Эйвери
Раньше мы жили на тринадцатой улице. Напротив нашего и соседских домов располагалось пустое поле, на котором дети летом играли в соккер, а зимой все тащили из дома воду и самостоятельно заливали каток. Рядом с обочиной находилась остановка для школьного автобуса.
Я хорошо помню место, где выросла, так как папа купил новый дом незадолго до того, как они с мамой развелись. И в новом доме, который был просторнее, чем прежний, уже почти не осталось воспоминаний о маме, кроме разве что моих красных стен. Но в доме на тринадцатой улице они есть. Там все по-прежнему, как и практически все в Досон-Крик. То же поле, дети гоняют мяч, автобусная остановка. Я появлялась здесь довольно часто после переезда, но потом у меня не было причин.
Теперь они снова появились.
— Поставь сюда эту коробку, детка. — Мама кладет свою дорожную сумку на небольшой деревянный столик у стены в гостиной.
Я ставлю небольшую коробку рядом со столиком на пол и выпрямляюсь.
— Коробка и сумка? Это всё?
Мама кивает, широко улыбается и притягивает меня за плечи.
— Я взяла с собой только самое необходимое.
И самое необходимое для нее это наши с Ноэлем детские фотографии? Я видела, что в коробке, когда доставала ее из багажника.
— Здесь… — мама осматривается, все еще держа меня за плечи, — все никак прежде.
Я осматриваюсь вместе с ней и вижу перед собой не большую, но уютную гостиную. Двухместный синий диван с мягкой обивкой, по бокам два кресла, напротив в углу у окна небольшой телевизор и даже dvd-плеер под ним. На книжной полке стоят вместе с книгами различные безделушки, стены светло-бежевого цвета сочетаются с такого же цвета занавесками.
Несмотря на внешний уют, по запаху и толстому слою пыли на полках заметно, что дом довольно долго остается пустым.
— Миссис Уилкис разрешила тебе пожить в ее доме бесплатно? — интересуюсь я, подняв голову.
— О нет, дорогая, — отвечает мама. — Я ни за что не буду пользоваться гостеприимством этой святой женщины. Поверь, я найду способ ее отблагодарить.
Я и не сомневаюсь.
Теперь дом принадлежит пожилой миссис Уилкис, которая уехала к дочери в Реджайну и еще не полностью перевезла свои вещи. Дом еще не выставлен на продажу, и мама, очевидно, все еще поддерживает связь с миссис Уилкис, если она позволила ей пожить здесь. Не знаю, сколько вообще это продлится. Летом она оставалась у нас и была рядом со мной, но я знаю, что иногда, когда я спала под сильнодействующими успокоительными, она снимала номер в небольшом отеле в центре города. Думаю, и папе, и Хелен и маме было неуютно оставаться под одной крышей втроем, несмотря на то, что мама и папа отлично ладят после развода.
Теперь мама остается в нашем старом доме.
— Боже, Эйви, посмотри сюда. — Она склоняется над какой-то картиной недалеко от двери, ведущей в кухню. — Это же ведь место, куда Ноэль пульнул шайбу, когда вам было по пять.
Мои глаза невольно расширяются, когда я вижу явное подтверждение маминых слов. Небольшое углубление в стене, замазанное не единожды краской, все равно отчетливо заметно. Я не помню этого эпизода, так как нам было пять, но зная брата, я нисколько не сомневаюсь в его правдивости.
***
Разобрав небольшое количество вещей, мы решаем поехать в «Рэм».
— Давай съездим и перекусим, не будем торчать дома, — с энтузиазмом произносит мама, усаживаясь на водительское место «Бронко» третьего поколения, то есть примерно 1980 года, не могу сказать точно, но знаю, кто может.
Меня смущает тот факт, что я думаю о том, что Энтони будет в восторге от машины моей мамы. Но ведь… он единственный, кто приходит на ум, когда дело касается машин. Он ведь почти в одиночку собрал «Тахо», который уже несколько месяцев стоит нетронутым в гараже.
Я не могу сейчас думать об этом. Я вообще думать об этом не должна.
В «Рэм» много посетителей, как и в любой другой день. Здесь обычно засиживаются и расслабляются после смены доктора и ординаторы клиники, находящейся всего в нескольких шагах. Время еще не позднее, но я жутко устала. В последнее время я остро ощущаю присутствие окружающих. Они давят на меня, я хочу абстрагироваться, но не знаю как. Совсем недавно мне было все равно, но теперь ощущаю отголоски какой-то нарастающей внутри паники. Я не могу ее контролировать и не могу понять, что со мной происходит.
Я рада приезду мамы. Вчера она появилась совершенно неожиданно. Это в ее духе: скинуть пару вещей в багажник и отправиться в шестичасовую поездку. Но ее так много… мне хочется просто быть рядом и молчать.
