Павший город

6

Он проснулся от тишины мира, падающей белым шумом на его уши. Это эхом отзывалось вокруг него, каждое его действие, оно подстегивало его. Он ненавидел это. Он чувствовал в своем теле чувство, которое не принадлежало, он изгнал его, выпив прямо из другой открытой бутылки на своей кровати.

Горящая жидкость воспламенила его горло, разрушая и обжигая все, что оставалось от трезвости. Гейл глубоко вздохнул. Его глаза бессмысленно застыли на другой стороне комнаты. Его сердце тихо горело.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать отсутствие света. Стрелки его часов были подвешены задолго до его обычных часов бодрствования. Осознание поразило его вскоре после этого, раннее пробуждение.

Как бы он ни старался, Гейл не смог заставить Сити вернуться к нему. Он впал в расстроенную тишину, перемежаемую повторяющимся хрюканьем, когда он отчаянно ворывал и поворачивался, пытаясь найти место для отдыха. Он сел на кровать, рыча от непреодолимой ярости. Он вскочил на ноги, сигарета уже зажата между зубами и бутылка в руке, он наткнулся на свою радиокомнату.

Гейл стукнул в дверь, споткнулся и ступил на свое место, упав в него с тихим стуком. Перед ним сидела его большая тетрадь, ее обложка давно испортилась, как и город, который он когда-то знал. Казалось почти огорчим совпадением, что дневник, в который размещались его сны, разложился бы так же, как и они. Однако, хотя он мог восстановить свои рассказы о Городе, и часто так и было, это была убийственная ирония, что он редко мог достичь таких сопоставимых подвигов в самом Городе.

Особенно в наши дни.

Он тихо ласкал замок, в конце концов сумев повернуть его ключ дрожащей рукой. Та же рука пробежала по кожаному чехлу, металл, прикрученный болтами к его поверхности, давно проржавел, но он все еще держал в себе часть своего чудесного блеска. Ностальгия наполнила его, когда он переворачивал страницы, в частности, на один раз, датированный шесть лет назад.

Тем не менее, даже когда он читал свои стенограммы, слова просто не могли сформироваться. его разум блокировал их, образ, который они передавали, был приглушенным. Он мог остаться там для нас, пытаясь пережить это. Тем не менее, когда его день за днем пинался, он был прозрачным, как стекло.

Это преследовало его...

" Вам нужно проснуться».

Последняя часть страницы была размазына каплями воды и пятнами от ликера. Он не осмелился ее прочитать. Ему это было не нужно. И снова это преследовало его.

Он споткнулся о стул, зачерпнул бутылку, когда пошел. Ему потребовалось много усилий, чтобы даже доехать до двери. Он отчаянно искал захламленную гостиную, он пытался дотянуться до своей стереосистемы. Разум Гейла был затуманен. Не только алкоголь, но и тысячи нежелательных мыслей преследовали его. Он моргал и видел свою свадьбу, он снова моргал и впервые видел своего сына.

«Не случайно». Он плюнул про себя, остановившись на своих следах. Он перевернул бутылку, выпивая ликер, как будто это был апельсиновый сок. Его горло кричало, его тело горело. Он почувствовал кратковременное, но нежелательное облегчение, когда у него закончилось опаливание. «О, ради бога». Он рычал, поворачиваясь и швыряя бутылку в свою входную дверь.

"Кровавая пустая!" Гейл кричал после этого, он качался на ногах, пытаясь остановить свое движение, это не сработало.

Он закричал от боли, когда приземлился. Его суставы трескались и лопались. Радиатор был далек от прощать.

Его крики превратились в рев ярости, когда он держал голову в колыбели. Он бился об пол, швырял кулаками в невидимого нападавшего. Он попытался дышать, но воздух задушил его.

«Отпусти меня!» Он ревел, его тело кричало на него. Его глаза горели, когда они слезились. Его зрение затуманило. Его разум снова был сломлен. Боль была так же свежа, как и в тот день, когда она пришла. «Верните меня! Тала! Просыпайся!»

