Тень Ариадны

Глава 2. Удовольствие по графику

Его тело, тяжелое и вспотевшее, прижимало ее к шелковому белью. Сергей двигался ритмично, с натугой, издавая глухие, хриплые звуки. Каждый толчок был глубоким, почти болезненным, рассчитанным не на ее удовольствие, а на его собственное скорейшее завершение. Ариадна лежала неподвижно, приняв его вес, ее бедра были приподняты ровно настолько, чтобы облегчить ему задачу. Ее взгляд был устремлен в потолок, где приглушенный свет бра отбрасывал мерцающие тени.

Она чувствовала все: влажное тепло его кожи, напряжение каждый мускул на его спине, короткие, горячие выдохи у своего уха. Ее собственная плоть оставалась прохладной, не отзываясь на его старания. Ее ногти с идеальным маникюром бледно-розового цвета лежали на его пояснице, не впиваясь, а лишь обозначая точку контакта — легкое, формальное прикосновение, лишенное страсти.

Он ускорился, его дыхание сбилось. Мускулы на его ягодицах и бедрах напряглись, как тетива.

—Ариадна… — его голос сорвался на стон.

Он сделал последний, резкий толчок, вгоняя себя в нее до упора. Из его глотки вырвался сдавленный, животный крик удовольствия. Все его тело затряслось в финальной судороге, а затем обмякло, тяжело рухнув на нее, заливая шею и плечи горячим, липким потом.

Он пролежал так несколько секунд, тяжело и прерывисто дыша ей в волосы, потом с усилием перекатился на спину. Воздух в спальне был густым, сладковатым. Запах его дорогого парфюма «Тьерри Муглер» смешался с терпкими нотами ее эксклюзивных духов и острым, животным ароматом секса. Для Ариадны этот микс пах не страстью, а сделкой. Успешно завершенной сделкой.

На его лице застыла блаженная улыбка, глаза, влажные от удовольствия, сияли обожанием. Он повернулся на бок, оперся на локоть.

— Ариадна… Невероятно. Скажи, что тебе тоже понравилось, — его голос был хриплым, заискивающим.

Его рука потянулась, чтобы коснуться ее щеки, но она чуть отклонилась. Он не настаивал, вместо этого склонился, чтобы коснуться губами ее шеи, бормоча что-то о благодарности за помощь с тем самым контрактом, который она ему бросила неделю назад, как кость собаке. Его губы были влажными, горячими. Ариадна почувствовала, как по коже побежали мурашки не возбуждения, а легкого отвращения. Она отстранилась, едва заметным движением головы.

— Сергей, не надо.

—Но, Ариадна…

—Душ. Мне нужно принять душ.

Она лежала неподвижно, глядя в потолок, пока его дыхание выравнивалось. Он не убирал руку с ее талии, и его пальцы нежно поглаживали ее бок. Эта ласка была такой же частью ритуала, как и все остальное. Предсказуемой и скучной.

— Ариадна… — он начал снова, и в его тоне появилась нотка неуверенной надежды. — Ты знаешь, с Ириной все окончательно кончено. Мы живем в разных комнатах уже год. Документы почти готовы. Ты… Ты не думала, что мы могли бы… попробовать быть вместе? По-настоящему.

Ариадна резко повернула голову на подушке. Ее глаза, еще секунду назад пустые, сузились. Взгляд стал острым, как лезвие, и холодным, как лед в ее бокале для виски.

— Сергей, — ее голос прозвучал тихо, но с такой силой, что он вздрогнул. — Хватит. Не будь сентиментален. Это неприлично.

Она приподнялась на локте, и шелковое одеяло соскользнуло с нее, обнажив высокую, упругую грудь, тонкую талию. Но в ее позе не было и намека на соблазн. Только презрение.

— Ты — прекрасный любовник. И ценный деловой партнер. Я ценю и то, и другое. Не превращай наши встречи во что-то убогое и бытовое. Это разрушает всю магию.

Она резко сбросила с себя одеяло и встала с кровати. Ее тело в полумраке, подсвеченное огнями мегаполиса, было безупречно — подтянутое, сильное, вылепленное часами в спортзале и у лучших косметологов. Она не прикрывалась. Ее нагота была таким же оружием и атрибутом власти, как и костюм от кутюр.

— Твой брак — твоя крепость, Сергей. Не сдавай ее так легко. Это делает тебя слабым. А слабых я не терплю.

Не оглядываясь, она направилась в ванную комнату. Ее походка была ровной и уверенной. Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком.

Сергей остался сидеть на помятой шелковой простыне. Его улыбка медленно сползла с лица, сменившись гримасой обиды и унижения. Он смотрел на идеальный интерьер спальни — на дорогие картины, на хромированные ручки шкафов, на город, сиявший за окном. Все здесь было безупречно, дорого и абсолютно безжизненно. Как выставочный образец.

Из-за двери послышался ровный, ничем не нарушаемый шум льющейся воды. Стеклянная крепость была неприступна не только для врагов. Она не пропускала внутрь ничего живого. Даже страсть. Особенно страсть.