Бывшие. Ты теперь моя

Глава 6

Я возвращаюсь в свою комнату злая и расстроенная. Хлопаю дверью, снимаю с себя платье и, швырнув его на пол, иду в душ. Под горячим струями воды мочу мочалку, намыливаю ее первым попавшимся гелем для душа и натираю ей тело так, что аж кожа краснеет.

Нужно смыть с себя его запах. Смыть все следы, смыть тот позор и стыд, который я испытала на кухне.

– Урод… – шиплю, проходясь мочалкой по талии и груди. – Чтоб ты провалился!

Отшвырнув мочалку в сторону, я опускаюсь прямо на пол душевой кабины и закрываю мокрое лицо ладонями.

Какого это – почувствовать себя глупой и использованной?

Ужасно.

Но по–настоящему ужасно, что заставил меня это испытать человек, которого я все еще…

Нет. Невозможно. Невозможно любить это чудовище. Лучше бы мы никогда вообще не встречались!

– Мария, – слышу приглушенный голос Валентины, – я оставлю еду на тумбочке.

Я молчу. Не хочу ни с кем разговаривать. Вообще ничего не хочу.

Навязчивые, дурацкие воспоминания так и лезут в голову одно за другим. Я покрываюсь мурашками, стоит мне вспомнить наш секс. Так, как с Андреем, мне никогда и ни с кем хорошо не было. Когда я с ним… это нечто невообразимое. Будто появляется новая вселенная, в которой лишь я и он. Противостоять невозможно. Эти чувства на каком–то другом, невидимом уровне.

«Для меня ты теперь очередная шлюха.» – Повторяется в голове голос бывшего.

А ведь когда–то этим же голосом мне было сказано: «Я тебя люблю.»

Мурашки с моего тела пропадают и все мои внутренности сжимаются. От обиды жжет в груди.

Выключив воду, я выхожу из душевой кабинки и, обмотав полотенце вокруг груди, возвращаюсь в комнату. Вижу тарелки с завтраком на подносе, резко хватаю его и швыряю о дверь. Посуда с диким звоном разлетается на осколки, ошметки еды стекают по гладкой двери.

Мне ничего не нужно от этого гада. Пошел к черту! Не прикоснусь к еде. И из комнаты больше не выйду.

Не проходит и минуты, как дверь распахивается и я вижу на пороге двух людей в черных костюмах. Они быстро оценивают ситуацию и, переглянувшись, уходят. Я остаюсь одна, но ненадолго. Едва успеваю переодеться в первое попавшееся платье, как в комнату заходит Валентина с ведром, шваброй и веником в руках.

Я поджимаю губы. Поколебавшись, подхожу к домработнице и забираю у нее веник.

– Извините, – виновато заглядываю ей в глаза, – не сдержалась. Я уберу.

– Что вы, – округляет глаза Валентина, – ничего страшного. Я справлюсь сама.

– Разрешите мне помочь, – я слабо ей улыбаюсь. – Иначе мне будет стыдно.

– Хорошо, – соглашается она, – но…

– Андрею Сергеевичу не скажу, – заверяю ее я. – Этот монстр и вас запугал?

– Что вы, – Валентина улыбается, принимаясь за работу, – Андрей Сергеевич относится ко мне хорошо.

– Хорошо? – удивляюсь я, заметая осколки в савок. – Он?

– Да, – серьезно кивает она, – Андрей Сергеевич требовательный, но понимающий. Вы его лучше не злите и все будет хорошо.

– Все будет плохо, даже если не буду злить, – признаюсь я. – Слишком сильно его обидела.

– Может быть, забудет? – вздыхает Валентина.

– Не забудет, – опускаю голову я. – Я здесь не по своей воле, вы же понимаете.

– Понимаю, – осторожно отвечает она. – Но я не могу вмешиваться в дела Андрея Сергеевича. Узнает – не пощадит.

– Как вы на него работаете? Это ведь наверняка опасно! – возмущаюсь я. – Вы же знаете, чем он занимается.

Валентина поджимает губы, оттирая губкой дверь.

– Знаю, – признается она. – Но у меня нет выбора.

– Он и вас похитил? – с моих губ срывается нервный смешок.

Женщина по–доброму улыбается и качает головой.

– Не похитил, а помог, – отвечает она. – Много чего я повидала в этом доме, но мой рот всегда на замке. У богатых людей, вроде него, работают специально обученные домохозяйки, а он взял на работу меня. Увидел, что убираю на улице мусор и подъехал, работу предложил.

– Вы убирали мусор? – уточняю я, слегка нахмурив брови.

