Моё тело их война.

3

Отец откинулся в кресле, стиснул руки в замке и произнёс:

— Я бы хотел побыстрее сыграть вашу свадьбу.

Голос был ровный, но в нём чувствовалась усталость, как будто он говорил не только о свадьбе, а о времени, которое уходит.

— Передать всё тебе и твоему будущему мужу, Лия.

Он перевёл на меня взгляд — не просто строгий, а будто последний.

— Ты должна понимать, это не игра. Это — вопрос жизни.

Он на мгновение замолчал. Затем повернулся к Рафаэлю:

— И тебя хочу попросить.

— Чтобы был с ней добр. Чтобы всегда рядом. Защищал.

— На тебе мои самые большие надежды.

— Ты знаешь, врагов у меня немало. Ты знаешь, с чего началось наше сотрудничество. И знаешь, почему ты мне сразу понравился.

Он говорил медленно, будто каждое слово было гвоздём, забитым в судьбу:

— Я наслышан о семье Морео. Уважаю их. Из них выходят настоящие мужчины. Надёжные. Те, кто не отступает.

— И как глава Саванте, я хочу верить, что ты станешь тем, с кем моя дочь будет счастлива.

Каждое его слово — как нож.

Слишком тёплые.

Слишком… прощальные.

Я чувствовала, как внутри всё сжимается. Он говорил, как будто хотел успеть что-то сказать до... чего-то.

Но я молчала. Просто слушала.

Словно девочка, снова маленькая.

И тут он посмотрел на меня:

— Лия, мне нужно поговорить с тобой отдельно. Надо переоформлять дела. Передавать тебе.

— Ты знаешь, у нас родственные связи, мы не простая семья.

— Я хочу, чтобы когда придёт время… ты помогала. Чтобы ты занималась кое-какими документами.

Я нахмурилась.

— Какими документами, отец?..

Он… занервничал.

Впервые за долгое время.

Пальцы сжались. Взгляд метнулся к окну.

Мне стало страшно.

Не за себя. За него.

Он что-то скрывал. Что-то грозное, словно приближение бури.

Рафаэль вдруг поднялся.

Спокойно, с достоинством.

Но в его голосе — клятва:

— Не переживайте, господин Рикардо.

— Я сделаю её счастливой. За один день я готов свернуть горы. Она — ваша сокровищница. И я это никогда не забуду.

Отец на мгновение улыбнулся.

Настояще. Тихо.

— Можете уйти.

И мы вышли.

А за дверью остался человек, в глазах которого затаилось что-то большее, чем забота.

Что-то... необратимое.

Когда мыы вышли в коридор. Полутень, мягкий свет настенных ламп дрожал на мраморных плитах. Воздух был густой, будто напитан чужими голосами, и пахло свежим лаком и чем-то пряным — возможно, его парфюмом.

Рафаэль шагал рядом, но вдруг остановился и резко потянул меня к себе. Его рука обвила мою талию с такой уверенностью, что я не успела даже вздохнуть.

— Рафаэль?.. — хотела спросить, но он уже прервал меня.

Его губы накрыли мои — страстно, стремительно, будто он ждал этого всю вечность. Его поцелуй не был мягким — он был голодным, напористым, как будто он мог говорить только так.

Я замерла в его объятиях. Моё сердце сжалось. Секунду — только одну — я позволила себе раствориться. В его тепле. В запахе его кожи. В том, как его пальцы слегка дрожали, цепляясь за мою спину, будто боялся, что я исчезну.

Свет от ламп за спиной тускнел — или мне так казалось? Я не дышала. Не думала. Только чувствовала. Цветы задыхались между нагим обьятиях.

Но вдруг — словно лезвием по сознанию —

Отец.

Что, если он выйдет? Что, если кто-то увидит?

Я вырвалась резко, как от ожога, оттолкнув Рафаэля:

— Ты с ума сошёл?! — прошипела я, запинаясь от волнения.

Стыд вспыхнул мгновенно. Щёки горели. Сердце билось так громко, что, казалось, слышал весь коридор. Я в панике обернулась — никого. Но мысль, что кто-то мог видеть — особенно отец — сжала меня изнутри, как кулак.

Рафаэль смотрел на меня молча. На его лице — лёгкая тень растерянности, но глаза... его глаза были полны жажды.

— Что? — только и сказал он. — Я не мог удержаться.

Он сделал шаг вперёд, и я почти отступила назад — снова.

— Мне мало, — прошептал он. — Я утром не смог, долго смотреть на тебя. Не смог прикоснуться.

— Ты дурак... — сказала я, голос дрожал, как хрупкое стекло. — Вдруг нас увидят! Тебе не стыдно?

Он усмехнулся — эта его кривая, чуть дерзкая усмешка, которая всегда сбивала меня с мыслей.

— А ты забыла, кто ты? — Его голос стал ниже, теплее, почти угрожающе-нежным. — Ты моя будущая жена. Я не имею права?..

