Глубокая ночь виллы была такой же непроглядной и плотной, как и ее мысли. Сон бежал от Ариадны, как от огня. Тело помнило каждое прикосновение, каждый след его пальцев на коже, жгучую влажность его поцелуя. Она встала с кровати, дрожа от внутренней дрожи, и босиком вышла в гостиную, движимая жаждой и неспособностью оставаться наедине с собой.
И застыла в дверном проеме.
Он стоял у панорамного окна, спиной к ней, освещенный лишь призрачным светом луны. Он был без футболки. Его торс, мощный и рельефный, был испещрен бледными тенями шрамов — причудливая карта прошлого, о котором она ничего не знала. Один длинный рубец пересекал всю спину от лопатки до талии, другой, более короткий и неровный, виднелся на боку. Он дышал ровно, но в его позе чувствовалось такое же напряженное бдение, что и у нее внутри.
Услышав её шаги, он обернулся.
Они смотрели друг на друга через полкомнаты, и воздух между ними сгустился до состояния физической субстанции, густой от невысказанных слов, от ярости, от желания, которое уже нельзя было отрицать.
На этот раз инициатива исходила от него.
Он медленно, не сводя с нее глаз, повернулся. Его лицо было скрыто в тени, но она чувствовала его взгляд на своей коже, пронзающий тонкий шелк пижамы. Он сделал шаг. Затем другой. Каждый шаг был тихим и неумолимым. Она не отступила, не дрогнула. Она приняла вызов, подняв подбородок, хотя сердце колотилось где-то в горле.
Он подошел вплотную. Не говоря ни слова, его руки поднялись и впились в ткань ее сорочки. Резкий звук рвущегося шелка прозвучал как выстрел в тишине. Он не раздевал ее. Он срывал с нее одежду, как срывают обертку. Ткань соскользнула на пол. Его пальцы, грубые и требовательные, впились в ее голые плечи, прижимая к холодной, гладкой поверхности стены. Ледяной камень обжег кожу спины контрастом с жаром его тела.
Его колено раздвинуло ее ноги, его твердый, напряженный член уперся в ее лоно сквозь ткань его брюк, и она издала сдавленный стон, почувствовав всю его мощь и готовность. Его рот нашел ее грудь без прелюдий. Он не ласкал — он брал. Его губы и зубы сжали сосок с такой силой, что боль смешалась с ослепительной волной удовольствия, заставив ее выгнуться и вцепиться пальцами в его волосы. Он перешел к другой груди, его ладонь сжимала первую, пальцы впивались в нежную плоть, оставляя следы.
Он спустил с нее шелковые шорты одним резким движением. Его рука скользнула между ее ног, и он обнаружил там уже готовую, горячую влажность. Он издал низкий, одобрительный звук, почти рычание. Его пальцы вошли в нее не лаская, а проверяя, исследуя с пристрастием десантника, изучающего вражескую территорию. Он нашел чувствительную точку внутри, о которой она и не подозревала, и надавил, вызвав у нее судорожный вздох и непроизвольный толчок бедер.
— Алексей... — успела выдохнуть она, но это было не остановкой, а мольбой.
Он не заставил себя ждать. Раздвинув ее ноги шире, он вошел в нее одним мощным, разрывающим толчком. Она вскрикнула от внезапности и заполненности. Он был огромен, и он не дал ей времени привыкнуть. Его ритм был неистовым, яростным, как атака. Он вгонял себя в ее тесную, обжигающе влажную плоть с силой, которая отбирала дыхание. Она была прижата к стене, и каждый его толчок отзывался эхом во всем ее теле. Она не руководила, не контролировала. Она могла только принимать, цепляясь за его мощные плечи, чувствуя, как под ладонями играет каждый мускул его спины.
Волны нарастающего удовольствия смывали все — страх, гордость, расчет. Она кусала его за плечо, чтобы не закричать, впиваясь зубами в соленую кожу, чувствуя вкус его пота. Боль от ее укуса, казалось, лишь подстегнула его. Он заглушено, срывающимся от натуги голосом прохрипел прямо в ее ухо:
— Ари...
Не «Ариадна Викторовна». Просто «Ари». Коротко, грубо, по-хозяйски. И это прозвучало как окончательное падение всех ее защит, как признание и приговор одновременно.
Его финальный толчок был таким же мощным, как взрыв, который едва не убил их. Он извергся в нее с глубоким, животным стоном, и ее собственное тело ответило долгой, судорожной волной оргазма, которая вычерпала из нее все силы, все мысли.
Они рухнули на пол, на мягкий ковер, среди обрывков ее шелковой сорочки. Дышали тяжело, в такт, их тела были мокрыми и липкими. Молчание. Ариадна лежала на спине, глядя в темноту потолка, чувствуя, как бешено бьется ее сердце — не от страха, а от чистой, животной физиологии. Она была разбита. Сломлена. Он ее взломал, как взламывают самый защищенный сейф, грубой силой и знанием уязвимых мест. И ей, ее измученной гордыне и истосковавшемуся телу, это безумно понравилось.