Я оттолкнула всех.
Толпа расступалась в панике, но я ничего не видела, кроме одной цели.
— Отец! Что случилось?! — голос сорвался в крик.
Я ворвалась в комнату —
и остановилась.
Будто время застыло.
Он лежал на кровати.
Слишком спокойно.
Слишком… неживой.
Мир рухнул.
— Нет… нет, нет! — я бросилась к нему,
упала на колени рядом,
схватила его за руки.
— Папа, очнись! Пожалуйста! Это я… Это я!
Я трясла его за плечи.
Аккуратно похлопывала по лицу.
— Ты слышишь меня?.. Папочка, прошу…
Слёзы струились по щекам.
Грудь сжималась так, будто меня душила сама реальность.
Он не реагировал.
Он не шевелился.
Его лицо было бледным, как воск.
Его тело — холодным, как лёд.
— Что с ним?! — я закричала, оборачиваясь к остальным.
— Вызывайте врача! Почему вы стоите?! ЧТО С НИМ?!
Но никто не двигался.
Служанки дрожали.
Кто-то всхлипывал.
Но никто. Не. Подошёл.
Я снова прижалась к нему.
— Папа, пожалуйста… ты же не можешь просто так уйти… ты же…
Мои слова превращались в рыдания.
Я больше не сдерживалась.
Я плакала, как ребёнок.
Без гордости, без защиты, без смысла.
Он умер.
Мой отец.
Мой единственный щит.
Тот, кто должен был сыграть мою свадьбу.
Тот, кто обещал — что всё будет хорошо.
А теперь…
я осталась одна.
Я была в шоке.
Тело отца — передо мной.
Люди — повсюду.
Но я их не видела. Не слышала.
Мир перестал существовать.
Я закричала так, будто из груди вырывалась душа.
Голос сорвался, а сердце…
разорвалось.
— Папа!..
Я снова попыталась встать, снова крикнуть…
Но всё плыло.
Стены, лица, потолок — всё закружилось.
И в следующий миг —
пустота.
Тьма.
Безвременье.
Тишина.
---
Я очнулась — в своей комнате.
Медленно.
Будто возвращалась из другого мира.
Вокруг — люди.
Белые халаты.
Медсестры.
И кто-то в чёрном.
Суровые, молчаливые фигуры, стоящие у стены.
Не из этого дома.
Не из нашей жизни.
Я попыталась приподняться.
В голове гудело.
Сердце всё ещё колотилось —
но уже не от жизни.
От боли.
— Что… происходит?.. — прошептала я.
Служанка склонилась надо мной, дрожащим голосом: — Вы упали в обморок… Госпожа… не вставайте, пожалуйста…
Я медленно огляделась.
Весь дом был наполнен чужими.
Людьми, которых я не знала.
В углах стояли охранники в чёрных костюмах — словно из мира Эдварда.
На лестнице мелькали незнакомые лица.
И… родственники.
Те, кто годами не приходил.
Те, кто молчаливо отвернулся, когда отец нуждался.
Теперь они здесь.
Одеты в траур.
Готовые.
Словно ждали этого дня.
Господин Рикардо Саванте был объявлен мёртвым.
Официально. Холодно.
Одной фразой —
как будто можно было уложить целую жизнь в несколько слов.
Причина:
остановка сердца от сильного стресса.
Когда я это услышала,
мне показалось, что моё собственное сердце вот-вот перестанет биться.
Я рыдала.
Не плакала —
а рыдала, с надрывом, до хрипоты,
так, как может только тот, кто потерял всё.
---
Похороны прошли.
Слово "прошли" звучит слишком спокойно для того, что это было.
Собралось всё окружение.
Собрались все родственники,
в том числе те, кто забыл о нас при жизни отца.
Люди, лица, взгляды, шелест чёрных тканей.
Но я не видела никого.
Только гроб.
Гроб, в котором лежал мой отец.
Мой единственный оплот.
Тот, кто знал, как меня защитить.
Рафаэль держал меня.
Обнимал.
Шептал что-то тихое, тёплое —
словно хотел оберечь меня хотя бы своим дыханием.
Но никакие объятия, никакие слова
не могли затушить огонь,
что полыхал внутри от горя.
Когда гроб опустили в землю —
я сломалась.
Почти рухнула.
Словно вместе с ним засыпали и часть моей души.
Я слышала, как кто-то из родственников шепчет:
> — "Держись, милая."
— "Терпения тебе."
— "Сильной будь."
Сильной?..
А как быть сильной, когда тебя больше некому защищать?
Когда всё, чему ты верила,
сейчас лежит в земле?
Кому я теперь поверю?
На кого опрусь?
Кто останется рядом — не потому что нужно, а потому что хочет?..
И я снова рыдала.
Так, как рыдают те, кто ещё не знает,
что боль только начинается.
Я была беспомощной.
Мир медленно стекал в пустоту.
Как вода сквозь пальцы,
как жизнь, ускользающая без следа.
Всё внутри меня было опустошено.
Без мечты.
Без желания.
Только грусть и тоска сжимали сердце,
разрывая его на тысячи острых, невидимых осколков.
Я впервые по-настоящему почувствовала себя
ненужной. Одинокой. Несчастной девочкой,
забытой во взрослой и слишком жестокой реальности.
Я упала на могилу отца.
Рухнула,
прижалась к холодной земле,
как будто пыталась найти в ней тепло,
которое уже никогда не вернётся.