Он чувствовал, как его ум отпускает свое тело. Он не мог этого контролировать. На этот раз притяжение Сити было более ощущаемым. Меньше нежного шепота на ветру и больше похоже на притяжение урагана. Он несколько раз моргнул, пытаясь очистить от них слезы...

Но этого было недостаточно.

Его ум держался, наполовину в одном мире, наполовину в другом. Как будто он висел над скалой, которую он не мог отпустить.

Он покатился в сторону. Его руки схватились за холодный металл, Он встал теперь на колени, его голова упиралась в него, не чувствуя. Его тело все еще кричало. Этот проклятый мир не отпустил бы его.

Поэтому он заставил его.

Звук эхом отозвался, но это было все, что предало его действия. Он не чувствовал этого, ни боли, которая должна была задержаться, ни удара черепа о голый металл. Натиск ослабил хватку мира, пока, в конце концов, он не почувствовал, что он уступает.

С глубоким вдохом сон снова унес его.

Это было странное изменение. Когда он снова почувствовал свое тело в городе, он почувствовал, как алкоголь стекает. Его ум был ясным, его движения были точными, а не свободными. Гейл мог дышать. Воздух был свежий. Это казалось более реальным, чем где-либо еще. Это было чисто. Он открыл глаза на мир. Поляна, на которой он приземлился, на самом деле была огромным перекрестком небоскров. Он наклонился вперед, всматриваясь в нос шардшипа, он мог видеть отдаленные дамбы далеко под ним. Он осторожно поглажил корпус шардшипа. его руки отменили распад, который начался, пока он ненадолго просыпался, кожа корабля под его пальцами начала отливать, как будто он был живым.

Он провел рукой вперед, и бронированные перчатки убраны. Он положил плоть к камню впервые за много веков, позволив успокаивающему ощущению корабля затопить его. Он закрыл глаза, вспоминая.

Он хотел остаться там, просто вспоминая о времени, которое он провел в Сити, но вместо этого он щелкнул пальцами.

С этим одним щелчком мыши воспоминания исчезли, его разум изменился от желания пережить воспоминания к желанию создать новые. Он затаил дыхание и спрыгнул с шардшипа, приземлившись нежными ногами.

Он выпустил то же самое дыхание, сломанная поверхность небоскуба восстановилась под ним. Он коротко усмехнулся.

«Ага. Наконец-то тот, по которого вы все еще можете ходить». Он сказал с улыбкой, что весело побежал вперед и погрузил сломанный фрагмент в небо. Его цель в наши дни была не так хороша, как он думал. «Гейл, ты никогда не научишься...»

Он оторвался от далекой части Skyway, в основном безобидный.

Тем не менее, он отправил всю секцию впереди него, рухавшую на землю. Он встал на колени, сильно прижав руку к своей секции и закрыв глаза, когда расширяющаяся трещина подбежала к нему. Он верил...

Он пожелал...

Он верил в это больше, чем думал.

Он молился городу.

Когда трещина достигла перекрестка, она была перехвачена его верой в Город. Реставрация распространилась по всей его поверхности, его вера усилила его, доведя его задолго до распада, но до того, как он был оставлен. Трещины заполнились, новая поверхность текла как вода наружу только для того, чтобы замерзнуть в ленты кристалла. Офорты и гравюры распространились, как гниль, по новой коже небоскуэя, еще один фрагмент прошлых времен, перешедшего в умирающего сейчас. Разбивающийся небоскреб едва не прорвался в чистый кристалл. Его сила была слишком велика...

Но у Сити был свой, чтобы соперничать с ним. В тот момент перекресток загорелся, как фонтан света, окрашенный каждым цветом, он извергался из глубины своего основания. Через несколько мгновений небо начало пульсировать, как мост радуги, оно пульсировало во всех направлениях, зажигая волну цветного света, которая начала змеиться вокруг дряхлых шпилей, простираясь далеко в глубины города.