Мы занимаем удивительно все еще свободную кабинку у дальнего окна. Мама, не раздумывая, делает заказ на двоих и потирает ладонями в предвкушении, когда официантка уходит.
— Как прошел твой день?
Она уже спрашивала, а я уже отвечала. Она отличается удивительной и легкой навязчивостью. Пола Ли Стронг — наша мама — она…ее сложно описать. Яркая, шумная и очень эмоциональная. Ее энтузиазм заразителен, энергия бьет ключом. Никто из нас двоих не унаследовал от нее эти качества, как и ее темную копну пышных кудрявых волос, и я иногда об этом очень жалею. Порой она ведет себя как ребенок, но это не мешает ей быть серьезной, как бы парадоксально это ни звучало. Множество ярких фенечков на обоих запястьях, свободная яркая хлопчатая футболка с большим знаком «пацифик». Антиглобалистка по натуре, но оставившая всю свою ярость на этот счет в молодости, слава богу. Еще она с пятнадцати лет не ест мяса, но никогда не запрещала делать этого нам и не внушала свои идеалы. Но благодаря ей я люблю то, что ненавидят практически все, кто не вегетарианец — брокколи.
Она особенная.
— Отлично, — отвечаю я, глядя по сторонам.
Были длинные уроки, затем я засиделась за домашкой, пока мама выписывалась из отеля, и забыла о тренировке Ноя. Мы обещали ему, если кто-то не будет занят, то будут приходить на его тренировку, а не только приводить и забирать. Ему ведь всего четыре. Я чувствую себя паршиво, забыв о тренировке. И еще паршивей было то, что там с ним был Энтони… что он стал свидетелем моего опоздания. Это так глупо, но я до сих пор не могу выкинуть картинку того, как он на меня смотрел.
Я для него в прошлом, и наверняка, он думает и задает себе вопрос, как он мог встречаться со мной?
— Как «Ноэви»? — интересуюсь я, стараясь вытряхнуть ненужные мысли из головы.
Мама округляет глаза и едва не хлопает в ладоши.
— Замечательно. Я наконец-то смогла позволить себе нанять продавца и устроить себе отпуск.
— Здорово.
— У тебя замечательные результаты теста, — продолжает говорить мама, изучая меня.
Я киваю. А как иначе? Чем ее еще мне заниматься, кроме учебы?
У меня всегда были проблемы с внимательностью, но я училась хорошо и даже брала углубленные курсы, и это давалось мне нелегко. Приходилось в буквальном смысле надрывать задницу, чтобы заработать вполне достойный средний балл. Но сейчас это не проблема. Мне не приходится ничего надрывать. Мне плевать на оценки, но они все равно у меня хорошие, а информация легко оседает в голове сейчас, когда она совершенно пуста.
Нам приносят еду, и мы немедленно к ней приступаем. Мама наслаждается печеной фасолью в глиняном горшочке, а я цыпленком под соевым соусом.
— У Ноэля как обычно с этим проблемы, — безмятежно продолжает болтать мама. Я внутренне напрягаюсь. — Но он очень старается. Папа ведь уже поделился новостью? После выпускного Ноэль будет участвовать в драфте WHL[1]. Я им так горжусь.
Я тоже им горжусь, мы все им гордимся. Никто не сомневался, что однажды Ноэль уедет из этого городка не просто, поступив в колледж. У него большое будущее, и то, что он теперь будет играть в одной из трех основных юниорских лиг страны. Это большой шанс для него.
Видя мое напряжение, мама кладет вилку на стол и легким взмахом руки убирает пружинистую прядь волос со лба.
— Детка, он тебя простит. — Ее рука нежно касается моей щеки.
Мои зубы скрипят друг о друга, когда я сильно стискиваю челюсть.
— Нужно еще время и все встанет на свои места, он…
— Тебя ведь папа предупреждал, чтобы ты не давила на меня и не говорила об этом, — слишком резко говорю я.
Мама слегка опешила от моей грубости. Я моментально чувствую вину. Но желание заглушить боль больше, чем чувство вины.
— Прости, — тихо произносит мама, убирая руку.
На ее лице растерянность. Она еще не свыклась с тем, что не может вести себя со мной так, как прежде. Думала, что вся эта непринужденная болтовня поможет мне почувствовать себя прежней, но все это лишь ухудшает и без того мою шаткую эмоциональную нестабильность.
Мне тоже нужно время.
— Прости, — снова повторяет мама, прочистив горло и сделав глоток воды.
Я знаю это выражение лица. Это вина. Она чувствует себя плохой матерью и будь мы в другой ситуации, мама бы обязательно сказала об этом вслух.
— Все в порядке. Это ты меня прости. Я не хотела грубить, — говорю я и тоже откладываю вилку. Есть мне больше не хочется.
