Богдан.
Только выбил звонок и Кир начал:
— Слушай, а кто это? — глаза горят, как у кота, который увидел сметану.
— Кто? — делаю вид, что не понимаю.
— Ну эта… с голосом как будто создана для искушения.
Он что, специально подбирает слова, чтобы меня бесить?
— Юля, — бросаю сухо.
— Она твоя?
— Нет.
— Отлично. Дашь номер?
— Нет.
— Да ладно, что ты как дед. Девка так лелейно говорит, уверен...
— Кир, закрой рот, — перебиваю, и сам удивляюсь, сколько злости в голосе.
Он ржёт, думает, шучу. А у меня внутри уже начинает бурлить.
В магазине беру майонез, кукурузу — по списку. Кир продолжает травить байки, а я ловлю себя на мысли, что вижу перед глазами не эти банки, а то, как она умеет смотреть, хлопая невинно длинными ресницами. Как нервничает прикусывая губу.
Даже фото всплыло, где она в жёлтом восточном наряде. Блестящий лифчик с какими-то цепочками, длинная юбка на бёдрах и точка красная на лбу. Я блять, тогда лайкнул случайно, ведь залип на плоский живот.
Твою мать, Богдан, с чего вдруг такие мысли? Она не твоя, и вообще… не нужна.
Возвращаемся. Она встречает нас с ножом в руках — Кир чуть не прыснул от смеха, а я… просто смотрю. Слишком долго. И понимаю, что зря. Бесит вот этот чёртов верх под туникой, от которого в голове — сплошной мат.
Её улыбка… та самая, из-за которой приходится напоминать себе: не смотри, не смотри, держи дистанцию.
И тут Кир полез знакомиться. Протянул руку — и я уже толкаю его в комнату. Не знаю, что бесит больше: его наглость или то, что она залипла смотря в его глаза.
Потом эта банка кукурузы. Я зашёл не знаю зачем. Наверное просто помочь, а сам чуть не выругался в голос наблюдая за ней.
Глаза у неё… блять...
Кир опять вваливается, что-то спрашивает, и я почти физически ощущаю, как у меня поднимается волна злости.
— Мы не голодные, — говорю я и выталкиваю его обратно.
Я сам не выкупаю от чего так выхожу из себя.
— Богдан, — щурится Кир, — ОНА ТВОЯ?
— Нет, — сквозь зубы цежу.
— Чего тогда мне нельзя?
— Нельзя! — рявкаю. — Ты шляешься по бабам, а с ней так нельзя.
Кирилл хмыкает.
— А может она та, на которой женюсь? — самодовольно ляпает. — Она красивая, фигурка вообще...
— Заткнись! — рычу чувствуя как злость фигачет внутри.
— Богдан, — упирается руками в стол. — Мне она понравилась и...
— Я сказал, Кир. Только попробуй и башку откручу, — рявкаю перебивая.
Кир сердится, но я уже решил: сегодня он отсюда уходит. И точно, больше не приходит!
У выхода, вообще чуть рёбра ему не выбил. Он походу не догоняет что говорю.
Дверь захлопывается за нами и я поворачиваюсь к нему:
— Забудь про неё. Раз и навсегда. Ясно? Её ты не трогаешь!
Он начал что-то бурчать, мол, «ты же сказал, что она тебе никто».
— Кир, — смотрю так, что он наконец замолчал, — тронешь — убью. Будь уверен — не просто пугаю.
И сам себе не признаюсь, что раздражает меня не только он, но и она.
Этот её наивный взгляд. Эта улыбка. Эта грёбаная туника, из-за которой в руках себя держать приходилось.
Ну нахера она явилась?!
****
Юля.
Стол накрыт, всё готово. Уже 23:45, а Богдана всё нет.
Предчувствие — нехорошее, но я стараюсь переключиться на что-то хорошее. Илюша что-то рассказывает про кубики, а я слушаю вполуха, потерявшись в мыслях.
Чем ближе к полуночи, тем тревожнее.
— Ир, мне кажется, он не придёт. Такой сердитый был… Зря я приехала, — сама себя уже накрутила до трясучки в руках.
— Всё нормально, — улыбается она. — Если мой сын не видит, что теряет — это его проблемы. Давай веселиться!
Ира с Илюшей забирали всё внимание на себя, прогоняя плохие мысли.
Куранты бьют полночь. Новый год.
— С Новым годом, Юлечка.
— С Новым годом, Ириш.
— Пусть этот год принесёт счастья и перемен.
— Да будет так, — улыбаюсь.
— И много конфет, — добавляет малой. И мы смеёмся.
