К счастью, подвозивший полицейский не стал ничего рассказывать отцу. Я была ему за это благодарна. Меньше всего на свете, мне хотелось жаловаться Косте на какого-то неприятного одноклассника, который не факт, что злился именно на меня.
Отец вернулся поздно. К его приходу я успела сделать уроки и приготовить незатейливую пасту на ужин из томатного соуса и говяжьего фарша. К еде Костя достал из холодильника банку пива для себя и на мгновение задумался перед открытой дверцей, словно решая: достать для дочери вторую или нет. Полицейский внутри всё же победил, поэтому к столу он вернулся с одним напитком. Я, конечно, пробовала пиво из маминого стакана раньше, о чём отец, наверное, не знал, но предусмотрительно смолчала. К тому же, мне не понравилось и желания повторять этот опыт во второй раз не было.
Мы поужинали, смотря какое-то комедийное шоу о безумном учёном и его соседе, перебрасываясь колкими комментариями о сюжете, который нам обоим не пришёлся по душе.
Доев, я собрала посуду и помыла в раковине. В благодарность за хлопоты отец помог просушить тарелки полотенцем и расставил их по своим местам в ящике над раковиной. Пожелав отцу спокойной ночи, я переоделась в пижаму, собрала волосы в свободную косу и легла спать.
Сон, как назло, не шёл. Полночи меня преследовал взгляд бездонно-чёрных глаз, от которых не исходило ничего хорошего. Утром я проснулась разбитой и измотанной.
Новый день оказался одновременно лучше и хуже предыдущего. Лучше потому, что на улице было теплее, хотя небо плотно стянуло серыми тучами. В школе стало легче ориентироваться, примыкая к уже знакомым ребятам из параллели. На английском за одну парту со мной сел Никита. Он же после проводил меня к следующему кабинету, под ревнивый взгляд Андрея. Мне было лестно внимание, однако из двоих нравился мне больше скорее Ник, хотя едва ли зарождающиеся внутри чувства казались похожими на влюблённость. Во всяком случае, в романах, что стояли на полках в доме Марии, это чувство описывали иначе. На практике сравнивать мне было не с чем.
Казалось бы, прекрасный день. Однако усталость сделала его значительно хуже. Мне было трудно сосредоточиться на уроках, и я периодически ловила себя на том, что не вслушиваюсь в слова учителя. На каждом шагу хотелось прилечь и, свернувшись калачиком, уснуть. Совсем плохо стало к уроку физкультуры. Я надеялась, что физрук вновь позволит отсидеться на скамейке, но он отправил меня играть с другими в волейбол.
Игра прошла плохо. Очень. Мяч больно отскакивал от рук, но это было половиной беды. Настоящем проблемой оказалось то, что я не в состоянии направить мяч в конкретное направление. Двое одноклассников из своей же команды были одарены ударом в голову. Было очень стыдно, но даже видя мои грустные способности, тренер Бобылёв заставлял продолжать.
Откровенно пялиться на меня в коридорах перестали, и это подняло настроение. За обедом я сидела среди большой шумной компании: ко вчерашним девушкам также присоединились Никита и Андрей. Такими темпами ближайшее полугодие могло стать выносимым, но загадывать наперёд не хотелось. У жизни всегда свои планы, вне зависимости от того, чего человеку хотелось.
Знаменитая «пятёрка» оказалась на своём месте, когда я пришла в столовую. За столом не было только Эдуарда. Мысль о том, что Смирнов не пришёл в школу, заставила меня выдохнуть с облегчением. Не хотелось вновь испытать на себе полный ненависти взгляд, хотя в то же время злость и обида внутри за ночь трансформировались в нечто новое. Теряться в догадках теперь казалось бесполезной тратой времени. Хотелось подойти к Смирнову и спросить прямо: чем я заслужила такое внимание? Ещё больше мне нравилась идея задать вопрос у всех на виду, но, видимо, не сегодня. Наверное вчера он плохо себя чувствовал, и тот взгляд никак не относился к моей скромной персоне. Во всяком случае, это казалось логичным и, по-своему, утешающим.