Свет остановил коллапс, он отрицал его, он приручал его, и у его распростертого края свет брызгал из него, ловя себя на пыли всех цветов. Ветер уловил проявление жизни и дрейфовал по городу, как облако надежды. Цвет в мире серого.

Гейл ждал, пока звуки грохотов и треска не прекратятся. Его тело было напряженным. Он был готов к весне.

Он расслабился, когда мир снова замолчал.

Печальным фактом было то, что в тот момент, когда он снова начал расслабляться, в тот момент, когда его концентрация сместилась, невероятное проявление света, которое когда-то занимало Город, исчезло, вернувшись к холодному прозрачному кристаллу, который составлял этот давно забытый мир. Он увидел, как распад снова проникает внутрь. Ржавчина текла к нему, трещины снова распространялись, но его величие было незамеченным. Перекресток был безопасным, но его образ жизни исчез. Все, что отличало его присутствие, это нежные струйки прозрачного хрусталя, которые заполняли воздух, гравюры стирались быстрее, чем сухой песок на ветру. Они висели на свободе на ветру, больше не связанные, но они тоже умерли. Мир снова стал пустым и почти безжизненным.

Он встал на ноги, идя вперед к новому краю. Дамбо под ним было опустошено. Спуск скайвея разорвал его на части. Осколки его сооружения разбросаны между шпилями, другая область превратилась исключительно в руины и обломки.

Он чувствовал себя виноватым. Невероятно виноват. Он повесил голову от стыда, обернувшись, выбрал направление и пошел, оставив шардовый корабль там, где он сидел. Он положил его кристалл на бедро, когда проходил мимо, проводя руками по его поверхности.

Прошло некоторое время, прежде чем другая мысль вошла в его голову. Его маршрут извивался в сторону большого шпиля. Он выделялся на стороне остальных в своем районе. Не только по своим размерам, но и по форме. Как будто кто-то взял его из Сердца Города и поместил туда. Он проследил горизонт глазами, само Сердце было не так далеко, но его гигантские шпили уже давно постепенно укорачивались. Что-то было странным в этом.

Гейл положил пальцы на виски, оглядываясь назад на свои воспоминания, чтобы увидеть, всегда ли он был здесь; Тяжело думать пришлось. Город больше не мог расти, он должен был быть там всегда, настолько очевидно, что он не выделялся. Он вспомнил, как однажды она сияла лучами света, каждый из которых простирался на вечность в глубокий туман, как маяки к тому, что лежало за ним. Глядя вверх, эти огни давно погасли.

Он продолжал путь к шпилю, любопытство наполнило его. Его фасад был сломан, как и любой другой шпиль, но некоторые части остались. Каркас большого шлюза был сделан из цельного черного мрамора, в форме восьми нитей, свободно вращающихся вокруг более крупного, восемь шпиля сидели как корона, даже сама структура была похожа на витую веревку, поднимающуюся вокруг большого центрального ядра. Он имел своего рода власть над всем, а не над творением, как сердце Города или океан, дающий жизнь Городу. Это больше походило на мост, который протянулся в вечный туман, это было что-то важное. Тем не менее, никогда не говорили об этом. Никогда не использовался, но всегда нужен.

Гейл шагнул через его ворота. Он коротко нахмурился. Отступая и глядя вниз, он увидел что-то интригующее. С того места, где он находился, он не видел другого входа. Он задействовал свой летный костюм. Плечи светились, когда он начал осторожно парить. Он грациозно облетел шпиль, путешествие было огромным. Его поверхность была таит в себе гаши и перегоны, внутри можно было увидеть комнаты неизвестной природы или назначения. Единственный верный путь был через skyway.

Он вылетел обратно через порог, мягко приземлившись. Там была только одна большая комната, несколько прозрачных дверных проемов сидели в стенах. Его ворота лежали поперек пола, давно упав и давно опустошив все на своем пути и разбросав обломки по полу. Их поверхность несла по спиралевидной веревке узор извне, как будто она должна была сливаться. Вокруг порога лежали остатки нескольких огромных болтов.

