Утро ворвалось в виллу безжалостно-ярким светом, выхватывая из полумрака стерильный блеск современной кухни. Воздух пахло свежемолотым кофе — горьким и бодрящим. Запах, который обычно возвращал Ариадне чувство контроля, сегодня казался ей вызовом.
Она вошла в кухню, чувствуя себя голой и уязвимой даже под плотным шелковым халатом, туго перетянутым поясом. Ее «костюм» — доспехи из отутюженной шерсти и строгого кроя — остался в спальне. В голове проносились обрывки вчерашней ночи: треск рвущегося шелка, жар его кожи, боль от его пальцев на ее бедрах, дикий взгляд в его глазах и хриплый шепот «Ари…». Она сглотнула, пытаясь прогнать навязчивые образы.
Алексей стоял у кофемашины, уже полностью одетый в свою униформу — черные тактические брюки и футболку. Он стоял к ней спиной, поза — собранная и отстраненная. Казалось, ночь не оставила на нем ни морщинки, ни тени. Он развернулся, и его лицо было привычной каменной маской — непроницаемой, профессиональной.
Он не сказал ни слова. Просто подошел к столу и поставил перед ней чашку с черным, дымящимся кофе. Без сахара. Именно так она пила. Он запомнил. Этот простой, деловой жест пронзил ее острее, чем любая ласка.
Она молча села напротив. Звук поставленной на гранитную столешницу фарфоровой чашки показался ей оглушительно громким. Они избегали смотреть друг на друга. Тишина висела между ними тяжелым, невыносимым покрывалом. Ариадна чувствовала, как под халатом на ее плече пульсирует синеватый след от его зубов — немой свидетель ее потери контроля.
Нужно было что-то сказать. Вернуть все в рамки. Вернуть себе почву под ногами.
—Иван прислал обновленные данные по подозреваемым, — ее голос прозвучал чуть хрипло. Она сделала глоток кофе, но обжигающая жидкость не согрела внутренний холод. — Нужно проанализировать. Сегодня же.
Алексей, стоя у стойки со своей чашкой, коротко кивнул, его взгляд скользнул по ее лицу и на долю секунды задержался на глубоком вырезе халата на груди. Во взгляде не было ни сожаления, ни удовлетворения — лишь быстрая, клиническая оценка.
—Хорошо.
Одно слово. И снова тишина. Давящая, полная невысказанного. Она не выдержала. Ей нужно было назвать это. Обозначить, чтобы лишить силы.
—Алексей… — она начала, и имя на ее языке звучало странно после вчерашнего «Ари». — То, что случилось прошлой ночью…
Он перебил ее. Резко, без церемоний. Его голос был стальным, без единой нотки тех эмоций, что кипели в нем несколько часов назад.
—…не должно повториться. — Он отставил свою недопитую чашку. Звук был финальным, как удар молотка судьи. — Это была ошибка. Следствие стресса и адреналина. Ничего более.
Его слова упали на нее, как ведро ледяной воды. Они ранили ее гораздо сильнее, чем если бы он потребовал продолжения, попытался прикоснуться к ней снова. Он отнял у ночи всякий смысл, свел ее к физиологической реакции, к сбою в программе. Ошибка. Как просчет в отчете. Как неудачная инвестиция.
Ариадна кивнула, делая еще один глоток обжигающего кофе. Она чувствовала, как внутри все сжимается в тугой, болезненный комок. Почему ее это так задело? Почему это слово — «ошибка» — жгло сильнее, чем его пальцы на ее коже? Она, королева отстраненности, вдруг отчаянно хотела доказать, крикнуть ему, что это было не так. Что там, в этой ярости и боли, было что-то настоящее. Что-то, что не вписывалось ни в один из ее прагматичных сценариев.
Но она ничего не сказала. Она просто сидела, пряча дрожь в пальцах в складках халата, и понимала, что ничего уже не будет прежним. И самый страшный враг был теперь не снаружи, а здесь, в этой комнате. И он смотрел на нее абсолютно чужими глазами.