Я рыдала.
Обнимала грязь.
Мне было всё равно, кто смотрит,
кто шепчет осуждающее,
кто отворачивается.
Мир исчез. Осталась только боль.
Слёзы лились морем.
Лицо опухло.
Грудь сжималась от рыданий,
а земля —
пропитывалась моими прощаниями.
Люди начали расходиться.
Один за другим.
Молча.
Рафаэль остался…
Стоял рядом.
Часами пытался утешать.
Держал меня.
Молча.
Но даже он…
устал.
Я чувствовала, как его рука ослабла.
Как он посмотрел на меня в последний раз —
и ушёл.
Я даже не заметила, когда осталась одна.
С тишиной.
С землёй.
С могилой.
Я потеряла сознание.
Прямо там.
На холодной земле.
---
На следующий день я проснулась в незнакомой комнате.
Свет — слишком яркий.
Шторы — полураскрыты.
Голоса — смутные, будто из другого мира.
Голова кружилась.
Я чувствовала голод, слабость, сухость во рту.
Со вчерашнего дня — ни крошки, ни глотка.
И… ничего внутри.
Я подняла взгляд…
и увидела его.
Голубые глаза.
Холодные. Пронзительные.
Эдвард.
Он стоял у окна.
Или мне показалось?..
Может, это была галлюцинация?..
Силы снова покинули меня.
Мир расплылся,
и второй раз
я провалилась в темноту.
---
Очнулась я в палате.
Белые стены.
Звук капельницы.
Меня привязали к жизни — иглами и трубками.
Я была жива.
Но внутри —
всё было по-прежнему мертво.
Медсестра, заметив, что я пришла в сознание, поспешно подошла ко мне.
Проверила капельницу, температуру, и…
почти сразу достала телефон.
Короткий, сухой разговор.
Она лишь произнесла:
— Она проснулась.
Я инстинктивно подумала, что это был звонок Эдварду.
Но почему-то сердце сжалось.
То ли от страха… то ли от ожидания.
Спустя пару минут
в дверь резко вбежал Рафаэль.
Он весь был в тревоге, запыхавшийся,
глаза обеспокоенные, голос дрожал:
— Как ты? Как ты себя чувствуешь?
Он подошёл ближе, осторожно сел на край кровати,
словно боялся сломать меня своим присутствием.
Я смотрела на него —
и не понимала.
Я же видела его на кладбище.
Он ушёл.
А потом — исчез.
Но я помнила его…
Или…
Это был сон? галлюцинация?..
Рафаэль мягко помог мне приподняться,
укрыл подушки за спиной,
а затем, достал из пакета еду.
Контейнеры с горячей пищей.
Он начал кормить меня сам, ложка за ложкой,
словно…
словно теперь это было его миссией.
Его глаза были усталыми, но тёплыми.
Он почти шептал:
— Ты должна набраться сил… Я рядом.
Я не знала, что чувствую.
Слишком много было сломано за последние дни.
Слишком много боли.
---
Прошло два дня.
Меня выписали.
Рафаэль отвёз меня домой.
В машине царила тишина.
Он держал руку на руле,
но иногда бросал на меня долгие взгляды —
словно хотел что-то сказать,
но не решался.
Мы подъехали к особняку.
Дом, в котором я выросла.
Дом, где теперь —
не было отца.
Я шагнула через порог…
и вдруг ощутила,
как воздух сгущается.
Что-то было не так.
Что-то в атмосфере.
Нехорошее. Тёмное.
И тогда —
началась новая трагедия.
Когда я переступила порог нашего дома,
сердце сразу заныло.
Это был не наш дом.
Это было что-то другое.
Переиначенное.
Холодное.
Чужое.
Наши картины — исчезли.
Семейные фотографии — стерты.
Детали, которые были душой этого дома — заменены на безвкусные бездушные декорации.
Я стояла, не веря своим глазам.
В гостиной — мои родственники.
Расслабленные. Улыбающиеся.
Словно новые хозяйки и хозяева.
Я не выдержала.
— Что вы здесь делаете?! Это мой дом! Вы с ума сошли?! Где наши вещи?! Кто вам дал право трогать что-либо?!
Мой голос дрожал, но он был громкий, острый, как нож.
В ответ тетя только рассмеялась.
За ней — дядя.
И я услышала:
— А ты кто здесь такая, чтобы нам указывать?
— Это теперь наш дом, детка. Наше имущество.
Меня будто током ударило.
Я стояла, словно в провале.
Какой ещё "ваш дом"?!
— Вы что несёте?! Всё принадлежит мне! Это папин дом!
И тут дядя, с наглой, мерзкой ухмылкой,
спокойно бросил:
— Твой отец был, извини, тормоз. Он так и не успел оформить документы на тебя. Ни завещания, ни дарственной. Ничего. А по закону, когда нет официальной наследницы… имущество переходит ближайшим родственникам. То есть — нам.
Я оцепенела.
Почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Внутри — всё вскипело.
— Вы... воры! Вы всё это подстроили?! Вы не имеете права!
Я бросилась на них,
не помня себя,
словно во мне проснулся зверь,
словно это была последняя капля.
Рафаэль схватил меня, крепко держал,
прижимая к себе:
— Хватит. Успокойся. Прошу…
Он шептал мне на ухо,
а я вырывалась, кричала,
а потом просто рыдала от бессилия.