Тень Ариадны

Глава 4. Дорогой мальчик на побегушках

Воздух на крыше был прохладным и разреженным, пахнущим ночным городом, дорогими духами и сладковатым дымом от сигар с соседнего столика. Над головой, в прозрачном куполе ресторана, мерцали настоящие звезды, смешиваясь с земными огнями мегаполиса, раскинувшегося внизу как ковер из самоцветов. Тихие, виртуозные пассажи фортепиано создавали интимную, почти интроспективную атмосферу.

Ариадна сидела за столиком у самого ограждения, позволяя себе наслаждаться этим чувством превосходства. Ее вечернее платье темно-изумрудного цвета, из тяжелого шелка-сатина, облегало стройную фигуру, а глубокое, но элегантное декольте подчеркивало белизну кожи. Светлые волосы, обычно собранные в тугой узел, сегодня были распущены и мягко ниспадали на плечи, отливая золотом в мягком свете лампы на столе.

Напротив нее, затаив дыхание, сидел Марк. В тридцатилетнем мужчине сейчас угадывался восторженный мальчик, получивший вожделенную игрушку. Темно-синий костюм от Brioni идеально сидел на его спортивном теле, а загар от недавней поездки на ее виллу в Дубае делал его глаза еще более голубыми. Его взгляд выражал подобострастное обожание, которое он даже не пытался скрыть.

Он поймал ее руку, лежавшую на столе, и его большой палец принялся медленно, почти гипнотически поглаживать ее запястье. Его кожа была гладкой, ухоженной, прикосновение — настойчивым, но не грубым.

— Ты сегодня особенно ослепительна, — прошептал он, наклоняясь ближе. — Буквально светишься. Я вижу, как на тебя смотрят все мужчины в зале. Их разрывает от зависти ко мне.

Ариадна позволила себе легкую, снисходительную улыбку. Она наблюдала за ним, как ценитель наблюдает за удачно приобретенной картиной. Ей нравилось, как мягкий свет ложится на его скулы, как он уверенно, почти с хищной грацией орудует ножом и вилкой, разрезая стейк из мраморной говядины вагасу. Он был частью антуража, живым и очень дорогим декором, призванным скрасить ее вечер.

— Лесть — твое второе имя, Марк, — произнесла она, томным жестом поднося к губам бокал. Вино, Château Margaux 1990 года, было густым, с ароматом черной смородины, трюфелей и кожи. Она знала, что стоимость этой бутылки превышала его месячную арендную плату за ту самую квартиру, которую она для него сняла. Этот факт доставлял ей особое, почти перверсивное удовольствие.

— Ариадна, ты же знаешь, что это правда. Ты — уникальна! — он ловко опустил взгляд на ее декольте, задержался там на секунду дольше приличного, давая понять, что оценил и платье, и то, что скрывалось под ним. Затем его голос стал тише, интимнее, в нем появилась дерзкая нотка. — Знаешь, глядя на тебя, я бы с огромным удовольствием занялся с тобой сексом прямо здесь, на этом столе, на глазах у всех этих напыщенных идиотов. Просто чтобы их всех порвало от зависти и осознания, что они никогда не смогут иметь даже тысячной доли того, что имею я.

Ариадна медленно поставила бокал. Ее лицо осталось невозмутимым, но в глубине серых глаз вспыхнула искорка холодного развлечения. Его наглость была отчасти забавна. Как трюк дрессированной обезьянки.

— Успокой свой пыл, мальчик мой, — сказала она, и в ее голосе зазвучали сладкие, ядовитые нотки. — Публичные зрелища — удел цирка. А мы с тобой не в цирке. Доедай свой десерт.

Через полчаса они шли к лифту, ведущему в пентхаусы. Двери зеркальной кабины бесшумно закрылись, отрезав их от внешнего мира. Иллюминаторы с цифрами этажей еще не загорелись.

Марк мгновенно прижал ее к прохладной стене, его тело, горячее и возбужденное, вдавилось в нее. Его губы обжигающе горячими прикосновениями скользнули по ее шее, к ключицам. Он пах дорогим вином и молодостью. Ариадна не сопротивлялась. Она запрокинула голову, подставив шею его жадным поцелуям, ее руки опустились вдоль тела.

Но ее глаза были открыты. Она смотрела не на него, а на табло над дверью. Одна за другой загорались цифры: 48, 49, 50… Ее разум, холодный и ясный, вел счет. Он считал стоимость этого вечера, стоимость его подарков, стоимость его содержания. Каждый загорающийся этаж был еще одной монетой, брошенной в бездонный колодец его алчности.

Лифт плавно остановился. Раздался тихий щелчок. Двери открылись прямо в ее прихожую.

«Пятьдесят первый, — мысленно подвела она итог. — Очень дорогой подъем».