Хорошо, что я не вылепила еще что-нибудь. Например, то, как мне надоело, что со мной все еще нянчатся. Через пару дней папа уезжает в очередную командировку, ведь он не может вечно сидеть и не зарабатывать деньги. Поэтому мама здесь. Хелен со мной жутко, я знаю. Мне хочется кричать, что не нужно за мной приглядывать. Я ведь ничего не делаю. Совершенно. И ни о чем не думаю.
Слова не сорвались с языка, так как я все же еще способна сообразить, что мои родители беспокоятся, и мама бы приехала все равно, не зависимо от командировки папы.
Мама выдавливает улыбку на мое никчемное извинение и следующие минут пятнадцать мы обсуждаем только мои уроки и ничего больше. Это единственное о чем я могу говорить.
***
Открыв глаза, я не сразу соображаю где нахожусь. Вместо красных стен скучно бежевые, вместо привычного махрового одеяла — хлопковое. Часы на книжной полке громко тикают, тишина стоит непривычная.
Вспомнив, что я с мамой в нашем старом доме, я сажусь на диване и протираю глаза. Вчера мы допоздна смотрели фильм «Пляж» и ели бутерброды с нутеллой. Затем видимо, я заснула прямо в гостиной, и мама не стала меня будить.
Шаркая по полу тапочками, я плетусь в ванную и чищу зубы. На кухне делаю глоток какого-то отвара и едва не выплевываю его обратно.
О, боже, мама.
Налив яблочный сок, я осушаю стакан залпом и забрасываю в рот горсть арахиса. Готовить не хочется, но не знаю, как еще у***ь время. Поэтому готовлю омлет, который все равно никто не съест. Но сделаю вид, что позавтракала.
Обычно по субботам я подолгу валяюсь в постели, но сегодня моя спина немного ноет от неудобного дивана. Мама все еще спит, и это неудивительно, ведь еще нет и девяти.
Я брожу по гостиной и кухне, и воспоминания о детстве невольно проскальзывают в моей короткой памяти. Мы были счастливы.
Нацепив толстовку, я выхожу на задний двор. Утренняя ноябрьская прохлада моментально заставляет меня поежиться. Под толстовкой на мне тонкая майка, а на ногах пижамные штаны. Но, несмотря на холод, я все же сажусь на первую ступеньку высокого крыльца и поднимаю голову к небу. Солнца нет, погода стоит пасмурная.
Не думая ни о чем, я продолжаю так сидеть, задрав голову, пока не слышу громкий стук откуда-то сбоку. Повернув голову на звук, я вижу, как задняя дверь соседского дома громко хлопает. Дворы разделяет небольшое ограждение, но крыльцо достаточно высокое, чтобы я могла разглядеть все, что там происходит.
Я не забыла, кто живет по соседству. Но все же не ожидала ее увидеть.
Ингрид еще раз хлопает дверью и, кутаясь в огромную рубашку, несколько секунд стоит неподвижно. Затем задняя дверь открывается и высовывается голова женщины.
— Не смей хлопать дверьми, ты, мелкая неблагодарная идиотка!
Я невольно вздрагиваю от пронзительного голоса матери Ингрид.
— Перестань, — почти умоляюще произносит Ингрид. — Оставь меня в покое.
Миссис Блайт что-то говорит еще, но я не могу расслышать. Дверь за ней закрывается, и Ингрид плюхается на ступеньку, в точно такую же позу, что и я. Она прячет лицо в ладонях, и ее плечи начинают подрагивать. Она плачет.
Не знаю, что я чувствую сейчас, видя ее такой уязвимой. Мы так долго дружили, что я не раз видела ее ссоры с матерью и после них ее слезы. Они никогда не могли найти общий язык и вечно ссорились. По-моему, ее мама никогда не была к ней справедлива, срываясь на дочери слишком часто. Я помню, что мы еще не дружили с Ингрид, когда моя семья жила в этом доме. Но мы вместе ездили в школу на автобусе. И часто возвращались тоже вместе. Наверняка, можно считать, что наша дружба началась с того времени.
Но затем Ингрид все это перечеркнула. Из-за парня.
Выпрямив спину, Ингрид вытирает слезы ладонями, и ее голова слегка поворачивается в мою сторону. С небольшого расстояния между нами, я могу отчетливо видеть весь спектр ее эмоций. Смесь ужаса, удивления и стыда.
Красными глазами Ингрид продолжает таращиться на меня, а не произнесенные вслух вопросы легко читаются на ее лице.
Возможно, я бы могла сказать что-нибудь. Возможно.
Но не стану этого делать. Мы больше не говорим друг с другом.
Отведя от нее взгляд, я поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в дом.
[1] Западная хоккейная лига (Western Hockey League (WHL)) — одна из трёх основных юниорских хоккейных лиг, которые образуют Канадскую хоккейную лигу.