– Убирала, – соглашается Валентина, – места красивые в городе, а столько мусора – ужас. Вот и выходила с мешками, собирала. Как лучше хотела. Да и делать мне нечего – одна я осталась. С мужем развелась по молодости, а сын… умер.

– Сочувствую, – касаюсь плеча женщины я. – Мне жаль.

– Все хорошо, Маша, – грустно улыбается женщина, – я теперь не одна, Андрей Сергеевич мне всегда помогает. Бывало, что и в больницу отвозил, когда плохо было. Мальчишкам его всегда чай выношу и бутерброды.

Мальчишки? Это она про тех громил в костюмах?

– Значит, что–то человеческое в нем все–таки осталось, – заключаю я.

– Он ценит преданность, – кивает Валентина. – Может быть, я хуже, чем другие домработницы, но я Андрея Сергеевича ни на кого не променяю.

А я променяла. Хоть и не сразу.

Я чувствую болезненный укол вины и отворачиваюсь. Может быть, я действительно заслуживаю все, что со мной сейчас происходит?

Но я никогда не выбирала деньги. Я просто выбрала… другой путь. Спокойную жизнь и молодого человека, который нравился моим родителям.

После уборки Валентина приносит мне ромашковый чай и уговаривает выпить его. Я не могу ей отказать, поэтому забираю белоснежную чашку и выхожу на балкон. Наблюдаю за весенним, дождливым небом, за тем, как слегка колышутся сочно–зеленые листья на деревьях и быстро–быстро, с ветки на ветку, перелетают птицы.

Во дворе везде люди Андрея. Непроницаемые лица и черные костюмы. Они как бесчувственные статуи, даже не разговаривают между собой. Спустя некоторое время выходит и их хозяин. Градский собственной персоной.

Высокий, широкоплечий, подтянутый. На нем темно–синяя рубашка и черные брюки. Что–то сказав одному из «мальчишек» , он снимает сигнализацию со своей дорогой тачки и открывает дверь. Но прежде чем сесть в салон, вдруг поднимает голову и сразу же находит взглядом меня.

Я даже чаем давлюсь от того, как бывший смотрит. Долго, проницательно, с холодной насмешкой в глазах. Всем своим видом показывает, что он здесь хозяин. Угол его губ медленно ползет вверх. От этой его полуулыбки у меня когда–то дыхание спирало. И сейчас… мне тоже не по себе. Разрывает на части от самых разных эмоций, не могу совладать с ними.

Наконец, Градский отворачивается и садится в машину. Совсем скоро уезжает и я облегченно вздыхаю. Но ненадолго – спустя десять минут его люди приносят мне в комнату телефон и какой–то бумажный, черный пакет.

Я растерянно беру в руки новый телефон и даже не успеваю смахнуть блокировку, как он начинает звонить. Морщусь, когда на экране появляется слово «любимый» и решаю не отвечать на звонок.

«Напрашиваешься на еще одно наказание. Оно будет жестче предыдущего» – сообщение приходит на телефон почти сразу же после звонка.

Я судорожно вздыхаю и осторожно присаживаясь на кровать. Мое тело сходит с ума, как только я вспоминаю утро. Ненавижу. Как же мне запереть все эти дурацкие эмоции на замок? Я хочу забыть о них раз и навсегда!

«В пакете платье. К шести вечера будь готова.»

Отложив телефон, я вытаскиваю из пакета серебристое, короткое платье с открытой спиной. Он издевается… да оно же едва прикроет мне задницу! Это точно мой размер?

Облизнув губы, я хватаю телефон и гневно печатаю ответ на сообщение Градского:

«Катись в ад!»

Но перед тем, как отправить, плотно закрываю глаза и тяжело вздыхаю. Медленно сосчитав до десяти, стираю текст и печатаю заново:

«Я хочу надеть другое платье».

Ответ приходит только минут через пять:

«Теперь я решаю, какие платья ты надеваешь. И снимаю их с тебя тоже я.»

Прикусив губу, я сжимаю телефон так, что белеют пальцы. Ничего не могу поделать. От осознания того, что мне придется выполнять любой приказ Градского, хочется взвыть. Он ломает меня. И делает это с большим удовольствием.

Мне ничего не остается, кроме как подчиниться. Другого выхода просто нет – я пробовала делать назло, но только еще больше раззадоривала его.

Телефон у меня забирают почти сразу после последнего сообщения. Ну, конечно. Мне ведь не положено даже позвонить. А я так хотела бы сообщить маме с папой, что со мной все в порядке. Мне почти физически больно, как только я представляю, что они сейчас чувствуют.

Похоже, мне придется побыть послушной, чтобы Градский разрешил мне позвонить родителям. А значит, идиотское платье все–таки придется надеть…