Это место никогда не предназначалось для вхожения, и это действительно нервировало.

В номере было тихо. Никакого мягкого зова ветра, никаких звуков далекого грохота. Гейл перестал двигаться, когда заметил, что даже не слышит своих шагов.

Он слегка ударил ногой по оскоку... Ничто.

Он пытался кричать... Ничто.

It made him distressed. This was very new. He felt the human instincts warn him. Not that it mattered to him. He just smiled, laughing silently he jogged eagerly towards a doorway. Like each door in the City, it looked like a sheet of near perfectly clear glass. Like many others though, the glass was cracked, making the fissure appear to float.

Он перешагнул через нее, стекло не сопротивляется, оно не разбивается. Она текла вокруг него, как первозданная жидкость, пока он полностью не прошел, запечатавшись в один лист еще раз позади него. Он оттолкнул от него слабое чувство тошноты, продолжая бегать по поврежденной коридору. Когда он шел, он осторожно расчесывал передние части своих плеч, позволяя им ярко светиться и действовать как встроенные факелы, зажигая коридор, чтобы он видел.

Коридор крутился вокруг и вокруг. Он не мог сказать, идет ли он вверх или вниз. но то, что он знал, это то, что в конце концов руины начали заканчиваться. Стены были нетронутыми, пол не был поврежден, залы снова были освещены.

Вскоре после этого Гейл оказался у другого дверного проема, а внутри он обнаружил, для чего была построена башня. Комната за ее пределами была круглой, было восемь дверных проемов, каждый из которых вел к тому, что казалось зеркалами, но вблизи они были заполнены серым туманом, который граничал с Городом только на много величин ярче. Граница того, что казалось огнем, окружала нечеткое отражение его комнаты, придавая эффект таинственного тумана, который сам по себе был в огне. Однако Город не переставал удивлять.

У него не было размышлений, но у кого-то другого было. Он обернулся и, конечно же, остался один в комнате. Он повернулся назад, и они смотрели прямо на него. Он почувствовал волнение, увидев еще одного в Сити, но ему стало приходить в голову, что ее на самом деле там нет. Она подошла к зеркалу, глядя позади себя так же, как и он. Он мог почти разгадать некоторые ее черты, короткие синие волосы, очки, довольно худые, у нее, казалось, был легкий летный костюм. Ее глаза были грустными. Он указал на себя. Она сделала то же самое.

Он потянулся вперед, его рука прошла через зеркало, как собственные дверные проемы Города, но когда его пальцы вошли в порог, все, что он мог почувствовать, было холодно. Он резко отдернул руку назад, молча задыхаясь от удивления и шока. Мороз прикрыл пальцы. Он прикоснулся к ним, и он почувствовал холод. Он отчаянно пытался разогреть руку. Он взглянул в зеркало в последний раз, женщины уже не было.

Он провел следующие несколько часов, пытаясь выяснить, что это за комната. Жуткая, неестественная тишина постоянно вторгалась в его разум. Он заметил, что над каждым дверным проемом был другой символ, а не облик сходства между ними. Центр комнат имел пустой постамент, отмеченный символом, который он всегда признавал как символ Города. Комната была похожа на место встречи, для тех людей, которые сильно отличались друг от друга, конечной мизиной почти. Он не мог блестить ничем другим. Город содержал много тайн, многие из них никто не должен был понимать. Некоторое время он сидел на постаменте, размышляя о прошлом комнаты.

У него был момент любопытства, когда два дверных проема исчезли в ничто. Изображения внутри них исчезли, но были заменены слабой вспышкой света и ничем другим.

Любопытство Гейла превратилось в любое из беспокойств. Звук, наконец, проколол тишину. Отдаленный гул. Неземной грохот. Что-то в масштабах, невообразимых. Казалось, что он прошел через пустые дверные проемы, когда они были разбиты на части, а также за пределы самого Города.