К концу обеденного перерыва Смирнов так и не объявился. Я без опаски пошла на урок биологии. Ник кружился возле меня, рассуждая о преимуществах собак перед кошками, шутя, что вторые наверняка давно сговорились против людей и пытаются превратить в рабов.
В кабинете я радостно опустилась за пустой стол и разложила по поверхности чуть ли не все вещи, в знак протеста, представляя недовольное лицо Смирнова, если он всё же явится. Вот если бы после подобной выходки, одноклассник прожогал меня взглядом, я бы поняла. Где-то на подкорке сознания скреблись отголоски мерзкого: «а что, если...».
А что, если он пропустил сегодня занятия из-за меня? Мысль показалась мне глупой. Даже самонадеянной. Однако отделаться от неё не удалось, даже после звонка с урока. Как можно на дух не переносить присутствие другого настолько, чтобы пропускать занятия? Рано или поздно, родители выдворят его из дома и уж тогда, разговора не избежать. Кажется, Таня рассказывала, что Смирнов старший — врач, а, значит, быстро сможет понять, притворяется сын больным или нет. Хорошо бы, это произошло пораньше, пока внутри меня скопилось достаточно решимости и злости, чтобы разобраться. Не пройдёт и пары дней, как я проиграю в голове все возможные варианты этого диалога, а затем иссякну. Честно говоря, я никогда не была смелой, и, тем более, решительной. Но, не буду лукавить, мне очень хотелось накричать на Эдуарда за вчерашнюю невнятную историю. Выпустить пар на виновнике.
Вечером выяснилось, что вершиной кулинарного мастерства Кости является омлет да яичница. Недолго споря, я отвоевала место на кухне, желая хоть чем-то быть дома полезной. Таким образом, готовка на ближайшие полгода легла на мои плечи, с одной лишь оговоркой: раз в неделю Костя будет возить нас куда-нибудь поужинать. Я была не против, понимая, что порой мне будет не до стряпни — выпускной класс требует много сил. Сейчас по некоторым предметам у меня была фора из-за сильной программы в Ростове, но это не могло продлиться долго. В любом случае, всегда оставался всадник Апокалипсиса в виде ненавистной геометрии, которую стоило каким-то чудом закрыть хотя бы на четвёрку, если я хочу выпуститься без троек. Об ЕГЭ по предмету и речи быть не могло.
Наспех проглотив яичницу, я заглянула в холодильник, который оказался предательски пуст и поняла, что на завтрак готовить не из чего. Вместе с Костей мы составили список продуктов. Бонусом отец порадовал меня банковской картой. Оказывается, они с мамой договорились завести под мои нужды детский счёт, с настраиваемым лимитом в приложении. Новость удивила меня и очень тронула. Это было похоже на признание в глазах родителей того, что я выросла. Всю жизнь я пользовалась только наличными, а для карт в кошельке и вовсе не было отделения.
Вторым подарком оказался роскошный чёрный велосипед, предусмотрительно спрятанный Костей от меня на балконе. Никаких излишеств: однотонная рама, удобное широкое седло, миниатюрный позолоченный звонок по левую сторону руля. Ни обмотки, ни дурацких украшений с пластмассовыми цветами. Чистый холст, который я смогу украсить при желании так, как хочется. Над задним колесом оказался закреплён багажник с боковыми креплениями под сумки. Холщовые велосипедные пакеты в сложенном виде уже красовались по обе стороны, готовые стать надёжными помощниками в походе за продуктами. В комплект к велосипедам Костя вручил мне замок для парковки и пёструю жёлтую куртку-дождевик, с девчачьими розовыми молниями на карманах. Подойдя к зеркалу, я примерила обновку. Накинув капюшон, я посмотрела на отражение и почувствовала себя главные героем сериала «Тьма». А если найти где-то красный шарик, то можно передать привет фанатам Стивена Кинга. Отец выжидающе смотрел на меня, опираясь плечом о стену в коридоре:
— Ну как, нравится?
— Очень круто. Спасибо, пап, — я улыбалась так широко, что свело скулы.
Глаза Кости округлись. Он перестал моргать — только молча таращился на меня.
— Ты чего? — только бы не сердечный приступ.
Вопрос привёл Костю в чувство. Он задумчиво почесал голову, пытаясь скрыть улыбку:
— Кто-то только что назвал меня папой.