Я оказываюсь в доме, но у меня нет времени разглядывать всю его роскошь. Меня ведут по лестнице на второй этаж и заводят в какую–то комнату.
Не успеваю опомниться, как дверь за мной с грохотом закрывается. Я слышу поворот ключа в замке и ноздри снова щипает от слез. Меня заперли. Они меня еще и заперли!
Я подлетаю к двери и колочу по ней ладонями, что есть мочи. Кричу все ругательства и проклятия, которые только знаю. Конечно, это мне не поможет выбраться отсюда, но эмоции так и хлещут. Я просто сгорю, если сейчас не выплесну их.
Когда голос уже начинает хрипеть, я замолкаю и, прислонившись спиной к двери, обессиленно опускаюсь на пол. Снова плачу. Сердце разрывается на части. Я в шоке, мой мозг в шоке. Не могу успокоиться.
Как же теперь мама? Как же папа? Родители не переживут моего похищения… когда–то они были правы… Несомненно правы. Сразу увидели в Андрее безжалостного монстра. А я, наивная дурочка, за розовыми очками его разглядела не сразу.
Втянув ноздрями воздух, я брожу печальным взглядом по комнате. Она просторная, но уютная, выполнена в светло–молочных тонах. Широкая кровать, шкаф, зеркало с подсветкой и пара тумбочек с настольными лампами, чей теплый свет мягко освещает стены и пол. Здесь есть даже балкон – я вижу дверь и окна за полупрозрачными шторами.
Поднявшись с пола, я вытираю мокрые щеки и подхожу к кровати. На ней действительно лежит кружевное белье. Кричаще–красное, полупрозрачное. Я подцепляю бюстгальтер кончиком указательного пальца и брезгливо разглядываю вырезы для сосков.
– Ни за что, – шепчу, качая головой. – Ни за что!
Сцепив зубы, я пытаюсь порвать кружевную ткань. Руки все еще дрожат, поэтому выходит не с первого раза. Расправившись с бюстгальтером, я проделываю то же самое с трусами и опускаюсь на кровать.
Закинув одну ногу на другую, вытираю очередную порцию слез и облизываю соленые губы. Никогда не стану унижаться, никогда не надену это вульгарное белье. Градский решил поиздеваться надо мной, но он должен учитывать, что у меня тоже есть характер. Ему придется со мной повозиться.
Я не знаю, сколько проходит времени. Полчаса, час или два часа. Я сижу на кровати и не могу отвести взгляда от двери. Этой ночью я не усну, несмотря на то, что эмоционально вымоталась. Я чувствую себя чьей–то мишенью. В меня будто вот–вот выстрелят, а бежать некуда.
Я вздрагиваю, когда дверь открывается и в комнату заходит Андрей. Мне стоит немыслимых усилий не подскочить с кровати при виде него. Я заставляю себя сидеть на месте, более того, выпрямляю спину и изображаю полное равнодушие.
Градский закрывает за собой дверь, окидывает меня хмурым взглядом и скрещивает руки на груди. За эти годы он стал крепче. Из плохого парня превратился в опасного, жестокого мужчину с мрачным огнём в глазах.
– Почему не в белье? – спрашивает, глядя на меня в упор.
Я натянуто улыбаюсь. Поднимаю вверх то, что осталось от белья и спрашиваю:
– Ты об этом?
Бывший тяжело вздыхает и, ухмыляясь краем губ, качает головой.
– Раньше ты не была такой стервой.
– Я не достанусь тебе так просто, – пронзая его ненавистным взглядом, шиплю я.
– Уже досталась, – он перестает улыбаться и шагает ко мне. Секунда – и я оказываюсь напротив него. Темные глаза снова поглощают меня своим тяжелым взглядом. – Ты моя. Сколько раз повторять?
– Не твоя! – сдвигаю брови на переносице и кричу, что есть мочи: – И никогда ей не буду, даже если запрешь меня здесь до конца жизни!
Андрей молчит. Сверлит меня насмешливым, глумливым взглядом.
– Поспорим?
С этими словами он начинает стягивать с меня ночнушку. Я пытаюсь убрать его руки, уворачиваюсь и в конце концов он просто рвет ее на моем теле. Ткань жалобно трещит и падает на пол, прямо к моим ногам.
