Прошло полчаса. В комнате стояла тишина, такая густая, что, казалось, можно было захлебнуться. Я сидела в углу, прижав колени к груди, напряжённая, как натянутая струна. Виски пульсировали. Мне было трудно дышать.
Дверь взорвалась грохотом.
Эдвард.
Он влетел, словно буря, и захлопнул дверь с таким звуком, будто выстрел прогремел в комнате. Его глаза горели — тёмные, ледяные, и в этом холоде полыхал чистый, безудержный гнев.
— Ты. Просто. Охренела. — выдохнул он сквозь сжатые зубы.
Я подняла глаза — и тут же пожалела. В его лице не было ни капли жалости. Он шагнул ко мне, резкий, как тень, схватил меня за руку — и сжал так сильно, что кожа под ногтями горела.
— Это что было, а?! — его голос срывался, то в рычание, то в насмешку. — Ты решила устроить спектакль?! Посуду бить, с бабами д
