалась на несколько недель. Много где тогда облазила. И судя по маршруту, по которому их всех сейчас вёл Леший, её ожидания подтверждались.

Верно. Вот уже они покинули район многоэтажек и были на пути к лесу. Чёрный лес, который так мил местным мистикам. Лио, будучи одной из них, отзывалась негативно об этом месте. Жаловалась на повышенную потустороннюю активность, и Рыжик свою подругу в том поддерживала: опасно, говорит, тут: интуиты на ветвях качаются, хироманты деревья кровью метят. Стрёмно, говорит, тут. Просто так лучше не ходить. Сон даже подтверждал, вспоминая рассказы Леты. Полина не то, что бы к этим советам прислушивалась, но просто здравый смысл ей подсказывал: без должной физической подготовки и хорошо заточенного ножа в одиночку в такие места лучше не соваться.

Однако сейчас все шли по тропинке, ведущей в тот самый лес. Но до него народ не дошёл: свернули к недостроенному роддому.

Вот уже они вошли на первый этаж, дружно поднимаются на второй.

Ольгрид, новая знакомка Сна, восторженно оглядывалась по сторонам. Ей было пятнадцать и она была безбашенной. Во всяком случае, она так думала. За то время, которое Сон провел в её компании, он узнал, что она любит кислоту, сквоты и перетрах. Потому что "это так контркультурно!". И ещё она мечтает встретить своего вампира, чтобы подхватить венеру и вернуть "великие времена". Янка, её подруга, увлекалась скандинавской мифологией и мнила себя валькирией. К Лешему на концерт они обе пошли из-за их общего знакомого Еретика. Еретик был патлатым и бородатым, и было ему тридцать три года. Погоняло своё получил за внешнее сходство с Сыном Божьим и за то, что имел духовное образование. Из разговоров стало ясно, что даже лично принимал участие в памятном конфликте, но на стороне охотников. Ересь же его заключалась в том, что на своей первой службе он начал заливать прихожанам о космическом ужасе из глубин Югготта и о "Том, кто играет на Флейте". Неизвестно, какого эффекта добивался Еретик, обращая прихожан в веру в миры Говарда Лавкрафта, но кончилось всё тем, что парня предали анафеме на тридцать третьем году его жизни, заклинали постричься и перестать хулить своей внешностью Господа Бога нашего. С тех пор Еретик называет себя Святым отцом в миру. С Лешим он был знаком давно и тесно, потому выходка в духе концерта на крыше недостроенного роддома была вполне ожидаемой, но от того не менее приятной.

Полина наблюдала за Громиным. Тот был как всегда угрюм. Вообще она бросила его из-за того, что он считал себя говном. Это был милый парнишка с рыжими кучерявыми волосами и зелёными глазами. Адекватный, в какой-то степени начитанный собеседник, ролевик. Относительно неплохо владел гитарой, имел неплохой голос, как всякий мальчик сочинял стихи. И всё бы в нём было неплохо, да вот только парнишка мнил себя говном и ничего не делал, чтобы доказать обратное. Ему нравилось считать себя паразитирующим на обществе элементом, ничего не делать и упиваться тем, что его жалеют. Полина как-то понадеялась сделать из него человека. Не получилось. Бросила. Теперь была просто приятно удивлена встрече. А он её даже и не узнал.

А вот и крыша. Просторное место, откуда открывается прекрасный вид на высотки, что купаются в свете закатного солнца. И мистический лес, который с наступлением сумерек кажется по-особому зловещим.

“Самое время для хорошего концерта, — усмехнулась Полина. — Как раз в твоём стиле, — мысленно улыбнулась она, глядя, как Леший расчехляет гитару, а Фенёк готовит аппаратуру”.

Электруха, переносной усилитель и аккумулятор — всё было на месте. Колонки уже занесли.