Шутим, комментируем дурацкие передачи. Тревога отступает полностью… но ненадолго.
Богдан появляется ближе к часу. Взгляд — колючий, тяжёлый. Улыбка, вызванная шуткой Иры, мгновенно исчезает. Мой взгляд мечется от Богдана к Ире.
— Будешь кушать? — спрашивает Ира.
— Буду. Я сам себе насыплю. Сяду на кухне.
От его косых взглядов хочется забиться в угол. Ира напряглась — боится, что он наговорит лишнего.
Богдан уходит на кухню, и я наконец выдыхаю. Но понимаю: веселье только начинается… и меня точно доведёт до нервного тика.
Ира идёт за ним. О чём они говорят — не знаю, да и знать не хочу. Чувствую себя лишней, испортившей праздник всем, лишь своим присутствием. Супер! Такого Нового года у меня ещё не было.
Минут через пять она возвращается.
— Нам и без него хорошо. Пошли подышим. Пусть остынет.
И я напрягаюсь ещё больше. Он злится. Я тому причина.
— Давай я поеду домой? Не хочу его ещё больше злить.
— Не обращай внимания, — берёт меня за руку, а потом громче говорит: — Богдан, Илюша остаётся с тобой. Мы через десять минут вернёмся.
— Угу, — буркнул он.
Хорошо ей говорить «не обращай внимания». А как? Когда тебя сверлят взглядом, будто ты мешаешь жить — это сложно.
Мы выходим в мороз. Снег падает густо, мягко, блестит в свете фонарей. Красота, хоть и мороз до костей.
— У Боди характер тяжёлый, — говорит Ира. — Не бери близко.
— А как? Он меня взглядом испепелит скоро. Думала, его профессия требует сдержанности. Видимо, ошибалась.
— Он поссорился с Кириллом из-за тебя. Вот и злится… Хотя я сама не понимаю, почему.
Мне нечего ответить. Лишь смотрю себе под ноги.
Мы молча прошлись вдоль улицы. Каждый варился в своих мыслях. Мне хотелось домой. Зачем я вообще приехала? Лучше бы к подруге поехала — там, меня, были бы рады видеть все. А не через одного.
— Давай возвращаться, — говорит Ира. — Илюша ещё не спит, нужно уложить. Бодя точно не уложит.
— Давай.
Хотя, я бы ещё погуляла. Здесь красиво и нет злого Богдана. Даже мороз — меньшее зло.
Мы вернулись домой как-то слишком быстро. Хотелось растянуть прогулку, чтобы отсрочить возвращение в эту новогоднюю атмосферу.
Нас встретил сонный Илюша — хоть он рад, что я здесь. Обнимает меня за ноги и говорит:
— Мам, а Бодя сердитый на Юлю… Говорит, она испортила все планы. А почему она ему не нравится?
Я поникла сильнее. Отлично. Меня обвиняют в том, в чём я даже понятия не имею. Какие ещё планы я ему разрушила?! Пусть валит куда хочет, кто его держит?
— Пошли за стол, — говорит Ира виновато. — Прости за него. Обычно он сдержаннее.
— С трудом верится, — отвечаю с обидой.
В комнате он щёлкает пультом. Увидев нас — встаёт и уходит. Ну и отлично. Хоть тишина. Но ненадолго.
Через пару минут возвращается.
— Я иду гулять. Меня ждут. Пока.
— Возьми Юлю с собой. Чего ей сидеть с нами? — неожиданно выдает Ира.
Я уставилась на неё. Это что, шутка? С ним?! Он же меня за углом придушит.
Богдан смотрит на меня, потом на Иру:
— Мам, Юля в мои планы не входит. Мне некогда с ней нянчиться. Её никто не ждёт, — отчеканил он.
Я растерянно смотрю на него. Он — на меня.
Не ожидала такого ответа. Совсем.
Сцепив челюсть, развернулся и вышел. Не забыв громко хлопнуть дверью.
Это было унизительно. Грубо. Бестактно. Слёзы сами катятся.
— Не плачь, — берёт мою руку Ира. — Он не заслуживает. Мне стыдно за него.
— Я же говорила, зря приехала, — шепчу, вытирая слёзы.
Надеюсь, он не скоро вернётся. А уехать я не могу — такси не ездят, уже проверяла.
Может, пешком? Часа два — и я дома, подальше от всего этого… Но Ира не отпустит.
После того как Илюшка уснул, мы убрали со стола и легли. Я долго ворочалась — обида не отпускала. Я там, где мне не рады. Даже один такой человек способен испортить весь вечер.