Я остаюсь лишь в нижнем белье. Краснею, как рак, от злости и унижения. Чувствую себя ничтожеством, потому что не могу противостоять Градскому. Он сильнее меня. Он владеет ситуацией.
Я не сразу замечаю, как бывший смотрит на меня. Как бродит по моему телу потемневшим, внимательным взглядом. Я знаю этот его взгляд и сейчас он не сулит ничего хорошего.
– Я скучал по твоему телу, – заглядывая мне в глаза, заявляет Градский. – Покажи мне его полностью.
– Нет, – качаю головой я. – Нет, Андрей!
– Что так, милая? – усмехается он, оттягивая вниз бретельку моего белого бюстгальтера. – Даже твое тело принадлежит мне.
Бывший ведет пальцами по моей шее, касается часто вздымающейся груди, проходится по талии и сжимает ягодицу. Я напряженно замираю и дышу еще чаще, чем прежде, когда горячие пальцы отодвигают край трусиков и пробираются к моему самому откровенному месту…
Сжав губы, я замахиваюсь и со звоном бью бывшего по щеке. Он резко одергивает руку и хмурится. Смотрит на меня непроницаемо, но я чувствую, как атмосфера в комнате накаляется.
Я делаю шаг назад, но Градский не позволяет – ловко хватает меня за предплечье и дергает на себя.
– Ты охренела, девочка? – по его лицу ходят желваки, он не говорит, а цедит каждое слово. – Я никому не позволяю себя бить. Никогда. Не смей. Этого делать.
– А ты не смей меня трогать! – мне едва хватает смелости, чтобы ему ответить.
– А если я дам тебе пачку бабок? – насмешливо интересуется Градский. – Как быстро ты передумаешь, Маша?
– Ты понятия не имеешь, как все было на самом деле, – выпаливаю я, утопая в темноте карих глаз, – винишь во всем меня, не пытаясь даже разобраться.
– Вот же сука, – Градский ухмыляется, качая головой. – Ты еще и выгораживаешь себя?
– Андрей…
– Не думай, что я похитил тебя из большой любви, – он снова становится мрачным и серьезным, – это не так. Совсем не так. Ты здесь для того, чтобы расплатиться за свою подлость. Ты полностью под моим контролем. Забудь о том, кто ты и кем была. Без моего разрешения даже дышать не позволю. Поняла?
– Если бы ты выслушал, – лепечу я, – если бы мы поговорили…
– Мне нахуй не нужны эти разговоры, – рычит Градский. – Это надо было делать раньше. Сейчас уже поздно.
Я снова рыдаю, меня начинает трясти. От прошлого и от настоящего. Слишком много всего произошло, слишком много боли мы принесли друг другу. И до сих пор приносим.
– Я не верю твоим слезам, – небрежно кидает бывший и, отпустив меня, шагает к двери. – Даю тебе одну ночь для того, чтобы привыкнуть к своему положению, потом не пощажу, – говорит он. И, обернувшись, вдруг подмигивает: – Буду насаживать тебя на себя когда мне только заблагорассудится. Сладких снов.
Я провожаю его спину рассерженным взглядом. С трудом сдерживаюсь, чтобы не запустить в него чем–нибудь тяжелым. Но меня отрезвляет тот факт, что Градский действительно теперь опасен. Он уже не тот, что прежде.
Бандит. Такой же, как и его отец…
Когда–то мне стоило огромных усилий, чтобы уговорить его не прыгать в эту яму, я сделала все, чтобы Андрей пошел по другому пути. Чтобы не подвергал себя опасности и жил, как все нормальные люди.
Даже в универ мы поступали вместе, хотя он до последнего отказывался и говорил, что из этого ничего не выйдет. Но я верила в него и поддерживала, потому что знала, что у него обязательно все получится.
Получилось. Поступил. Но все было зря. А я все эти годы надеялась, что у него наладится жизнь, что он будет счастлив. Но вместо этого Андрей пошел другой дорогой. Похоже, о счастье у нас представления совсем разные.
Потому что этот монстр счастлив только когда причиняет мне боль.