Расположились так, чтобы Леший стоял спиной к закату. Его фигура купалась в ореоле заходящего солнца. Чёрная грива, грубые черты лица, синяя "ямаха" в объятьях — парень всё так же любил покрасоваться перед публикой, и нельзя сказать, что ему это не удавалось. Держать публику он умел. Главное, что следует помнить, когда выступаешь перед людьми — упивайся собой. Упивайся собой, обожай себя, уверенно совершай каждое действие и верь в то, что происходит. Тогда тобой будут восхищаться. И Леший это правило знал. Его игра — это истинная ненависть воплоти. Он впрыскивал в игру всю злобу, всю ярость, что накопил к миру за свою жизнь. Когда его пальцы касались струн, он вспоминал, как сильно он ненавидит весь мир, и его гитара стенала диким, адским воем, брызжала яростью.

Полина никогда не осуждала Лешего за его отношение к творчеству и миру в целом. Напротив, это её в нём в какой-то мере привлекало. Если многие другие "творцы" старались нести своим поклонникам счастье и блаженство, то Леший нёс чистую, дикую, яркую ненависть. Он предупреждал, что любого, кто последует за ним, он приведёт в Ад. И люди за ним тянулись. Таким людям приятен ад до тех пор, пока они сами в него не окунутся. Они ищут всё, что хоть немного приближает их к нему. И Леший своей игрой их вдохновлял. Им нравилось упиваться его ненавистью, даже понимая, что его ненависть в частности обращена и к ним. Он был мизантропом, и это давало ему право быть непризнанной рок-звездой. Только истинный мизантроп способен играть столь сильный, тяжёлый рок.

Сну понравилась символичность момента: заброшенный роддом рождает брызжущее ненавистью искусство. Ведь песни — это тоже дети, дети музыки и голоса. Дети поэзии.

Леший пел, отдаваясь всецело отдаваясь музыке, исчезая из мира людей, всем сердцем  стремясь за пределы всего земного. Он был не с ними, играл не для них. Но он играл, и люди его слушали. Слушали и наслаждались. Им доставляла удовольствие хорошая игра и приятный голос. Он цеплял их.

–  … Тебе нравится здесь, средь уюта тепла и забвенья:

Под сенью привычек, течений завтра-вчера!

Тебе нравится здесь, в кружевах круговерти осенней.

Тебе нравится мир, который сам ты создал!

Его голос звучал твёрдо, уверенно и резко, обращаясь к каждому пришедшему. Леший окидывал публику требовательным, вызывающим взглядом.

–  Оторвись от него, обращая свой взор ко вселенной!

Ужаснись пустоте, содрогнись от порывов ветров.

Вмиг ослепнешь тогда и оглохнешь в безумии бренном,

И умрёшь на рассвете под звон рассечённых оков!

Было в этих словах что-то этакое, что по-особому цепляло людей. Что-то неземное, чуждое им. Они не понимали, о чём он поёт, потому и восхищались. Наслаждались красивым сплетением строк и просто коротали свой досуг. Его музыка их заводила, и это главное.

Пожалуй, Сон и ещё несколько личностей — единственные, кто действительно проникался стихами. Полина уже слышала эту песню, и нельзя сказать, что она ей не нравилась — просто не её стиль. Фенёк, один из самых старых друзей Лешего, никогда не любил творчество друга и считал искусство бесполезной тратой времени. Сам он был физиком-электриком и занимался электрогитарами. Искусство, считал он, бесполезно, когда не подкреплено наукой, потому что единственное возможное искусство в нашем мире — это и есть наука.

—  … Свобода — чёрные крылья за белой спиной!

Свобода — холод пустот, средоточь отторженья!

Свобода — одиночества плач за забытой судьбой!

Свобода — просто мёртвая мать, что счастлива в бессилье!...

Звёзды одиноки. Люди любят объединять их в созвездия, создавая иллюзию иного мира, живущего, однако, по человечьим правилам. А ведь мир звёзд — это мир одиночества и тишины. Каждая звезда живет отдельно от других, уникальна в своей красоте, единственна в своём свете. Никто не помогает ей сиять, никто не будет скорбеть по тому, как она потухнет. Светиться для себя и затухать в одиночестве —  таков удел безмолвных, величественных, далёких звёзд. Все они одиноки. И все они свободны.