Больше я такого не допущу. Урок усвоен. Теперь в гости — только когда его нет.
Наконец, я провалилась в спасительный сон. Но проснулась от звука двери.
По запаху — Богдан. Комната моментально наполнилась морозной свежестью и его парфюмом.
Шаги. Останавливается рядом. Стоит.
Что он здесь делает?
Делаю вид что сплю. Разговора точно не выйдет — просто прибью его чем-то. На этом всё.
Выдох. Шаги. И дверь тихо закрылась.
Открываю глаза — его нет.
Слава богу.
Хотя вопрос остался: какого он приходил?
Лучше буду думать, что перепутал дверь… чем представлять другие варианты.
******
Богдан.
Настроение в ноль. Кир вонючий х**н, день — дерьмо.
Всё втирает мне про Юлю. Серьёзно? Я дал ему понять — забудь. Но он же как баран.
Разругались, потом молчали. Праздновать вместе расхотелось напрочь. Я ушёл, побродил с пацанами, но ни один разговор не шёл в голову. Девочки хихикают, а у меня перед глазами всё время её лицо — то, как она встретила нас с ножом в руках, как улыбалась, как смотрела.
Чёртова туника…
Вернулся только потому, что надо было забрать права. Хотя, честно, сам себе не верю. И без них могу ездить.
Захожу — вижу её. Сидит, улыбается маме. И меня переклинивает. Это не мне она улыбается.
Мамина привычка — лезть с идеями в самый неподходящий момент: «Возьми Юлю с собой».
Серьезно? НЕТ!
— Мам, Юля в мои планы не входит. Мне некогда с ней нянчиться. Её никто не ждёт.
Сказал жёстче, чем хотел, но назад уже не заберёшь. Лучше пусть злится на меня, чем я начну… чего-то хотеть.
Хлопнул дверью. Ушёл. Но, сука, внутри жрёт.
Стою на улице. Снег сыплет. А в голове — её глаза в тот момент, когда я это сказал.
В машине сидел дохрена, а толку нихрена.
Возвращаюсь тихо, чтобы никто не услышал. В квартире темно. Иду в кухню, но ноги сами несут мимо.
Останавливаюсь у двери, где она спит. Вернее, должна спать.
Стою. Смотрю. Почему? Не знаю. Может, хотел убедиться, что она в порядке. Может, просто… пиздец в общем. Идиот и на этом всё.
В свете из коридора видно её лицо. Спит, губы приоткрыты. Вид у неё… спокойный. Не такой, как днём, когда я бесил её своими словами.
Тянет подойти ближе, иду, но останавливаю себя. Потому что это неправильно.
Я — не тот, кто ей нужен. И не хочу, чтобы она попала в список моих ошибок.
Делаю шаг назад. Ещё. Закрываю дверь.
Тихо выхожу из квартиры.
И всё равно раздражён. На неё, на Кирилла, на себя. Особенно на себя.
******
Юля.
Проснулась рано — все ещё спали.
Тихо оделась и вышла, оставив Ире записку:
«Привет.
Ушла домой. Прости. Не хочу, чтобы Богдан снова злился.
Позвони, как проснётесь.»
Позже Ира рассказала, что Богдан всё-таки увидел записку. Завязался скандал. Подробностей она не раскрыла, только бросила:
— Я ему дала прочуханки, чтобы не строил из себя такого делового.
После этого я его больше не видела. Через три дня он уехал на учёбу.
Вот и славно! Даже случайно сталкиваться с ним не хочется.
К Ире я стала заглядывать реже. Не потому, что обиделась именно на неё, а потому что вся эта ситуация оставила неприятный осадок. Мне было проще оправдываться делами, чем видеть её и снова вспоминать о нём.
Так было легче — и обида понемногу отпустила. Почти.
Хотя, если быть честной, желание чем-то двинуть его до сих пор не пропало.
Надеюсь, больше мы не встретимся. Эта дурацкая симпатия — пройдёт. Хотя похоже, уже прошла — осталась только злость.
И всё же… иногда я ловлю себя на том, что думаю не о ссоре, а о той ночи.
Зачем он приходил в мою комнату?
Стоял рядом и просто смотрел. На что? ЗАЧЕМ?
Хотел что-то сказать? Или… проверить, сплю ли я? Но опять же — зачем?
И почему от этого у меня тогда побежали мурашки — не от страха, а от чего-то другого, чего я даже себе не хочу признавать?
Всё. Стоп. Хватит об этом думать.
Ну а вообще… неудивительно, что он один. С таким-то характером! Кто с таким козлом захочет быть вместе?!
Правильно. Никто!