Грохот звучал как эфирный гром, никогда не было такого звука в Сити. Это была не разрушающаяся башня или район...

Это не был разбивающийся шардшип или шардкрафт...

Это был звук, который никогда не слышал Человек.

Он отчаянно бежал по шпилю, он зарядил коридор, когда гром вспыхнул снова, настолько громкий, что он мог почувствовать, как он пульсирует в воздухе. Он захлопнулся через стеклянный дверной проем и проник в большой атриум. Гейл почувствовал, как весь город трясется под ногами Он бросился к воротам и был немедленно остановлен на его пути.

Через огромный дверной проем было что-то, чего он никогда не видел. Что-то наполнило его благоговением. Он висел в тумане далеко, он светился, он двигался, он отливал. Мерцающий, как огонь в небе, но в таких удивительных масштабах. Это было похоже на два горящих затмения, два горящих глаза. Что-то далекое воспламеняется и умирает в катаклизме, который заставил его испугаться, и любой, кто еще видел это. Глаза начали разрушаться, туманная стена вздымалась, как будто она притягивалась к двум областям, осмелюсь сказать, что все, казалось, было притянуто к ней.

Ветер начал смещаться, он тоже начал реветь прямо к нему. Сердца этого катаклизма сблизились друг с другом, разжигая между собой хаос и проклятие. Когда они слились, казалось, что сам мир начал трещать. Гейл услышал за собой звуки еще большего разрушения, он не осмеливался оторвать глаз от этой вещи, на мгновение он задумался, было ли это тем, к чему рассчитывали часы...

Был ли это конец города?

Или это было только начало?

Вдалеке он мог почти увидеть большой мост города. он растягивался и сгибался, он крепко держался, хотя Город все еще боролся за выживание.

Сингулярности слились в одну точку, столкновение, которое, казалось, было в поистине космическом масштабе.

Когда беспорядки принесли адский огонь в его Падший город, Гейл изо всех сил вдалбливался в свои храмы. Бурлящий ад в небе продолжал расти.

Он испугался.

Он хотел проснуться...

Он только один раз хотел проснуться раньше.

Ревущий ветер выбивал рыхлые обломки со шпилей, притягивая к нему разбросанную пыль и осколки, создавая большое облако обломков над городом. Осколки проносились мимо. Взбивание мимо, как иглы в воздухе...

Резня.

Он попытался разбудить...

С одним последним хлопком сингулярность исчезла, Гейл защитил глаза, когда свет обжигал его глаза. Если бы он проснулся, он был бы ослеплен. Она была ярче, чем каждое Солнце, и каждая сверхновая, которую они рожали. Не было тени, не было тени. В один миг весь Город загорелся, загорелись глубочайшие камеры. Свет преломлялся миллион раз, создавая тень радужного света за конструкцией в небытное царство, на которое она претендовала.

Город, на один затяжной миг, сиял ярче и ярче любой звезды, заглушая свою собственную.

Медленно свет начал угасать, и воздух затих. Гейл смог посмотреть на него. Сайт был потрясающим. Он был подобен полярным сиянию, исходя из былой сингулярности, он переливался золотым кольцом, живой, он плакал прекрасной печалью, его сила заставляла Город почти петь в траурной дани. Ореол встретился с горизонтом, и полярное сияние начало окутывать город. По ней проносился жгучий туман, воздушные обломки воспламенились в падающие звезды.

Гейл инстинктивно включил свой шлем, когда он встретился с ним. Он стоял на коленях в потоке огня, когда он бушевал вокруг него, он наблюдал, как небоскреб рушился перед ним, его обломки брызнули на шпиль. Шардшип был сорван с земли по спирали в глубины Города. Он чувствовал жар, он был таким сильным. нежным шепотом он закалялся, успокаивая, когда полярное сияние проходило мимо в небыстрое. Город, наконец, был еще один раз в последний раз, снова зажжётся под собственным солнцем...

Башня с часами снова заготовилась...

... И Гейл не мог не думать, что где-то умерло что-то массовое.