Я замолчала. Сердце металось, как птица в клетке.

Он смотрел на меня — не отрываясь. Его пальцы всё ещё чувствовали мою кожу, даже если между нами уже было расстояние.

Я отвела взгляд.

— Имей совесть, Рафаэль… — выдохнула.

Развернулась. Сделала шаг вперёд. Он не удерживал.

Я шла по коридору — ноги будто ватные, сердце — где-то в горле. Каждый шаг давался трудно.

Я вошла в комнату и сразу прижала к груди букет. Цветы ещё хранили его тепло — тепло рук Рафаэля. Я закрыла глаза и вдохнула аромат: сладкий, пьянящий, как его поцелуи. Мои пальцы дрожали, будто цветы обжигали.

— Аделина, поставь, пожалуйста, в вазу, — прошептала я, не оборачиваясь.

Служанка кивнула — я услышала, как её шаги отдалились, а сама подошла к окну. Смотрела, как он уходит.

Рафаэль.

Стройный силуэт, уверенные шаги, плащ, развевающийся за спиной, как у беглеца из романа. Он не обернулся. И всё равно я чувствовала: он знает, что я смотрю.

На секунду сердце дрогнуло — захотелось снова быть с ним рядом, снова чувствовать, как его руки обвивают меня, не спрашивая позволения.

Но... вдруг позади раздался голос:

— Госпожа… госпожа… вас зовёт к себе господин.

Служанка. Её голос был тихий, но в нём что-то мелькнуло — слишком почтительное, слишком напряжённое.

Я замерла. В животе — холодный ком. Всё тело — как струна.

Отец. Он зовёт.

Сердце забилось сильнее.

Что, если кто-то видел нас в коридоре?

Что, если он узнал?

Что, если... теперь всё закончится?

Пот проступил у висков. В груди — жгучий стыд, тревога, страх. Я не боялась наказания. Я боялась его разочарования. Его взгляда. Его молчания.

Я шагнула к двери — медленно, как будто каждый шаг отдавался гулом в голове.

Спускаясь вниз по коридору, я не слышала ничего, кроме собственного дыхания. Всё в доме стало слишком тихим. Будто стены замерли, слушая, что произойдёт дальше.

Я вошла в кабинет.

Он стоял у окна, спиной ко мне.

Отец. Величественный. Собранный. Как всегда. Окно освещало его фигуру мягким светом, и мне показалось, что даже его тень смотрит на меня с упрёком.

Я сделала шаг внутрь.

— Вы звали меня… отец? — голос дрогнул.

Он не обернулся.

И тогда я поняла — что-то случилось.

Он медленно повернулся ко мне. Его взгляд был мягким, но в нём таилось что-то тревожное — как будто внутри него боролись боль и решимость.

И вдруг — он обнял меня.

Сильно.

Так крепко, будто в этот момент хотел прижать к себе не просто дочь, а всю свою жизнь, всё, что у него было и есть. Как будто… прощался.

Я замерла, потом обняла его в ответ. Молча. Впитывая запах его костюма, знакомый с детства — запах табака, кожи и лаванды.

Он тяжело вдохнул, голова его опустилась на моё плечо.

— Дочь моя… моя гордость… моя сила и власть… моё единственное сокровище… — голос его был ровным, но в нём прятался дрожащий надлом.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза.

— Садись, — сказал спокойно.

Подошёл к двери, закрыл её на засов. Этот щелчок будто отрезал нас от остального мира.

Я села. Сердце билось всё громче, как будто предчувствовало — сейчас произойдёт что-то важное. Что-то, после чего уже не будет «по-прежнему».

Отец опустился в своё большое кожаное кресло, тяжело, будто под грузом лет, власти… и времени. Посмотрел на меня — долго.

Глаза его были серьёзными. В них не было ни гнева, ни страха. Только усталость и тревога.

— Лия, — начал он. — Я должен передать тебе всё.

Пауза. Он словно подбирал слова.

— Всё, что я накопил. Все документы. Всё богатство. Власть. Контракты. Коды. Секреты. Всё, что ты даже не представляешь.

Я открыла рот, чтобы сказать что-то — возразить, спросить зачем, почему сейчас, но он поднял руку, останавливая.

— Подожди. Я боюсь… что не успею. Что ты узнаешь всё слишком поздно. Что я… тебя разочарую.

Я похолодела.

Что он имеет в виду? Что значит — не успеет? Почему вдруг такие слова?

Он медленно опустил руку в карман пиджака и вытащил два ключа. Маленькие, бронзовые. Один был украшен гравировкой в виде змеи, другой — в форме древнего символа.

Он положил их на стол между нами.

— Это твои ключи, Лия. Один от сейфа, другой — ты найдешь сама! Когда придёт время… ты поймёшь. Там начнётся всё. Или закончится.

Он замолчал. Только тикали часы на стене. Я смотрела на ключи, не дыша.

Что это значит? Что скрывает мой отец? Что за время должно прийти?

И что, если оно уже пришло?..